Павел протянул нерешительно:

– У меня были авторские экземпляры, но кто-то их свистнул. У меня только сборник прозы есть. Но я могу походить по магазинам. Может где еще и остались не распроданные экземпляры.

– Паша, а что ты пишешь? – с интересом спросил Кок.

– Детективы, приключенческую прозу, фантастику…

Тот разочарованно протянул:

– Ну-у… Я такого рода литературу не читаю… Значит, и рекомендацию тебе дать не могу…

Павел лениво протянул:

– А я, знаете ли, уважаемый Владимир Владимирович, как-то и не рвусь в ваш Союз, мне и так хорошо. И читать свои книги я вас не заставляю. Не хватало еще, чтобы их всякие безответственные критики читали… Достаточно того, что их читают миллионы простых людей, – и Павел откинулся на спину, растянувшись на песке.

Рындин ухватил Кока за локоть, уволок чуть не силой на берег, и принялся что-то горячо втолковывать. Павел, с усмешечкой, краем глаза наблюдал.

Михалыч подошел к нему, присел на корточки, сказал сочувственно:

– Паша, ты не обижайся…

– А у меня что, такой обиженный вид? Я катаюсь по песку, и рыдаю в голос? Стану я обижаться на какого-то самодовольного сноба… Доктор наук, бля, а такого рода литературу, он, видите ли, не читает… Придется подождать лет пятьдесят, пока мои романы станут классикой, вот тогда уж точно, он изволит их прочесть… – Павел презрительно плюнул в песок.

Рындин все больше горячился, а Кок все энергичнее мотал своей породистой крупной головой. Наконец, Рындин в сердцах плюнул, отбежал в сторону, встал на берегу, расставив ноги и сунув руки в карманы. Ни дать, ни взять: на берегу пустынных волн стоял Он, дум великих полн…

Остальные кидали на Павла любопытные взгляды, видимо дожидались, когда он по интеллигентской привычке, встанет и уйдет. А уходить он не собирался, назло всем!

Вскоре с делами было покончено, и на свет божий появились бутылки. Как Павел и предполагал, все основательно затарились водкой. На песке были расстелены газеты, вся компания живописно расположилась вокруг них. Павел достал из сумки две бутылки, поставил к остальным, и принялся резать ветчину.

Когда разлили по первой, вдруг выяснилось, что девушка, пришедшая с Коком и Рындиным, водку не пьет, но для нее тут же отыскалась слабенькая настоечка – "рябина на коньяке". Тут оказалось, что стаканов на всех не хватает. Люська, выпив водку, протянула свой стакан девушке, но та вдруг высокомерно и отчетливо, так, что слышали все, проговорила:

– Опасаюсь триппер подцепить.

Вездесущий Слава воскликнул:

– Дамы! Дамы! Не ссорьтесь! Эй, рассадите их кто-нибудь?

Простой парень Игнат Баринов, схватил девушку поперек туловища, поднял и перенес на половину круга, в аккурат поближе к Павлу. Девушка еще не остыла, шипела, как разъяренная кошка.

Павел протянул ей свой стакан, сказал, усмехаясь:

– Возьми мой, у меня нет триппера…

Она проворчала:

– Что, уже вылечил?..

Он приподнял брови, демонстрируя изумление. Но она на него не смотрела, протянув стакан, дожидалась, пока галантный Григорий нальет ей настоечки.

Пожав плечами, Павел принялся старательно жевать бутерброд с ветчиной. Выпив настойку, и прихватив с газеты бутерброд, она пояснила:

– Все только и говорят, о вашем бурном романе…

Павел изумился еще больше:

– А откуда ты знаешь? Я же уже год в тусовках почти не появляюсь, а бурный роман давно кончился. А вообще, кто ты такая? У нас тут не принято представлять новичков, так что, давай сами знакомиться…

Но тут Кок поднял второй тост, и провозгласил:

– Я поднимаю сей бокал за наше молодое пополнение, за талант, расцветающий бурно и неудержимо. За Милену Ершову!

Павел не удержался, проговорил:

– Потрясающее звукосочетание! Эт, за тебя, что ли, тост? Поскольку, кроме Люськи, ты тут одна молодая женщина, выходит, что за тебя, – он свистнул стакан у соседа, пока тот о чем-то оживленно беседовал с соседом слева, налил, себе водки, ей настойки, сказал: – За талант стоит выпить… – и прикоснулся своим стаканом к ее.

