— Да, госпожа, — пробормотала сестра Бенвенгуда.
— Принесите лампы и все, что им может понадобиться.
— Лампы? Но ведь он слепой…
— Совершенно верно, сестра. Но она-то зрячая. — В коридоре зазвучали удаляющиеся шаги. — Как тебя зовут, дочь моя?
— Ракель, госпожа. — Исаак услышал, как ее легкое бумазейное платье прошуршало по полу, когда она присела в поклоне.
— Мы будем благодарны вам и будем молиться за успех, независимо от результата усилий, ваших и вашего отца. Если это может помочь, знайте, что донье Исабель семнадцать лет, пять из которых она провела в нашем монастыре. Все это время она отличалась превосходным здоровьем. Если вам что-то понадобится, пошлите за мной. Сестра Агнета останется здесь, чтобы незамедлительно передать мне ваше сообщение.
Ракель вошла в лечебницу и подвела отца к узкой постели, стоявшей посередине комнаты, где лежала больная. С правой стороны комнаты, в стене, находился большой камин со свисающим крюком для чайника. Несмотря на то что ночь была жаркой, в очаге горел огонь, а неподалеку от него пылала жаровня с древесным углем. Древняя монахиня сидела на табурете между очагом и жаровней, размешивая в медной кастрюле нечто похожее на овсянку. Время от времени она протягивала руку к стоявшей около нее на полу корзине, брала из нее немного трав и бросала на жаровню. Ее сладкий аромат, плывущий по комнате, слегка скрывал запах заражения. В простенке между двумя узкими окнами стояла послушница с сильными руками, осматриваясь с таким сварливым выражением лица, будто за нею послали, чтобы обмыть тело, а она пришла и увидела, что еще слишком рано. Просторная комната тускло освещалась светом одной свечи и мерцанием огня в камине. Две молоденькие монахини, вспотевшие и бледные от усталости, стояли около камина рядом с лазаретной сестрой, а сестра Агнета свирепо смотрела на происходящее, не отходя от двери.
— Вот кровать, отец, — сказала Ракель, — стол слева от тебя. В ногах кровати есть еще один стол, достаточно большой для корзины. Я поставлю ее туда? — Не дожидаясь ответа, она поставила принесенную корзину в ногах кровати.
— Расскажи мне что-нибудь о пациентке, дитя мое. — Исаак обратился к ней настолько тихо, что ожидающие монахини едва поняли, что он сказал.
Ракель взяла свечу и поднесла ее поближе к девушке. Когда свет упал на тонкие нежные черты ее лица, она с удивлением втянула в себя воздух.
— Она выглядит… — тачала Ракель, заметила, что монахини наблюдают за ней, и повторила: — Она выглядит больной, отец. Глаза запали, губы сухие и потрескавшиеся, у нее бледная кожа и… — Дверь отворилась, впустив немного прохладного воздуха и двух монахинь с большим количеством свечей. Они установили их на столах около кровати и зажгли. — Они принесли больше свечей. Теперь я могу видеть, что кожа у нее серая, но без желтизны. На щеках лихорадочные пятна. Она мотает головой из стороны в сторону, как будто страдает от сильной боли, но лежит на спине, и спина твердая и прямая.
— Спроси ее, мягко и осторожно, где она чувствует боль.
Ракель встала на колени около кровати, приблизив лицо к больной.
— Госпожа, — прошептала она, — вы слышите меня? — Голова, больше похожая на череп, слегка шевельнулась. — Скажите мне, где болит?
— Попроси ее, чтобы она указала, если сможет, место, где чувствует боль. И встань между нею и этими надоедливыми монахинями.
Донья Исабель услышала и протянула руку. Она притянула Ракель поближе к себе и хрипло зашептала ей на ухо.
Ракель встала на цыпочки и зашептала отцу на ухо:
— Она говорит, что опухоль находится на бедре, отец.
Исаак повернулся, двигая головой взад-вперед, чтобы определить, где находится больничная сестра.
— В этой комнате слишком много народа, сестра, — властно сказал он. — Они загрязняют воздух и нарушают покой больной. Отошлите их.
Сестра Бенвенгуда посмотрела на сестру Агнету; та мрачно кивнула.
