Как он мог не знать об этом? Все подростки ощущали приближение этого события, после которого их официально перестанут считать детьми, несмышленышами. С этого момента молодые норки обязаны будут строго следовать общим правилам, не смея ни на пядь отклониться от официального курса.

— И что ты собираешься предпринять в связи с этим? — требовательно спросила Мата.

Вопрос удивил и озадачил Мегу– Разве тут можно было что-то поделать?

— Ничего, — ответил он, стараясь, чтобы его голос прозвучал как можно нейтральнее. — Шеба говорит, что я должен пройти Посвящение. Она утверждает, что ни у кого из нас нет выбора.

— Да, она права, — кивнула Мата. — Мне тоже придется пройти Посвящение, но я не собираюсь просто так взять и проглотить их дурацкую доктрину целиком. В мыслях я буду сопротивляться ей изо всех сил. И я не одна такая. Несколько моих подружек думают, как я. Мы не такие, как самцы; у нас есть своя собственная голова на плечах, и, что гораздо важнее, мы стараемся сохранить ее во что бы то ни стало.

— В самом деле? — уклончиво переспросил Мега. Но в глубине души он почувствовал раздражение.

Мата терпеть не могла самцов как таковых.

— Скажи,— обратился он к ней, впервые в жизни высказывая вслух мысль, которая довольно часто возникала у него в голове, — если все самцы такие ужасные, то почему ты — единственная, кто разговаривает со мной?

— Ты сам должен знать ответ, Мега. — Мата улыбнулась. — Ты не такой, как все, ты другой. Может быть, не все мы видели это, но все мы знаем, что случилось с луной, когда ты родился. Разве ты сам веришь в байки Старейшин насчет бродячей тучи?

— Я не уверен…— осторожно ответил Мега.

Он несколько раз задавал этот же вопрос Шебе, но она каждый раз отвечала как-то туманно.

«Я не знаю, Мега, — обычно говорила она. — Я была слишком занята — я тебя рожала».

— Ты, может, забыл, Мега? Я тоже тогда родилась — во время затмения, — с неожиданной резкостью проговорила Мата. — Значит, мы с тобой оба другие. Разве ты не видишь: мы с тобой — два сапога пара.

Разговор становился слишком серьезным, чтобы нравиться ему и дальше.

— Ну что же, кое-что общее у нас, без сомнения, есть, — пошутил он, наблюдая, как Мата осторожно и с отвращением на мордочке разворачивается на осклизлой площадке. — Надеюсь, тебе повезет больше.

— И ничего смешного! — сердито отрезала она. — Это унизительно, это ужасно, просто мерзко, наконец! Как, собственно, и все здесь. Ты и я — мы оба прекрасно понимаем, что мы рождены не для такой жизни. А теперь оставь меня, пожалуйста, одну.

Он выбрался на игровую площадку и пересек ее, оставляя за собой мокрые следы; живот продолжал болеть с прежней силой. Неожиданно Мега почувствовал себя подавленным. Он по-прежнему любил Шебу, и его вера в то, что она говорила, оставалась непоколеблен-ной, однако все ее обещания насчет «своего времени», когда он все узнает, почему-то показались ему пустыми. А тут еще это дурацкое Посвящение!

Глава 2. ОБ-ЛО-ПУ-ШИЛИ!

Если бы не настоятельная необходимость, Лопух ни за что бы не вылез на поверхность. В такие дни, как сегодня, он и его друзья-кролики предпочитали ночные приступы голода традиционной вечерней пастьбе, однако Лопух был главой делегации Сопричастных Попечителей к Филину, и эта почетная обязанность не оставляла ему выбора, хотя погода начала ухудшаться с самого утра. Пронизывающий восточный ветер превратился в настоящий ураган, который проникал даже сюда, в нору, а температура воздуха упала так сильно и резко, что все обитатели подземного городка свернулись в клубочки и сидели тесно прижавшись друг к другу, чтобы хоть как-то сохранить драгоценное тепло. Иными словами, это был премерзкий день.

Маргаритка проснулась и уставилась на него непонимающим взглядом. В следующее мгновение ее усы дрогнули, а на мордочке появилась нежная, понимающая улыбка.

