— Во всяком случае, я должен постараться организовать их встречу.

— А что, если вам это не удастся? — Кэролайн, зная, что играет с огнем, потерлась о его руку.

— Я не знаю. — Почувствовав ее нежное дыхание на своей коже, Волк не мог долее сдерживаться. Запустив пальцы в ее разметавшиеся волосы, он приник к ее губам своим горячим ртом.

Поцелуй их был страстным и долгим. Язык Волка гладил губы и внутреннюю поверхность щек Кэролайн, все глубже проникая в ее рот. Кэролайн сжимала рукой полу его рубашки, ей во что бы то ни стало хотелось коснуться его груди, там, где слышались гулкие удары его сердца.

Кэролайн чувствовала, как восстала и напряглась его мужская плоть. Ей казалось, что еще секунда — и она потеряет сознание или умрет от того безграничного восторга, который вызвали в ней его ласки. Но Волк решительно отстранился от нее.

— О, пожалуйста, — прошептала она, и было не ясно, молила ли она его о новых объятиях или о том, чтобы он покинул ее.

Волк обеими ладонями бережно обнял ее лицо и долго вглядывался в него, затем, не говоря ни слова, бесшумно вышел из комнаты и спустился вниз.

Кэролайн с отчаянно бьющимся сердцем проводила его взглядом, тихо закрыла дверь и повернула ключ в замке, хотя и была уверена, что он не вернется. Губы ее горели, и тело покрылось гусиной кожей, так что прикосновение к нему простыни вызвало у нее болезненное раздражение.

Она лежала без сна, пока не рассвело и на дворе не загорланил петух. Одевшись, Кэролайн спустилась вниз и нисколько не удивилась известию о том, что Волк уже уехал.

С того дня, как Волк столь неожиданно появился в Семи Соснах, прошло две недели. Затем еще две. Внешняя сторона жизни не претерпела за это время никаких изменений.

Индианки либо приходили из соседнего поселения Кавуйи, либо оставались дома. Роберт ворчал, что у них абсолютно отсутствует представление о трудовой этике, но Кэролайн понимала, что женщины должны были в первую очередь заботиться о собственном хозяйстве.

Живот Мэри день ото дня все увеличивался. Она быстро утомлялась и стала меньше жаловаться на то, что вынуждена подолгу оставаться в постели.

— Если со мной что-нибудь случится... — начала она однажды, когда Кэролайн сидела за шитьем у окна ее комнаты.

— Ничего плохого с тобой не случится! — сердито перебила ее Кэролайн.

— Да, но все же, если... ведь бывает, что женщины умирают в родах, — виновато продолжила Мэри.

Кэролайн почувствовала себя неловко оттого, что все время думала лишь о своих делах. Она помогала Мэри и заботилась о ней, но мысли ее были далеко. Кэролайн повесила почти готовую распашонку на спинку стула, подошла к кровати, на которой, опираясь о высокую подушку, лежала Мэри, и взяла молодую женщину за руку. Мэри слабо улыбнулась.

— Пообещай мне, что не оставишь моего малютку!

— Ну разумеется. — Кэролайн сжала ладонь Мэри. — Об этом можешь не беспокоиться.

Обещание, данное Кэролайн, значительно улучшило настроение Мэри. Она стала чаще улыбаться, и, несмотря на то, что тело ее день ото дня тяжелело, на душе будущей матери становилось все легче.

А тем временем беспокойство Кэролайн росло.

У нее почти уже не осталось сомнений в том, что она беременна. Порой она, словно из чистого любопытства, задавала Мэри вопросы о самочувствии той на ранних сроках беременности, и полученные ответы подтверждали ее подозрения.

Она носила в себе ребенка Волка.

Нет, — говорила себе Кэролайн. Ее дитя не может быть сыном Волка. Ради благополучия ребенка отцом его должен считаться Роберт.

И поэтому постепенное выздоровление мужа воспринималось ею с противоречивыми чувствами. Кэролайн знала, что в интересах собственного дитя она должна уступить его домогательствам, и как можно скорее. Но от одной мысли об этом ей делалось дурно.

— Эй, девчонка, идите сюда!

