Семену бы свою, юкагирку! Юкагиры — однолюбы. Но где ее сыщешь? Если весь юкагирский народ наперечет!?

Максим Кучаев прочитал в рукописи Семена Курилова:

"…Все одиннадцать юкагирских родов неимоверно переплелись сложными линиями родственных связей. А закон был строг и суроз: запрещалась не только повторная связь, запрещалось соединение родственных линий даже через пятое и шестое поколения. Найти жениху свободную линию было делом трудным и страшно запутанным. Юкагиры в разное время и в разных местах породнились с ламутами, чукчами, якутами и даже с русскими. Попробуй-ка — отыщи в этой неразберихе свободный конец!.."

В своем новом романе Семен Курилов напишет:

"…Случалось всякое. Рискнул брат Нявала… отправился на Гижигу, нашел жену, привез, обласкал. А потом задушился. Далекими, но встречными оказались их линии.

Опозоренной и несчастной, с ребенком от мужа-родственника покинула женщина стойбище…"

Нет, не стоит сейчас интересоваться этим нелегким вопросом! — решил Кучаев.

Семен Курилов подошел к столу, отодвинул пепельницу и склонился над листом газетной полосы — завтрашнего номера "Колымки".

— Ты, Максим, писал? — он ткнул в корреспонденцию, правленную и переправленную редактором — не любил Редактор, как он сам говорил, архитектурных излишеств и лирических соплей!

— Я. Но тебе читать не стоит…

Семен читал медленно, вслух, отделяя паузами слово от слова:

"В целях повышения культуры производства и, выполняя решения прошедшего Пленума ЦК КПСС, необходимо обеспечить бригаду оленеводов нижеследующими предметами…"

— Это не изящная словесность, Семен. Жизнь и редактор потребовали такой материал, Между прочим, Семен, это просили опубликовать в газете андрюшкинцы. Андрюшкино — твоя родина, Семен!

— Да, там я родился, там сейчас живет моя матушка и брат Колька. Так что потребовали от общества мои земляки-пастухи?

"Срочно обеспечить бригаду нижеследующими предметами:

Приемник «Меридиан» или "Геолог".

Бинокль.

Фонари карманные с батарейками и батареи для радиостанции.

Лыжи. Три пары с адидасовскими креплениями.

Шахматы, домино и прочие настольные игры.

Художественная литература на якутском и русском языках.

Журналы: "Новый мир", "Сельская жизнь", "Наука и религия", «Моды», "Юность", "Искусство кино", "Хотугу улус".

Портфель для бригадира.

Со слов членов бригады записал корреспондент газеты "Колымская правда" К. Максимов.

Алазейская тундра. Озеро Прасковья".

— Озеро Прасковья… Озеро Прасковья… Это шесть часов ходу от Андрюшкино?

— Шесть часов минута в минуту! — подтвердил Кучаев.

— Так что ж ты, К. Максимов, промотавшись шесть часов на нартах, не сподобился какую-нибудь зарисовку выдать? Читабельную?

Максим пожал плечами.

— Выполнял социальный заказ! — Максим опять пожал плечами.

Да. Кучаев выполнял заказ, но в блокноте был записан и другой рассказ, который он и опубликует потом…

Варианты названий: "А кругом тундра белая…", "Оленей погонять надо!", "Над тундрой ветер перемен"…

Алексей Ягловский посмотрел на меня, облаченного в кукашку и меховые шаровары, на надвинутый чуть ли не на глаза двойной малахай и, усмехнувшись, заметил:

— Шевелиться-то можешь?

— Могу, — ответил я, плохо соображая, как мне это удастся сделать. Но тут же подумал, что для сидения на нартах сил у меня хватит.

У Алексея Николаевича Ягловского на этот счет было свое мнение:

— Однако, ехать шесть часов. И управлять олешками надо. — Но тут же еще раз усмехнулся и добавил: — Впрочем, подвяжем твоих оленей к другой упряжке.

— То, что управляющий Андрюшкинским отделением совхоза «Нижнеколымский» Алексей Николаевич Ягловский наделен острым и саркастическим умом, я заметил сразу. Но не сразу уловил, когда он шутит, а когда говорит всерьез. И то, и другое он умеет произносить без улыбки.