После третьей, принялись перекуривать, разбившись по двое-трое, о чем-то толковали. Павел лежал на песке и бездумно глядел в небо. Прислушавшись к себе, обнаружил, что ему совершенно наплевать, что Кок ему не даст рекомендацию, еще больше было наплевать, что Кок не напишет критическую статью на его повести и рассказы.

Когда расселись снова вокруг достархана, Милена оказалась уже возле Кока, и он усиленно потчевал ее настоечкой, и что-то говорил на ушко. Она с равнодушной полуулыбкой слушала, глядя куда-то поверх голов. Павла вдруг заинтересовала эта странная девушка, и он время от времени бросал короткие взгляды в ее сторону. Кок форменным образом волочился за ней, а она с царственным равнодушием терпела его ухаживания. Плотно закусывая, Павел наблюдал за разворачивающейся сценкой. Вдруг рядом послышался сварливый крик Люськи, и тут же матершинный выкрик Юрки-ахиниста. Павел повернул голову и успел заметить, как Люська размахнулась, и неумело заехала Юрке кулаком в зубы. А тот уж не промахнулся, врезал ей от души, и тоже кулаком. Она села на песок, но тут же вскочила на четвереньки, и на четвереньках отбежала за Павла, с криком:

– Паша! Спаси!

Павел упруго вскочил. Люська, видимо, так раззадорила Юрку, что он окончательно голову потерял. Он взмахнул кулаком, пытаясь ударить Павла по скуле, но тот не слишком поспешно нырнул под удар, слегка толкнул Юрку в бок, того развернуло вообще на сто восемьдесят градусов, и Павел дал ему такого пинка, что Юрка покатился по песку. Он тут же вскочил с белыми от ярости глазами.

Павел спокойно шел на него, говоря размеренным голосом:

– Юра, как ты посмел на меня руку поднять? Ты извинишься, или тебя искупать? Если ты связался с Люськой, теперь терпи, она тебя еще и не так в дерьме изваляет…

Юрка, неумело заслонившись кулаками, ринулся на него. Павел на сей раз блокировал размашистый удар, взял руку в захват, второй рукой захватил Юрку за шею, и сдавил так, что он тут же дергаться перестал. Все произошло так быстро, что никто не успел вмешаться.

Павел шепнул Юрке на ухо:

– Ты что, придурок, еще не понял, что я тебя как котенка в любой момент удавить могу? Я тебя сейчас отпущу, но если ты опять начнешь ручонками махать, вырублю на полном серьезе, до утра. Ты меня понял? – Юрка молчал, Павел подтолкнул его коленом под задницу, еще раз спросил с угрозой: – Ты меня понял?

– Понял… – наконец выдавил из себя Юрка.

Павел отпустил его и стоял с опущенными руками, криво ухмыляясь. Юрка секунду колебался, но все же здравый смысл взял верх, и он отошел к воде, присел на корточки и принялся умываться.

Павел вернулся к достархану. Люську утешали Рындин с Коком, они были единственными здесь, кто не знал Люськи. Усевшись на свое место, он обнаружил, что рядом сидит Милена со стаканом настойки в руке, и мечтательным взором смотрит куда-то поверх голов на реку. А кто-то уже разливал. Водки было явно излишнее количество, но это никого не пугало. Взяв стакан, Павел поглядел на Милену, она уже смотрела на него, проговорила медленно:

– Как бы я хотела, чтобы и за меня так же умело могли заступиться…

– Ты разве не заметила? Я вовсе не собирался за нее заступаться, нашелся хоть один человек, лишенный интеллигентских комплексов, который хотел ей морду набить. Она просто спряталась за меня, а этот пацан до того разошелся, что чуть не заехал мне кулаком в глаз. Просто, мне пришлось его успокоить…

Она бросила взгляд на другую сторону достархана, спросила:

– Как думаешь, она его соблазнит?

Павел тоже поглядел в ту сторону, Люська уже оживленно щебетала с Коком, видимо, об искусстве.

– Да запросто! – проговорил Павел убежденно. – Сколько ему? Лет шестьдесят пять? Да для него это подарок судьбы, такую молодую и темпераментную напоследок трахнуть…

Он опьянел, но еще не на столько, чтобы не видеть все окружающее, а тем более, чтобы не поинтересоваться, кто она такая, если сам Кок назвал расцветающим талантом.