— Господин, — позвал его голос сзади, от дороги. — Я кое-что нашел здесь. — Это был Мигель, надежный парень, вернувшийся после бесплодного преследования Хайме, грума. Он протянул руку.

— Деревянная лошадка? — приглядевшись, спросил дон Эмерик.

— Я сам вырезал ее в воскресенье, — сказал тот. — И дал инфанту Йохану.

Кастелян повернулся к своему охотнику.

— И что, каждый знает, кто этот ребенок? — бесцветным голосом спросил он.

— Боюсь, что да, сеньор, — сказал охотник. — Мария пыталась было запутать, но она слишком привыкла звать его Йоханом. И мы вскоре поняли, кто это.

Кастелян отвернулся от конюшего.

— Он любит лошадей, — сказал парень. — Я брал его покататься на сером пони, и вырезал ему это, когда он был болен. Наверно, это был пони.

— Спасибо, Мигель. У вас острый глаз и доброе сердце, — в отчаянии произнес кастелян. — Теперь мне необходимо ехать в Барселону и все рассказать его величеству.

— Один из нас поедет с вами, сеньор, — сказал охотник.

— Нет, — ответил кастелян. Он тряхнул головой. — Он доверил мне безопасность принца.

Педро, король Арагонский, граф Барселонский, сидел в личных покоях своего дворца в этом приморском городе и беседовал с одним из своих министров. Льстецы любили упоминать его скульптурно высеченный, высокородный нос — нос Карла Великого. Он с презрением глядел на взволнованного человека, неловко взгромоздившегося на стул около дальнего горца стола.

— Он уже во дворце, сир. Его свита из двенадцати человек расположилась во внутреннем дворе, и еще по крайней мере пятьдесят конных и пеших остались на окраине города.

— Вы слишком волнуетесь, Арно. Почему бы нашему брату не посетить Барселону, чтобы выразить свои соболезнования? — спросил дон Педро, сардонически поднимая одну бровь.

Его министр внутренне застонал, но продолжил.

— Дон Фернандо не всегда был другом вашему величеству, — подчеркнул он очевидное. — В этом посещении может наличествовать какая-то опасность для вас.

— Мой дорогой Арно, или вы принимаете меня за дурака… — Он позволил голосу угаснуть.

— Сир, я знаю, что вы не дурак, — торопливо произнес Арно, однако слишком хорошо зная, что сейчас это именно так. Он начинал потеть, несмотря на вечерний бриз, охладивший комнату.

Он тихо и пылко помолился о чудесном возвращении из-за моря дона Берната де Кабреры. По крайней мере, дона Берната его упрямое величество послушал бы.

— Мы достаточно давно знакомы с настроениями дона Фернандо, Арно. Королевство не разрушится из-за встречи двух братьев. Мы примем дона Фернандо, расспросим его о здоровье его матери и пожелаем ему доброго пути назад, к черту, или туда, куда ему заблагорассудится отправиться. Будь спокоен, мой дорогой Арно. Ты не будешь сослан в свои дальние владения за то, что не сумел защитить нас. Видишь, я знаю о твоих опасениях, — на его губах замерцала улыбка.

Когда брат короля вошел во внутренний, или личный, зал, в котором дон Педро принимал стратегически важных посетителей, король удобно сидел на тяжелом резном кресле, которое неприятно напоминало ему трон. В комнате также стояла скамеечка для ног, резной аналой с подушкой для королевских коленей и тяжелый стол. Других сидений не было.

Дон Фернандо огляделся и заметил, что ему предложили выбор: встать на колени, сесть в ногах у брата или стоять. Он сжал челюсти и поклонился.

— Как дела у вашего величества? — спросил он.

— Превосходно, я здоров духом и телом, хвала Господу, — ответил он. — А как ваши дела, брат наш Фернандо?

— У меня всё хорошо, сир.

— Прекрасно. А донья Леонора, наша уважаемая мачеха?

— Ее здоровье в полном порядке.

— Превосходно, — сказал дон Педро. — Я молюсь за нее и прошу передать ей наши пожелания спокойной и счастливой старости.

Фернандо вздрогнул. Его мать, донья Леонора Кастильская, была отнюдь не старой женщиной, но амбиции и жестокость делали ее самой неспокойной женщиной в королевстве. Она не поблагодарила бы посыльного, принесшего ей такие пожелания от пасынка, которого она ненавидела.