— Как скажете, мастер, — сказала больничная сестра. — Но, конечно, это не касается сестры Теклы? Она была нашей опытной и уважаемой больничной сестрой и может оказать вам огромную помощь. — Ее голос упал до шепота. — Она работала здесь одна после того, как все ее помощники были унесены смертью. Она будет очень огорчена, если ее отошлют прочь. — Она снова возвысила голос. — Сестра Текла готовит припарку из отрубей и овса, возможно, это будет необходимо.
— Я тоже потерял ценного помощника во время чумы, — сказал Исаак. — Но Господь в Его мудрости дал мне умную дочь с ловкими пальцами, которая заняла его место. Конечно, сестра Текла может остаться. Она не помешает.
— Я тоже останусь, — сказала сестра Агнета. — Больше никто не нужен. Я останусь здесь, возле двери, и буду сообщать все, что надо будет передать. Сестра, вы можете подождать снаружи, пока вы не понадобитесь.
Сестра Бенвенгуда бросила на нее злобный взгляд и направилась к двери.
— Спасибо, сестра, — сказал Исаак. Он подождал, когда шаги стихнут и дверь закроется, после чего снова повернулся к больной.
Весьма учтиво Ракель развернула покрывающую тело ткань, а затем приподняла тонкую льняную рубашку, открывая огромную, блестящую, красную опухоль, расположенную высоко на бедре доньи Исабель, довольно близко к паху. И при этом Ракель спокойным, уравновешенным голосом продолжила описание того, что она видела и делала.
Исаак остановился, чтобы обдумать сказанное.
— Что за опухоль?
— Это гнойник, я уверена, а не чумная опухоль, — сказала Ракель. Она наклонилась. — Как давно это появилось здесь? — спросила она.
Донья Исабель замигала, с трудом пытаясь сосредоточиться.
— В пятницу, — прошептала она. Ее глаза снова закрылись; она откинула голову и невнятно забормотала.
— Опухоль распространяется? — спросил Исаак.
— Нет еще, отец. По крайней мере, я так не думаю.
— Я должен коснуться этого, моя храбрая донья Исабель, чтобы знать, что делать. Но я слеп и не могу видеть вас. Мои пальцы видят вместо меня.
Молодая женщина застонала, широко открыла глаза и потянулась, чтобы поймать руку Ракель. Она попробовала притянуть ее к своему лицу.
— Мама, — прошептала она.
— Постарайтесь не кричать, — сказал Исаак, — или добрые сестры решат, что я вас тут убиваю.
— Она больше не понимает тебя, отец, — сказала Ракель.
— Возможно. А может быть, и нет. Но сначала мы уменьшим боль.
Ракель взяла флягу с вином из корзины, налила половину чашки, а затем добавила туда воды и темной жидкости из пузырька. Она поддержала голову доньи Исабель и поднесла чашку к ее губам.
— Вы должны выпить это, донья Исабель, — твердо сказал Исаак.
Она услышала его из глубины своего бреда и проглотила половину смеси. Исаак подождал, считая секунды и наклонившись к кровати, а затем Ракель направила его пальцы к краю опухоли. Он нащупал ее и кивнул.
Уверенные руки Ракель вскрыли нарыв и очистили пораженный участок. Она промыла рану вином, добавила кое-какие листья и высушенные травы в припарку старой монахини и приложила ее к ране.
— Как вы себя чувствуете теперь, госпожа? — спросил Исаак.
Теперь, когда боль ушла, донья Исабель, измученная истощением, под воздействием вина и сильных опиатов, не ответила. Впервые за несколько дней она глубоко спала.
Исаак собрался и направился через комнату больной к двери. Но прежде чем — он дошел до незнакомой ему двери, сестра Агнета открыла ее перед ним и пожелала ему спокойной ночи. В коридоре его схватила большая сильная рука, и знакомый голос поприветствовал его.
— Мастер Исаак, старый друг. Я очень благодарен вам за внимание к моей племяннице. Как она?
— Она спит, господин Беренгуер. Ракель останется, чтобы присмотреть за ней. Не буду искушать небеса, уверяя, что она уже вне опасности, но, однако, я не чувствую, что Господь готов взять ее к себе. Утром я вернусь, чтобы понять, стало ли ей лучше. Ракель пошлет за мной, если я понадоблюсь раньше.