— Время пришло,— торжественно изрек Лопух, улыбаясь в ответ.— Но не для тебя; сегодня ты останешься дома. Снаружи слишком холодно для моей милой подружки.

Маргаритка благодарно сморщила нос, и Лопух пополз по подземной галерее, чтобы оповестить остальных. Им хотелось покидать нору еще меньше, чем ему, и маленькая делегация выглядела довольно кисло, когда Лопух обратился к своим товарищам с речью.

— Друзья! — начал он. — Сегодня — наш семнадцатый по счету визит к Филинову гнезду. Как видите, невзирая на объективные трудности, мы не оставляем наших попыток установить с Филином взаимовыгодное сотрудничество. Погода наверху не слишком благоприятствует нашей миссии, однако мы не должны позволять внешним обстоятельствам препятствовать осуществлению наших планов. Мне, вашему признанному лидеру, наверняка не нужно лишний раз напоминать вам, какую важную роль мы должны сыграть в судьбе Общества Сопричастных Попечителей Леса, последовательно отстаивая высоко ценимые нами принципы взаимопонимания, добрососедства и сотрудничества между самыми различными существами.

— Послушайте, Предводитель, — раздался одинокий, неуверенный голос. — Мы так же, как и вы, весьма заинтересованы в осуществлении благородных целей Попечительства, однако так ли необходимо отправляться в путь именно сегодня, сейчас?

Лопух презрительно смерил говорившего взглядом. Он знал, что если кто и попытается отвертеться от выполнения своего долга, то это будет не кто иной, как Травобой, который чаще других ворчал и жаловался на трудности. В колонии Травобой был известен как «кролик, который любит немножко поспать», или, иными словами, как лентяй из лентяев.

— Не будет ли слишком большой дерзостью с моей стороны предположить, что перерыв в наших посещениях гнезда Филина может дать нам какие-то преимущества? — добавил мрачный Травобой. — Позволю себе заметить, что данное предложение предоставит нам — всем тем, кто, как вы, несомненно, согласитесь, уже продемонстрировал свою непреклонную волю и готовность к великим свершениям,— возможность предаться заслуженному отдыху. Должен оговориться, что я вовсе не настаиваю на данном предложении. Возможно, мы поступим разумнее, если решим вопрос голосованием.

— Спасибо, товарищ, — ответил Лопух, чувствуя огромное облегчение от того, что бунт принял именно такую форму, с которой ему легче всего было справиться. — Однако, прежде чем мы приступим, я позволю себе напомнить, что любое предложение, получившее соответствующее подтверждение в результате должным образом оговоренных процедур, приобретает решающее значение для всей нашей политики. И поскольку предложение не ходить к Филину содержит в себе фунда-. ментальную переоценку основополагающих целей нашей стратегии, оно требует проведения полноценного собрания с подобающим кворумом. Так значит, ты настаиваешь, чтобы в ближайшем будущем мы провели такую конференцию и включили твой вопрос в повестку?

Травобой огляделся по сторонам. Остальные продолжали упорно смотреть в землю.

— Нет, нет, Предводитель, я не настаиваю! — рассмеялся он деревянным смехом. — Я просто подумал, что так, возможно, будет лучше, и выдвинул это предложение, руководствуясь исключительно интересами большинства. Но разумеется, если вы считаете иначе…

Он не договорил и тоже потупил взгляд. Лопух выдержал длительную и весьма красноречивую паузу.

— Итак, уважаемые делегаты, поскольку, как я понимаю, никто больше не возражает, давайте приступим к выполнению нашей миссии, — сказал он наконец и первым поскакал в тоннель.

Погода стала еще хуже, и Травобой был, скорее всего, прав, когда предлагал никуда не ходить. В прошлые года активность Общества Сопричастных Попечителей Леса обычно шла на убыль по мере того, как дни становились все короче, ночи — длиннее, а всякая жизнь в лесу замирала. Вынужденные проводить в своих норах большую часть времени, кролики в основном спали, рассказывали друг другу всякие истории и — самое главное — планировали будущие мероприятия и тактические ходы, которые должны были привести к победному концу их непрестанную и самоотверженную борьбу за более высокое качество лесной жизни. Однако это продиктованное природой расписание неожиданно было нарушено выступлением молодых кроликов-активистов.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: