В полдень, остановившись у реки, они ели печеный сладкий картофель, крупный, как футбольные мячи, и пили прозрачную воду, звеневшую и булькавшую во рту. Они перебрасывались шутками о надсмотрщике, которого во время налета привязали к воротам и на глазах у которого сделали то, что надо, с хозяином, чтобы надсмотрщик знал, что его ждет. Их вождь Коко, называвший себя генералом Коко, сказал, что надсмотрщик выглядел совсем красиво, когда они, покидая ферму, задержались у ворот.

И снова они проносились, как темно-синие призраки, сквозь хитросплетения лиан, обвивших потертыми галунами могучие стволы кедров и стройные пальмы. Они обогнули подножие величественного бронзоватого валуна и помчались по каменистому склону. И там, где камни переходили в леса, в размоине, наполненной землей, Небу увидел след.

Это был след ботинка с подковами — такие ботинки носят белые поселенцы. Небу, бежавший последним, опустился на корточки. Отряд продолжал свой путь.

Особенно четко отпечатался каблук. Он вошел в землю на целую четверть дюйма. Небу опустил палец к земле, но до следа не дотронулся. Палец повторил его очертания в воздухе. И как ни странно, Небу запел, хотя ни звука не сорвалось с его губ. Он резко поднял глаза и увидел твердое место, на которое белый ступил, совершив единственную ошибку. Он увидел неестественно согнутую ветку там, где белый входил в заросли, он увидел влажную изнанку перевернутого камешка и комочек земли, упавший с ботинка у наглухо слившихся с почвой корней шелковичного дуба.

Может быть, это белый охотник или заблудившийся поселенец. Он несет большую тяжесть — каблук его глубоко вошел в землю; его ноша содержит много ценного. Но благороднейшая из ценностей — винтовка.

Все это совершилось по воле Великого, который внял мольбам Небу.

Он встал и осмотрелся; в небе кружились стервятники, бурый орел пролетел над краем леса. Солнечный свет копьями вспахивал землю и гнал к ноздрям горьковатый и чистый запах чрева, в котором уголь становится алмазом. Небу затянул ремешок у пояса, на котором висел панга. Большой лук надежно и удобно располагался за спиной. Семифутовое копье прижималось к нему, как верная жена в прохладную ночь. Он застегнул свою старую матросскую куртку. След белого человека манил за собой. Кикуйю начал преследование.

От горы по имени Кения (давшей название всей стране) до горы по имени Нгонг и дальше расположена земля кикуйю. Это край высоких гор и саванн, край воды, леса и диких птиц, край непроходимых чащоб и речных долин, столь широких, что в них могли бы затеряться все несчастья и пороки мира.

Врываясь на континент у Момбасы, ветер горяч и сух; он становится прохладнее на нагорьях, где, по мнению некоторых, погода как летом в графстве Кент.

В джунглях — буйволы, львы, носороги и леопарды, в саваннах — большие стада антилоп, зебр и жирафов.

В марте, а порою в апреле приходит время дождей, наполняющих почву устрашающим плодородием, разверзаются древние раны, и новые побеги выходят из них.

Это богатая страна, богатая плодородием земли и не менее богатая ненавистью, ибо все ее обитатели живут ею. Знайте, что это страна вражды, ибо белый пришелец хочет покорить ее, а черный кикуйю — удержать за собой.