Но на сей раз он не шутил, моих оленей действительно привязали к нартам Евдокии Спиридоновны Слепцовой. Она пенсионерка, но изъявила желание поработать несколько месяцев в стаде.

Тронулись…

Не ради праздного любопытства ехал я сейчас в Алазейскую тундру. Как корреспондент "Колымской правды" я должен был дать репортаж о смене пастухов-оленеводов. О первой на Колыме смене…

Из разговоров оленеводов:

Костя Клепечин: "Что я в тундре должен ишачить с утра до ночи и из месяца в месяц!?"

Алексей Жарков:

"В поселке кино крутят… Несогласный я быть все время в тундре. Месяц там — месяц тут — это куда ни шло!"

Алексей Ягловский:

"Это раньше в тундру загоняли на всю жизнь. Всю жизнь пастух кочевал по тундре и выходил оттуда только умирать. А я сам не хочу так работать и другим не дам!.. Пока меня не сняли, конечно!"

Андрюшкинцы первыми перешли на сменно-звеньевой выпас. И это естественно. Еще много лет тому назад они пытались провести такой эксперимент, но при переброске людей сделали ставку на самолет — это оказалось слишком дорого. (А. Н. Ягловсккй за этот эксперимент получил строгий выговор по партийной линии с занесением в учетную карточку и с последующим снятием с работы за авантюризм!) Но сама мысль о работе по-новому не давала покоя. И вот через много лет снова вернулись к этой идее.

Опыт у Алексея Ягловского уже был и он сразу отказался от "самолетного варианта". Решил смены производить на оленях…

Тронулись…

Захотелось запеть недавно услышанную песню:

А кругом тундра белая,

От мороза звенит,

И олени несмелые

Смотрят косо в зенит…

Действительно, вокруг была тундра белая, и звенела она от мороза (мы выехали при — 41 по Цельсию), но что касается оленей, то не заметил их косого взгляда, да ещё — в зенит. Ради рифмы, что ли?..

Замечу сразу, петь мне расхотелось через минуту: езда на оленях оказалась трудной и утомительной. Какой там сон, запланированный мною раньше! На первой же кочке — а кочек в тундре считать не пересчитать! — нарты резко наклонились, и я, как мешок неуправляемый, — как будто есть управляемые мешки!? — вывалился в снег. "Олений поезд" остановился, и управляющий поглядел на меня тревожно:

— Ушибся?

— Нет.

— Однако, ты в следующий раз, как вывалишься, сразу кричи, а то потеряем в тундре.

— Как кричать?

— А-а-а-а… — подсказал управляющий.

И опять я не понял, смеется Алексей Ягловский или говорит серьезно. Но про себя решил: кричать не буду.

А Евдокия Спиридоновна, пыхнув на меня беломорным дымком, добавила:

— Оленей погонять надо…

— Подошел Костя Клепечин. Тот самый, который говорил, что он ни за какие коврижки не поедет в тундру надолго, погладил моих оленей и тихонько проговорил:

— Погоняй не погоняй — не поможет! Здесь совершенно другой подход нужен.

— Какой, Костя?

— Словами это не объяснить. Каждый олень имеет свой характер.

— И человек имеет свой характер, Костя, но что из того?

— А то, что вы с олешкой не сошлись характерами.

— Погонять чаще надо, — упрямо твердила Евдокия Спиридоновна, — и покрикивать.

Ничего ей на это не ответил Костя Клепечин, но по нему я понял: вчера демобилизованный солдат остался при своем особом мнении.

Костя Клепечин — звеньевой стада 4-го Андрюшкинского отделения, а бригадир — Михаил Иванович в течение двух месяцев возглавлял звено и сейчас должен был временно передать стадо Константину Клепечину — сыну. Происходит не только смена пастухов, но и поколений. Отцу скоро на пенсию, и все думают, что сын возглавит не только звено, но и всю бригаду… Но эти дела решает Семён Николаевич по своему усмотрению… А то, через чур много советчиков всегда находится!

— Однако, Максим Леонидович, зализывайте раны и поехали, — сказал Ягловский.

Вновь тронулись в путь.

Я погонял оленей, а они не шли, тормозя нарты Слепцовой. Я шептал олешкам ласковые слова, пытаясь сойтись характерами, но они никак не реагировали, я бранился, — ругался матом, коему был обучен ещё со времён проживания в Карелии, но и это на оленей не действовало.