— Ничего не понимаю, — бормотал он, когда мы неслись по коридору, подстегиваемые свистящей струей воздуха.

Я понял, что произошло, когда увидел у входа Фэй. Всматриваясь в полумрак ниши контрольного устройства, она наугад нажимала все кнопки подряд.

Стамерс, не задерживаясь, промчался мимо. Через минуту мы с Фэй были рывком втянуты в гостиную сильным потоком выжатого из дома воздуха. Потолок снова стал подниматься, очевидно, Стамерс уже успел добежать до аварийного щита и отключить питание.

Он судорожно пытался застегнуть ворот сорочки. Глаза его были круглыми от недавно пережитого ужаса.

— Буквально на ниточке, миссис Талбот, на тонком волоске… — трясущимся голосом сказал он и нервно рассмеялся.

Он успокоился только тогда, когда мы покинули двор, и, направляясь к машине, он вновь был агентом по продаже недвижимости, рекламирующим свой товар.

— Отличная собственность, мистер Талбот, отличная. Дому всего восемь лет, а какая родословная! Обратили внимание? Удачный шанс начать новую жизнь, можно выразиться, в ином измерении…

Я усмехнулся и покачал головой.

— Возможно, и так, но мы все-таки поищем другой шанс.

Вообще-то мы с Фэй решили прожить в этом городке пару лет. Я подумывал, что неплохо бы открыть адвокатскую контору в городе Ред Бич, в двадцати милях отсюда. Идея купить дом в Пурпурных Песках была связана не только с тем, что Ред Бич был примечателен лишь смогом, пылью и высокими ценами на недвижимость. В мои планы входило расширить свою клиентуру за счет обитателей Пурпурных Песков, всяких стареющих кинозвезд и безработных импресарио. Известно, что это величайшие в мире сутяжники. Поселившись в их среде, я смог бы со временем получить приглашение на ужин или на партию в бридж. А за столом можно было бы легко, тактично и как бы невзначай завязать беседу об удачных процессах по пересмотру завещания или об улаживании спорных контрактов.

Однако, переезжая от дома к дому, мы все меньше надеялись, что сможем найти что-нибудь подходящее для себя в этом месте. Вот мы миновали ассирийский зиккурат (последний его хозяин мучился пляской святого Витта, и бедный дом до сих пор содрогался в конвульсиях, как Пизанская башня под током высокого напряжения). А вот переоборудованный под жилье ангар для подводных лодок, его владелец, говорят, был алкоголиком. Стены его дома, сырые и мрачные, были как будто пропитаны одиночеством и горечью их хозяина.

Наконец, мистер Стамерс, поняв, что обмануть нас ему не удастся, покорился и решил возвратиться на реальную почву. Но и так называемые «нормальные» дома были не многим лучше «психотронных». Все дело в том, что почти каждый дом в Пурпурных Песках был продуктом примитивной экзотики периода расцвета психотропной архитектуры. Чудесные возможности новых биопластиковых материалов толкали архитекторов на безумные эксперименты. Увлечение новой модой эксплуатировалось так безудержно, что многие здания из сенсорных материалов оказались чрезмерно чуткими и восприимчивыми к образу жизни и эмоциям своих жителей. Вселиться в такой дом было все равно, что заглянуть без спроса в чужую душу и мысли и остаться там жить.

На что при этом может рассчитывать новый хозяин такого жилища? Первый наш опыт оказался печальным и поучительным, но мы решили не отказываться от своей затеи. Ведь зачем-то мы приехали сюда?! И если есть дома грустные и больные, то почему бы не быть таким, которые сохранили радость, веселье и смех своих прежних жильцов.

Именно о таком доме мечтали мы с Фэй. Вот уже год, как что-то надломилось в наших отношениях, что-то утрачивалось, терялось безвозвратно. Дом с нормальным ровным характером, положительными рефлексами, усвоенными от какого-нибудь удачливого банкира средней руки и его любящей, внимательной супруги, мог бы помочь нам с Фэй.

Однако, досконально изучив проспект, я понял, что именно такие дома в Пурпурных Песках большая редкость. Предлагались виллы сварливых мизантропов и телевизионных боссов, прославившихся многократными разводами. Как ни странно, встречались дома, о которых не было никакой информации, кроме адреса.

