Ченнинг усмехнулся.

— Он — не ваш телохранитель.

— Смит! Черт возьми! Мне нужно выпить!

— Вы завтра уезжаете, Виндичи. Не хотите же вы сидеть с больной головой во время старта гипер-драйва?

— К черту г.д.! И к черту мою голову завтра! Сейчас меня заботит только мой желудок! — в его голосе зазвучали подхалимские нотки. — Будь другом, раздобудь нам бутылочку.

Веснушчатое лицо Смита сморщилось и расплылось в улыбке.

— Ладно, папаша, это твое дело. Ты под моей опекой, пока не отчалишь, и поддерживать тебя в хорошем настроении входит в мои должностные обязанности. Крепись, я скоро.

Смит нырнул в дверь, и Виндичи с удовлетворением заметил, что она осталась незапертой. Он покачал головой. Почему эта мысль пришла ему в голову? Он же не под арестом. Виндичи пересек комнату, остановился перед зеркалом и принялся внимательно себя рассматривать.

Чуть ниже шести футов, немного исхудавший — это всегда случается после пребывания в усыпляющем растворе, — черные волосы с проблесками седины на висках, глаза цвета красного дерева, прямой нос, твердый подбородок.

На человеке в зеркале был дорогой серый пиджак и голубая рубашка.

Он протер глаза. На мгновение отражение превратилось в светловолосого мужчину с зелеными глазами, полными губами и смуглой кожей.

Он сжал стакан между большим и указательным пальцами. Стекло хрустнуло. Осколки упали в вазу.

Он улыбнулся своему отражению.

Дверь позади него открылась, и вошел Смит с бутылкой, на одну пятую наполненной земным бурбоном, и двумя стаканами.

— Хорошо, что принес еще один стакан. Я только что разбил свой.

— Правда? Где он.

— В вазе. Уронил его.

— Я уберу осколки. Это, — нахмурился Смит, — также входит в мои должностные обязанности.

Виндичи машинально улыбнулся и налил в оба стакана. Свой он осушил залпом и вновь наполнил.

Смит выбросил осколки в мусоропровод.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

Виндичи добавил льда и отхлебнул.

— Теперь — хорошо.

Смит вымыл руки и опустился в кресло.

— Черт! Я порезался!

Виндичи хмыкнул.

— Кровь!

Он вздохнул и продолжил:

— ...Самая красивая вещь во Вселенной спрятана в самом темном тайнике, а как восхитительно играет, когда выходит на свет божий.

Смит торопливо завязал порез платком.

— Да. Конечно.

— Более того, — продолжал Виндичи. — Ты получил все инструкции?

— Да, я ведь там жил когда-то.

— Хм. Ну…

— Да. Я там жил, ведь так? Или то был капитан Рамсэй? Конечно, охранник Тернера. Он был офицером.

— Правильно, но это было давно. Я был ребенком.

Виндичи еще раз отхлебнул из стакана.

— И я собираюсь кого-то убить. Я не узнаю, кого именно, пока не прибуду туда. Но я хотел убить... кого-то... тогда… — Он посмотрел на Смита. — Ты знаешь, почему я туда направляюсь?

— Нет. Я просто мусорщик.

Он провел рукой перед глазами.

— Это не правда, — сказал он. — Я вижу кентавра… Сверху до пояса ты человек, а ниже напичкан механизмами…

Смит нервно рассмеялся.

— Моя девушка дома удивилась бы, услышав это, не говори ей. Но серьезно, зачем ты едешь?

Виндичи покачал головой.

— Орлы над Нюренбергом.

— Что?

— Звездолеты... боевые корабли... слетаются к миру Тернера.

Смит пожал плечами.

— Что нам за дело до того, что они займут свой пост? Вообще-то, это неплохая идея.

Виндичи покачал головой.

— Они там не затем, чтобы занять пост.

Смит опрокинул стакан.

— О, сколько раз мы разбивали мир Тернера! — пробормотал он. — По меньшей мере трижды за последние шестьдесят лет. Неужели они никогда не сдадутся?

Смешок Виндичи заставил его проверить, не проглотил ли он кубик льда.

