Голову он склонил набок, глаза закрыл. Руки лежали ладонями на земле, словно он готов был вскочить с места при первом признаке… чего?

Разминая пальцы, Жасмин любовалась простертым перед ней мужским телом. Что за великолепная фигура! Широкие плечи, крепкий стан, несколько интригующих шрамов. Жасмин глубоко вздохнула и снова принялась за работу: поколачивала мощную спину ребрами ладоней, разминала большими пальцами, гладила и похлопывала.

Он разогревался от ее прикосновений. Движения Жасмин замедлились. Кожа у Лайона была теплая, шелковистая, чуть влажная. От него шел мускусный запах, запах сырой земли и прелых листьев. Какие у него красивые руки, думала Жасмин. Широкие сильные ладони, длинные и гибкие пальцы. Темные шелковистые волоски на тыльной стороне кистей.

— Жасмин! — хрипловато окликнул он.

— М-м?

— Ты там не заснула?

Да нет, скорее грезила наяву. Жасмин вздрогнула и поспешно продолжила массаж. Лайон вздохнул и застонал, но глаз не открыл.

И на том спасибо. Может, зря она затеяла эту процедуру?

Когда солнце скрылось за верхушками деревьев, Жасмин сняла белье с веревки и храбро объявила, что на сегодняшнюю ночь и спальник, и палатку предоставляет Лайону.

Он даже возразить не потрудился. Просто перевел разговор на другое, поинтересовавшись, не хочет ли Жасмин разжечь костер и подогреть ужин.

— С удовольствием. Но должна предупредить: разводить огонь я буду второй раз в жизни. Первый раз это было лет двадцать назад. Решила сделать маме сюрприз — поджарить хот-доги в камине. В результате, когда мама пришла с работы, дом был весь в дыму, а остатки сосисок разлетелись по ковру.

Она улыбнулась, и он улыбнулся в ответ краткий и прекрасный миг полного взаимопонимания.

— Ковра здесь нет, а вот если лесной пожар устроишь, я тебе спасибо не скажу, — предостерег он. — Возьми горсть листьев, набери несколько веток, щепок и достань из поленницы три полена поменьше. Я объясню, что делать дальше.

И он снова устроился на пне. Как король на троне, подумала Жасмин. Отсюда он правит своим маленьким королевством.

Жасмин надеялась, что массаж пошел ему на пользу. Хотя, если Лайону и стало лучше, он в этом не признается. Он вообще терпеть не может что-то сообщать о себе — это она уже давно поняла. О своем лос-анжелесском водопроводчике она знала больше, чем о человеке, с которым провела уже три ночи!

Нет, не так, поправила она себя. Лучше сказать: рядом с ним. Бок о бок, но не более.

С третьей попытки над кострищем взметнулись веселые язычки пламени. Отойдя назад, Жасмин любовалась плодами своего труда, пока Лайон не предложил ей открыть и подогреть чили.

— Старовата я уже для походной романтики, проворчала Жасмин, наклоняясь над все уменьшающимися запасами пищи.

Лайон не ответил. Обернувшись, она обнаружила, что он странным взглядом уставился ей в спину. Наверно, удивляется, какой толстой я выгляжу в этих тряпках, подумала Жасмин.

Она вздрогнула.

— Солнце заходит, и становится холоднее.

— Чего же ты хочешь — февраль. Будем надеяться, что дождя не будет.

— Молчи, накаркаешь! Пока что, слава богу, на небе ни облачка.

В самом деле, небо было ясным. Лишь на западе таяла в розовых солнечных лучах легкая перистая дымка, похожая на прозрачный шифон.

Горячий чили вкуснее холодного. Однако Жасмин начала уставать и от того и от другого. К сожалению, выбора у нее не было.

Поужинали горячим чили и черствыми крекерами. Лайон восседал на своем пне, Жасмин — на пенопластовом матрасике. За ужином болтали о том о сем. Точнее, болтала Жасмин, а Лайон изредка что-то ворчал себе под нос.

Чем больше узнавала его Жасмин, тем сильнее он ее интриговал — и не тем, что говорил о себе, а тем, о чем умалчивал. Она чувствовала, что под маской угрюмого и грубоватого лесного отшельника скрывается что-то иное, о чем, быть может, лучше не знать.

А запретный плод сладок, и лучший способ возбудить любопытство женщины — намекнуть, что о чем-то ей знать не полагается.

