— Ты думаешь, мы за деньги работаем? — спросила муза. — Может быть, ты думаешь, что мы какой-то там профсоюз по вдохновению? Расписание, там, составляем, график или еще что?
Паренек в очках пожал плечами.
— Вам виднее. — сказал он. — Мое дело предложить.
— Все вы в этом мире одинаковые! Вы любите достигать своих целей просто так, с легкой руки, чтобы муза вам в помощь. И губите себя, душу травите, сознание рвете, спиваетесь, самоубийством жизнь кончаете… Думаешь, я мало видела непризнанных гениев, которые решили, что раз муза появилась, то и дело в кармане? Думаешь, у них что-то получилось? Вы все всегда ищете легкости. В заработке, в жизни, в смерти даже. Все жалуетесь на муз, которые не пришли вовремя и не сделали вашу работу такой легкой и воздушной. И ведь никто из вас не замечает, что работа, она не делается, если вы ее сами не начнете делать, безо всякой посторонней помощи! Запомнить надо!
Паренек в очках зааплодировал. Звонко, восхищенно, от чистого сердца.
— Браво! — воскликнул он. — Блестящая речь! Похвально! Ценю! Тогда, объясни мне, что ты делаешь у Вора? Вдохновляешь его на следующую кражу? Или перевоспитываешь? Или он тебе заплатил? А?
Крысолов сделал несколько шагов по дороге. Ему очень хотелось, чтобы тени по сторонам зашевелились — и совсем не просто так. Ну, же. Кладбище, полное мрака и зомби. Брокк, где же ты?
— Чем я занимаюсь — не твое дело! — решительно отрезала муза. — Ты меня чуть не взорвал в поезде, а теперь предлагаешь работу? Будь я тысячу раз продажная, я бы ни за что не согласилась.
— У тебя есть два часа, чтобы подумать. — заметил человек в очках.
— У меня есть два часа, чтобы выцарапать тебе глаза!
Обмен любезностями закончился. Крысолов украдкой смотрел по сторонам. До ворот осталось не больше двухсот метров. Еще несколько шагов — расстояние таяло. Неужели помощи не ждать?..
— Хозяин хотел бы узнать, что тут происходит.
Из темноты слева показался зомби. Старый разлагающийся зомби. Из подбородка торчали редкие седые волоски, зубы топорщились шатким заборчиком, из глаз сочилась прозрачная жидкость. Видимо, зомби никого, кроме крысолова не заметил.
— Я теперь пленник. — шепнул крысолов.
— Не понимаю.
В этот момент прозвучал выстрел. Зомби отшвырнуло в темноту, остро запахло паленой кожей.
— Тут и понимать нечего. — улыбнулся паренек в очках, картинно сдувая дым, струившийся с дула револьвера. — А теперь живее! Мы и так тут задержались до безобразия! Кто последний — останется в сторожке до самого конца света. Не до того, который мог бы наступить, а до самого настоящего, неопределенного и далекого. Почти вечного!
Хохотнув, паренек в очках принялся подталкивать крысолова в спину револьвером. Они дошли до автомобиля и сели в салон. Испуганный водитель завел мотор, автомобиль тронулся с места.
А крысолову очень хотелось верить, что зомби пришел не один.
— Сначала нам вниз. — сказал Никак, и они провалились под землю.
Вот так, все разом. Вячеслава завопила где-то в темноте (света, естественно, не было, а вокруг царил неописуемый Мрак, будто сначала выкололи глаза… а потом еще раз выкололи глаза, для верности).
Семен почувствовал, как ледяной ветер начинает хозяйничать под его одеждой. В ноздрях защипало.
— И долго нам так лететь?! — донеслось из темноты.
— Еще секунду! — отозвался Никак. — Теперь нам нужно осмотреться!
И под ногами появилась земля. Мягкая и упругая, будто свежая корка хлеба. Вокруг по прежнему было темно, но Семен вдруг ощутил нежность этой темноты, ее неуловимую наполненность светом, который словно бы зарождался где-то вдалеке, а потом растекался и растекался киселем вокруг, заполняв пространство, лез в глаза… Сначала Семен разглядел неясные очертания, силуэты, затем увидел бабушку Фиму, следом из темноты показалась Вячеслава. Подковылял господин Виноградов, крепко и заботливо прижимая к груди бутылку коньяка. Господин Виноградов озирался по сторонам, и вид у него был слегка разочарован.