— Обязательно, сир, — сказал он. — Позволено ли мне будет спросить о здоровье инфанта Йохана, моего юного племянника? Моих ушей достигли весьма тревожные новости о болезни, перенесенной герцогом Жироны.

— Болтовня, мой дорогой брат, всего лишь болтовня. Пустяковое детское недомогание, которое было быстро вылечено на свежем воздухе.

— Я рад. Надеюсь, его хорошо охраняют, сир. А как моя дорогая сестра, наша королева? Как ее дела? Я надеялся выразить ей свое почтение.

— Она просит извинить ее, но приготовления к ее переезду в Риполь занимают все ее время. В ее нынешнем положении ей советуют путешествовать не торопясь. Если она задержится с отъездом, даже по такой приятной причине, она не сможет прибыть на место до наступления самой жестокой летней жары.

Дону Фернандо потребовалось несколько мгновений, чтобы понять смысл слов дона Педро. С обеих сторон от переносицы появились белые пятна ярости. Они были столь же ощутимым доказательством того, что удар достиг цели, как пятно крови, расползающееся на льняной рубашке. Дон Педро улыбнулся.

— Я буду молиться за мою сестру и надеюсь на то, что ее путешествие окажется для нее безопасным, — сказал дон Фернандо напряженным тоном. — Я надеюсь, что она не найдет поездку слишком обременительной. Или опасной.

— Мы благодарны вам за ваши молитвы, — сказал дон Педро. — Но королева находится в прекрасном здравии, духом и телом.

— Я желаю вам обоим всего наилучшего, — дон Фернандо посмотрел на потолок и улыбнулся. — Насколько я знаю, донья Исабель д'Импури должна выйти замуж, — сказал он.

— Женская сплетня, — сказал дон Педро с нарастающим беспокойством.

— А разве ее не обещали выдать замуж? Ходит множество слухов.

Дон Педро заколебался.

— Мы не спешим избавиться от нее посредством брака.

— В этом, как во всем остальном, ваше величество действует очень мудро, — сказал дон Фернандо и улыбнулся. Его тонкогубая, самодовольная улыбка всегда приводила его брата в сильнейшее раздражение.

После того как дон Фернандо распрощался, дон Педро остался сидеть на месте. Он обдумывал скрытую угрозу своему наследнику и задавался вопросом, каким может быть интерес его брата в браке Исабель. Возможно, или даже вполне вероятно, Фернандо надеялся, что тревога вынудит брата совершить какое-то неблагоразумное и поспешное действие. Но почему? Раздавшийся звук нарушил течение его мыслей; он поднял голову и сказал.

— Вылезайте оттуда.

Гобелен на стене позади него сдвинулся, и из широкой ниши вышел дон Арно в сопровождении двух вооруженных охранников.

— Необходимо отправить два срочных сообщения, — сказал король. — И лучше вам отправиться самому, Арно. На рассвете вы поедете на север и передадите наши приветствия и письмо епископу Жироны.

Фернандо вышел из дворца, вскочил на коня и на бешеной скорости поскакал в предместье Барселоны, где он спешился около входа в большой дом и ворвался внутрь, сопровождаемый задыхающейся свитой. Дон Перико де Монтбуй и розовощекая молодая женщина сидели, уютно устроившись, в главной комнате за кувшином вина. Они вскочили на ноги. Молодая женщина бросила взгляд на лицо Фернандо, все еще белое от гнева, поклонилась и торопливо покинула комнату. Дон Фернандо повернулся к Монтбую.

— Почему вы не сказали мне, что эта сука снова беременна?

— Я не знал, ваша светлость.

— Вы не знали! Это знает каждая служанка и распутная девка во дворце, а вы не смогли узнать.

— Это так важно? — неосторожно спросил дон Перико.

— Это ключевой момент, идиот. Мы должны сделать так, чтобы мой брат остался без охраны, и немедленно начать действовать. Его надо прикончить до того, как он успеет завести еще одного сына.

Дон Томас де Бельмонте наконец добрался до дворца в Барселоне, измученный жарой, утомленный и в крайнем раздражении. Пять или даже больше часов дороги из Жироны, и уставший, взмыленный, еле дышащий Арконт споткнулся и захромал. Так они и закончили путешествие — еще пять или шесть часов, — двигаясь бок о бок медленным шагом, как старые друзья, которыми они и были. После длинного и сложного обсуждения превосходства одной припарки над другой и важности в этом случае особого питания он передал седло и заботу о коне своему конюшему и вошел внутрь дома, чтобы вымыться и переодеться для визита к королеве.