Услышав громоподобный голос Роберта, Кэролайн невольно вздрогнула и поежилась. Садайи и Валини сегодня явились в Семь Сосен, и Кэролайн решила с их помощью выстирать постельное белье. В поместье не было специального помещения для стирки, и женщины развели во дворе большой костер и, натаскав в котел воды из ручья, подвесили его над огнем. Валини принялась стирать простыни в теплой мыльной воде. Кэролайн пошла проведать Мэри. Но миновать дверь гостиной ей не удалось.

— Вы звали меня? — при виде мужа слова замерли на устах Кэролайн.

— Наконец-то я избавился от этой штуковины! — заявил он, взглянув на свою ногу, освобожденную от лубка.

— Вы уверены, что вам от этого не станет хуже? — Роберт стоял, всем телом налегая на палку, и слегка покачивался. Он старался как можно меньше опираться на больную ногу.

— Черт побери, девчонка! Я устал целыми днями сидеть сиднем!

— Да, но если...

— Никаких «если»! С этим покончено раз и навсегда. Я так хочу! И не вздумайте мне перечить! — Он взглянул сперва на распухшую ногу, освобожденную от повязок, затем перевел глаза на Кэролайн.

— Вы понимаете, что это означает, не так ли? — В эту минуту он показался ей похожим на быка, выпущенного на пастбище, — та же склоненная вниз голова, тот же свирепый, кровожадный взгляд. Кэролайн вздохнула, не ответив.

— Вы должны наконец стать моей женой в полном смысле этого слова. — Глаза его сузились. — Ведь вы хотите этого, не так ли, девчонка?

Горло Кэролайн сжал мучительный спазм, но ей все же удалось выдавить из себя едва слышное «Да». Ей действительно хотелось этого... у нее просто не было другого выхода. Она должна пойти на это ради будущего ребенка. Необходимо, чтобы Роберт считал его своим.

От его отвратительного, злобного смеха по спине Кэролайн пробежали мурашки, но она постаралась взять себя в руки и справиться с ужасом и отвращением. Роберт поманил ее к себе, и Кэролайн повиновалась.

— Помогите мне сесть в кресло.

Кэролайн позволила ему забросить руку себе на плечо и, сгибаясь под тяжестью его рыхлого тела, помогла старику добраться до кресла. Это далось ей нелегко. Роберт не отказывал себе в еде и напитках и значительно прибавил в весе за те несколько недель, что Кэролайн провела в Семи Соснах.

Роберт со вздохом облегчения откинулся на спинку кресла, и Кэролайн решила было, что может уйти. От старика несло перегаром и немытым телом, и к горлу ее от этой отвратительной смеси запахов подступила тошнота. Но Роберт, резко выбросив руку вперед, схватил ее за запястье.

Кэролайн попыталась было высвободиться, но пальцы старика еще крепче сдавили ее руку, словно для того, чтобы напомнить ей о его праве прикасаться к ней когда и как он того пожелает.

— Вы делаете мне больно!

— Тогда подойдите ближе, девчонка!

— Мое имя — Кэролайн!

— Мне прекрасно известно, кто вы такая, леди Кэролайн! — Он насильно подтащил ее к себе и заставил опуститься на колени подле своего кресла. — Великая и могущественная леди Кэролайн. Снизошедшая до моего ничтожества!

— Нет! — слезы навернулись на глаза Кэролайн, но, заморгав, она не позволила им пролиться.

— Разве может она ронять свое драгоценное достоинство в моей компании? Но общество презренных дикарей вас вполне устраивает, не так ли?! — Кэролайн не ответила, и Роберт еще сильнее сжал ее запястье. — Не так ли?!!

— Я... я, право, не понимаю, о чем вы... Я и правда помогаю Садайи и Валини. Но ведь вы, кажется, не против этого?

— Ишь, какая хлопотливая маленькая женушка досталась мне, старику! — Лицо его побагровело от ярости. — И вы решили, что я одобрю также те любезности, которые вы расточали моему сыну-метису?!

— Я не...

— Что?

Кэролайн больше не сдерживала слез. Роберт заставил ее склониться еще ниже. От нестерпимой боли в руке Кэролайн хотела было закричать, но в доме, кроме нее и старика, была лишь Мэри, и Кэролайн не решилась побеспокоить больную. К тому же Роберт был ее законным супругом, и ей не оставалось ничего другого, кроме как терпеть все его выходки и постараться примениться к нему.