Оказалось, что они стоят в центре гигантского холла. Со всех сторон уходили вверх массивные колонны, их верхушки исчезали в непроглядном мраке. Видны были только три стены — абсолютно белые и ничем не украшенные. Этот холл мог бы с равной легкостью исполнять обязанности склепа, или тюрьмы. Семен живо представил себе арестантов, набитых плечом к плечу до самого основания. Сколько их здесь могло бы уместиться? Тысяча? Две тысячи?
— Теперь нам нужно идти туда, где темнота. — направлял Никак. Голос его разбежался многоликим эхом.
— Это склеп? — вырвалось у Семена.
— Это начало путешествия. — отозвался Никак. — Любое воображение начинается с голых стен. Сначала пустота, а потом — голые стены. Эти стены — начальная точка любой мысли. Отсюда она начинает путешествие в темноту, потому что никто не может знать наперед, что сформируется в вашем воображении, в вашей голове. Куда заведут вас ваши мысли, верно?
— А что же там в темноте?
Никак пожал плечами:
— То, что вы вообразите. Я же говорю, что путь к Храму сложен и полон опасностей. Прежде всего, потому, что не все люди умеют контролировать свои мысли. Думайте о дороге, которая приведет вас к Храму, и эта дорога появится перед вами.
— В чем тогда твоя функция проводника? — поинтересовалась бабушка Фима, крепко беря Вячеславу под локоть.
— Я вас предупреждаю. — улыбнулся Никак. — Пойдемте в темноту, узнаем, что ждет нас дальше.
Семену вдруг расхотелось, куда бы то ни было идти. Совсем. Но он тоже зашагал следом за бабушкой Фимой и остальными.
Темнота на месте четвертой стены стала растворяться. Люди приближались — темнота таяла, будто боялась их, ускользала, отступала, сдавая рубежи.
— В вас есть сила! — в который раз повторил Никак, обращаясь к бабушке Фиме. — Представьте себе то место, где бы вы хотели оказаться. Ваше воображение слепит во Мраке любой образ. Ваше воображение — это умелый художник, талантливый скульптор и гениальных фотограф в одном лице. Просто попробуйте.
— Я и так стараюсь! — скрывая неуверенность, пробормотала бабушка Фима.
Темнота отступила окончательно. Они уперлись в стык двух стен. Вместо логичного угла обнаружилась деревянная дверь с металлической ручкой. Никак пожал плечами.
— Я не знаю, что за дверью, — сказал он. — Но если мы ее не откроем, то никогда и не узнаем, верно?
Еще не успел раствориться запах выхлопных газов, не затих звук двигателя, земля дрожала от колес автомобиля… а на кладбище вовсю кружились тени. Может быть, земля дрожала не только из-за автомобиля. Может быть, это сотни оживших мертвецов прогрызали себе дорогу наверх.
Эти зомби были глазами и ушами Брокка. Вот, что он приобрел, оказавшись в заточении собственного воображения. Он мог поднимать мертвых людей и пользоваться ими, будто тряпичными куклами, которых надеваешь на руку. Это так примитивно! Но вместе с тем — так необходимо. Иначе Брокк просто сошел бы с ума…
И слева и справа от дороги ветер доносил шорох осыпающейся земли, треск одежды, сухой звук трущейся друг о дружку кости. В резко очерченный свет одинокого фонаря выступил зомби, в голове которого зияла совсем свежая рана. Зомби лишился одного глаза и ряда зубов, но смотрелся не очень-то хуже, чем раньше. За его спиной, в темноте, вырастали скрюченные фигуры.
— Хозяин устал спрашивать, что происходит. — сказал зомби. — Он хочет решить все раз и навсегда.
И зомби заковылял по дороге в ту сторону, куда уехал автомобиль. Зомби знал, куда поедет крысолов. Путь к Храму всегда заканчивался одним и тем же — Тупиком.
Дорога казалась бесконечной. Ноги болели. Хотелось есть.
Наташенька вдруг вспомнила рецепт греческого салата из журнала. Как там… пятьсот грамм помидоров, триста грамм болгарского перца (Наташенька любила красный, просто из-за цвета), четыреста грамм огурцов, лук еще нужен…