— Зачем им сдаваться? Федералы никогда не санкционируют полное разрушение мира Тернера. Это может привести к тому, что слишком многие нейтралы перестанут быть нейтралами. Они просто вырывают ему клыки каждые лет двадцать. Но в один прекрасный день, — улыбнулся Виндичи, — дантисты подоспеют слишком поздно.

— Какова твоя роль во всем этом? Ты тернерианин, сражался с Федерацией…

— Я дантист, — прорычал Виндичи, — и я ненавижу этот мир! Размещать более двух звездолетов на расстоянии менее пяти световых лет друг от друга является нарушением Федерального Кодекса. Каждый мир может иметь максимально два звездолета.

— А мир Тернера — ни одного. Статья девятая последних военных соглашений,— подсказал Смит, — но они могут размещать два.

— А прибыло уже четыре, — продолжил Виндичи. — Шесть будут означать тревогу первого класса. Статком говорит, что их будет по меньшей мере семь.

Смит осушил стакан.

Шесть звездолетов могут разрушить шесть миров или захватить их. Самое малое шесть миров…

— Откуда? — спросил он.

— «Пегас» с Опиукуса… «Стилет» с Брана… «Стэндбэк» с Денеба... и «Минотавр».

— А еще на подходе могут быть «Граф Спее» и «Кракен».

Виндичи кивнул.

— Так полагает Статком.

— Может ли простое убийство остановить их?

— Статком полагает, что да... но убийство никогда не бывает простым. Возможно, мне придется убить все Верховное командование, кем бы они ни были.

Смит моргнул.

— Ты сможешь это сделать?

Виндичи расхохотался.

— Этот мир убил меня однажды, что было большой ошибкой. Им следовало оставить меня в живых.

Они прикончили бутылку, и Смит раздобыл еще одну. Когда им показалось, что они превратились в ось галактики, которая неравномерно вращалась вокруг них, Смит спросил: «Но почему, Виндичи? Почему ты стал оружием, которое ходит, словно человек?»

На следующее утро он не смог припомнить ответ, за исключением той его части, которая состояла из елизаветинского монолога, обращенного к пустой бутылке и начинающегося словами: «Лабиринт моих познаний, ты — раковина смерти…» Высокопарные слова перемежались многочисленными чертыханиями. В конце концов, оратор рухнул, рыдая, на кушетку и затих. Смит даже не успел с ним попрощаться, поскольку Виндичи к тому времени находился на расстоянии 500 световых лет, приближаясь к миру Тернера. Но для Смита все это уже не имело значения.

— Это ты?

— Да.

— Назови место.

— Стат.

— Назови время.

— Любое.

— Входи.

Виндичи быстро вошел и оглядел комнату. Обстановка обычной провинциальной гостиницы, почти нетронутая, за исключением переполненной пепельницы.

Виндичи проверил стенной шкаф и маленькую ванную.

— Под кроватью тоже никого нет.

Виндичи все-таки наклонился.

— Ты прав.

Он рассматривал долговязого человека с нервным тиком и волосами, слишком черными для столь редкой шевелюры.

— Ты Гаррисон.

Тот кивнул.

— Ты Виндичи.

Он улыбнулся.

— Я пришел, чтобы вышибить те четыре звездочки с небес, прежде чем у них появятся щенки. Что скажешь?

— Сядь.

— Я могу слушать стоя.

Гаррисон пожал плечами. Сел сам.

— Мир Тернера всегда был катализатором. Опикуанцы и денебианцы готовы. Восьмой Рейх к вечеру пришлет сюда два звездолета. Они не доверяют друг другу, но согласились на командующего в лице герцога Ричарда…

— Ричард! — Виндичи шагнул вперед, подняв руки.

Гаррисон смотрел ему в глаза, не двигаясь, только левый уголок рта подрагивал, словно крылышко мотылька.

Наконец, он кивнул.

— Ричард де Турн. Он стар, но по-прежнему зол и коварен.

Виндичи сплюнул на ковер и наступил на плевок. Медленная метаморфоза начала охватывать мрачные черты.

Скулы опустились, а губы начали пухнуть, проблески седины на висках пожелтели.

— Твои глаза! — воскликнул Гаррисон. — Они меняются, Виндичи!

Человек сбросил пиджак, который стал слишком узок в плечах. Отбросил его через всю комнату.

— Кто такой Виндичи? — спросил он.