Но никто из белых не понимает эту страну и не может с ней совладать. Этим не может похвалиться и огромное большинство черных. То же можно сказать и про благородных львов, носорогов и буйволов. Только леопард понял ее, и он избегает сильного и нападает на раненого и ослабшего.

~~~

След был двух- трехдневной давности, и Небу знал, что может идти по нему быстро и ничего не опасаясь. Но скорость должна быть также соразмерна с силами, ибо, когда придет время преследования по пятам, он должен будет каждую минуту ожидать решительной схватки с жертвой. Все это было четко написано в его голове, это был закон.

Часов через шесть в лесу начнет смеркаться, и след утеряется. Поэтому он должен быстро бежать эти шесть часов, ночью хорошенько выспаться, надежно устроившись в развилине дерева, а завтра снова бежать весь день. Послезавтра настанет время осторожного преследования. Он знал это так же точно, как мы знаем время отхода поезда, поглядев расписание.

Очень скоро он понял, что преследуемый не охотник, ибо он не только оставлял следы подошв, но и спотыкался. Джунгли — не место для спотыкающегося белого. Он даже прошел прямо через поляну, которую, очевидно, часто посещала львица с тремя львятами. Едва ставший на ноги младенец и то узнал бы такое место по запаху и обошел бы его стороной. Быть может, это был поселенец. Но эти гуляют по улицам Найроби, а если уж спотыкаются в зарослях, то делают это по ночам вместе с прекрасными и удобно бесплодными женщинами-масаи. Небу хорошо знал фермеров, владельцев кофейных плантаций. Однажды он был слугою в одном из каменных домов на склоне горы Кения, там, где его отцы когда-то пасли скот.

Небу спешил, колчан колотил по бедру, а глаза беспощадно выискивали каждый отпечаток подошвы, каждый след, оставленный кожаными штанами на коре дерева. Он вспоминал.

Когда оспа жестоко расправилась с его племенем, он ушел из джунглей, мускулистый темнокожий юноша семнадцати лет. Он выбрался на шоссе и сразу угодил в грузовик Малвени, белого надсмотрщика на ферме бваны Гибсона; Малвени искал рабочие руки — пять шиллингов награды за каждого работника.

— Ищи молодых, этих мы вышколим без труда, — говорил Гибсон. — Из взрослых кикуйю ничего путного не получается. Заработав на выпивку, они тут же бросают все. А знаешь ты, как они ненавидят нас? Кое-кто из стариков с удовольствием перерезал бы нам глотки. Ты знаешь, что эти черномазые называют нас захватчиками?

Захватчиками! Бвана Гибсон задохнулся от ярости, вспомнив боль, пот и голод, судорогой сводившие внутренности, когда запаздывали дожди или когда ночи были так холодны, что кофейные бобы погибали. Он вспомнил сон, снившийся из ночи в ночь: будто он женщина, а банк в Найроби — мужчина и будто бы этот банк, от которого он так зависит, хочет изнасиловать его.

Небу рыл канавы для ирригации и ходил за плугом до тех пор, пока бвана Гибсон не съездил на родину и не привез себе жену. Непутевая холостяцкая жизнь кончилась. И рослого Небу забрали с поля и перевели в дом драить полы и двигать мебель. Женщина уверенно сидела в седле, ее походка была величественной. Она была очень молодой женщиной, вдвое моложе бваны.

Оторвавшись от прошлого, африканец вслушивался в то, что рассказывало ему настоящее. Сердце-вождь в груди работало четко и размеренно. Дыханье было спокойно, как свободный от работы день. Он не замечал, голоден он или нет.

Путь круто шел в гору, и вдоль него теперь поднимались высокие можжевельники и эвкалипты, властители вершин. Волокнистые грибы замелькали в редеющем подлеске. Горный олень промчался так быстро, что стрелять в него было бы бесполезно. Небу мечтал об автоматической винтовке. Он надеялся, что белый снабдил ее оптическим прицелом. Негры называли автоматические винтовки женщинами, потому что они говорят быстро и зло, как женщины кикуйю. Небу вспомнил белого полисмена в тюрьме Киамбу, который, развлекаясь, оскоплял пойманных кикуйю. Одной прекрасной ночью Коко пошел на Киамбу и, захватив этого белого прямо в постели, доставил его на территорию Вакамба женщинам, чьи мужья были оскоплены. Женщины искусно сохраняли полисмену жизнь в течение недели, но это стало плохо отражаться на охоте. Все животные разбежались с тех мест, откуда могли быть слышны крики полисмена.

~~~

Почерневшие камни у подножия пальм говорили о том, что розовощекий провел здесь ночь у костра. Глаза Небу побежали дальше и снова обнаружили след. Белый дурак шел медленно, как будто у него была в запасе целая неделя, чтобы перевалить через гору. Женщина с ребенком шла бы быстрее. Напевая с закрытым ртом, Небу продолжал бег, думая, что лучше бы у винтовки ремень был матерчатый, а не кожаный, который растирает плечо при больших переходах. Так говорил Коко, у которого было две винтовки. Коко сказал, что ему, как вождю, нужны две.