Жасмин не терпелось взяться за перо. Описать этого человека в угрюмо-величественной обстановке, так ему подходящей, поведать миру историю их знакомства… Что за рассказ получится! Да нет, бери выше — что за сценарий!

Отставив тарелку (тарелка у Лайона была только одна, и ее он предложил Жасмин, а сам ел из банки), она откинулась назад и, опершись на локти, подняла взор к вершинам деревьев. Перед ее внутренним взором уже маячили очертания сюжета. Герой будет похож на Лайона, а героиня — вылитая…

Ну да, разумеется! Героиня, завернутая в грязные тряпки, с нечесаными космами и распухшей физиономией! Надо же такое придумать!

— Ты знаешь, — неожиданно услышала она, а ведь мы сидим на моей земле, я получил ее в наследство.

Жасмин изумленно заморгала. Лайон сам, без понуканий рассказывает что-то о себе? Да, не перевелись еще чудеса на свете!

А Лайон заговорил лишь для того, чтобы отвлечься. Ибо почувствовал: еще минута в молчании наедине с женщиной, что раскинулась тут, словно танцовщица из гарема, и соблазняет его одним своим видом…

О черт, он думает словами героя какой-то паршивой мелодрамы!

Жасмин спасло одно: Лайон ни на минуту не сомневался, что она делает это не нарочно. Им обоим известно, что в нынешнем своем состоянии он ни на что не способен. Если бы Жасмин видела в нем мужчину, уж конечно, не стала бы натягивать на себя пять рубашек и три свитера!

Но вот чего Лайон не мог понять. Выглядит она — хуже черта. Чем же она его завела, да так, как уже много лет не удавалось ни одной женщине?

Лайон задумался было об этом, но тут же бросил, поняв, что размышлениями делу не поможешь.

Жасмин приподнялась на локте и с интересом взглянула на него. Ноги их почти соприкасались.

— Унаследовал? Откуда? Я хочу сказать, от кого?

— Что? Ах да, болото…

Он уже жалел, что рассказал об этом. Сам не понимал, что это вдруг его за язык потянуло. У него нет никакого желания рассказывать ей печальную историю своей жизни. От кого, да почему, да как — не ее дело.

И вообще, эта дамочка задает слишком много вопросов.

Должно быть, оттого, что выбита из колеи. Оказалась в непривычной обстановке и хочет нащупать хоть какую-то опору.

Поэтому и болтает без умолку. Лайон знал этот прием — испытанное оружие разведчика. Выбейте собеседника из колеи — и он заговорит. Припугните — и он выложит все, что знает.

Но вот вопрос: почему так разболтался он сам? Чем встревожен? Чего боится? В глубине души Лайон знал ответы на эти вопросы, но не желал отвечать даже самому себе.

— Сам толком не знаю. От какого-то старикана, давно умершего. Я не видел его и никогда ничего о нем не слышал. И вдруг несколько недель назад узнаю, что унаследовал болото.

— Что ж, это хорошо, — заметила Жасмин с той задумчивой улыбкой, что пробивала его броню не хуже пули сорок пятого калибра. — Хорошо, что ты его совсем не знал и тебе не пришлось скорбеть о его смерти. Кем он тебе приходился, дедушкой?

Лайон пожал плечами. На этот раз спина промолчала. Похоже, он и в самом деле выздоравливает.

— Понятия не имею. Кажется, прадедушка. В общем, какой-то предок. До этого наследства я и не подозревал, что у меня вообще есть какие-то родственники.

Возможно, где-то ходят по свету его троюродные и четвероюродные братья и сестры — незнакомцы с тем же набором генов, быть может, с теми же чертами лица и характера, унаследованными от предков. Лайон сам не мог сказать, что принесла ему эта мысль — радость или беспокойство. До сих пор он отлично обходился без семьи, обойдется как-нибудь и впредь.

Больше половины жизни Лайон прожил один, и не жалел об этом. Его родители вечно ссорились, жили как кошка с собакой. Ему было двенадцать, когда они разошлись. Лайон был единственным ребенком. Надолго запомнились ему бессонные ночи, когда он прислушивался к воплям и брани в соседней комнате, — так родители, не желая оставить сына у себя, старались спихнуть его друг другу. В результате Лайон оказался у дядюшки, который тоже не обрадовался такому подарку.