Среди таких был и дом 99 по улице Стеллависта. Безуспешно я искал в проспекте хоть какие-нибудь сведения о нем, пока мы приближались к нему по дорожке сада. Ничего, кроме фамилии владельца. Им оказалась некая мисс Эмма Слэк. О ее характере, привычках, психологии не было сказано ни слова.

Уже с первого взгляда становилось ясно, что дом строился для женщины. Это был цветок орхидеи, лежащей на низком цементном основании посреди лужайки. В одном из белых лепестков помещалась гостиная, в другом — спальня хозяйки. Лепестки, широкие и свободные, как крылья, раскинулись над рощей из магнолий и простирались до самых ворот. Между ними на первом этаже находилась терраса. Она полукругом обвивала маленький подвесной бассейн в форме сердца и поднималась в сердцевину дома-цветка, где высилось трехэтажное здание. Здесь размещались комнаты для прислуги и двухэтажная кухня.

Казалось, что дом хорошо сохранился. Пока Стамерс подгонял машину, я внимательно рассмотрел лепестки потолка. Пластик был без единой трещины, тонкие прожилки, сходившиеся к центру, напоминали рисунок листка.

Я видел, что Стамерс не торопится включать дом. Широкими жестами руки он пытался привлечь наше внимание к различным примечательностям интерьера, пока мы медленно поднимались по стеклянным ступеням веранды. Он не торопился найти нишу с контрольным устройством. Я даже решил, что дом законсервирован, как делают со многими психотропными строениями. Это отнюдь не превращает их в непригодные для жилья, а, напротив, делает проживание в них более спокойным.

— Приятный дом, — сказал я, когда Стамерс показал мне бассейн в виде сердца. Сквозь стеклянное дно машина Стамерса казалась цветным китом, дремавшим на дне океана.

— Да, приятный, — повторил я. — Может быть, включим его?

Стамерс обогнул меня и прошел в кухню.

— Конечно, миссис Талбот первым делом нужно ознакомиться с кухней. Не спешите, освойтесь с домом.

Кухня и в самом деле была изумительна. Целиком автоматизированная, со встроенной мебелью и кухонными агрегатами всех образцов. Окончив работу, эти механизмы сами собой скрывались в специальных нишах и стенных шкафах. Это было чудом изобретательства, при котором мне понадобится не менее двух дней, чтобы освоить такой кулинарный изыск, как приготовление яиц всмятку.

Фэй как завороженная блуждала по кухне, любовно глядя на блестящие предметы.

— Ну что же, пенициллиновое производство здесь вполне можно наладить, — усмехнулся я, показав пальцем на проспект. — Почему же дом продается так дешево? Ведь двадцать пять тысяч — это почти что даром?!

В глазах Стамерса вспыхнул хищный огонек. Он улыбнулся мне с видом заговорщика, как бы желая сказать: «Вот она, твоя звездная минута, твой козырный туз», и повел меня в комнату для отдыха и игр, затем в библиотеку. Не умолкая, он превозносил все: и достоинства дома, и безупречную тридцатипятилетнюю деятельность своей фирмы, и очаровательный по своей законченности садик под окнами (одиночные посадки каких-то вечнозеленых растений).

Наконец, решив, что я уже достаточно ошеломлен, он включил дом. Что-то произошло внутри меня, необъяснимое и яркое, как вспышка, — я понял почему-то, что Эмма Слэк была совершенно незаурядной женщиной.

Медленно двигаясь по пустой гостиной, я чувствовал, как стены отступают, двери становятся шире и странные звуки, похожие на дальнее тихое эхо, медленно заполняют дом. При этом пространство дома наполнилось какой-то тревогой; будто таинственный невидимка, стоя у меня за спиной, старался заглянуть мне в глаза. Каждая из комнат, в которую я входил, чутко реагировала на мое появление, я ощущал чьи-то долго подавляемые эмоции, которые в любую минуту могли взорваться и найти выход. Наклонив голову к плечу, я вслушивался, и до меня доносился нежный женский шепот или слабый шорох одежды, как будто в комнате была невидимая мне женщина. Мне даже показалось, что в углу мелькнула тень. Каждое мгновение все неуловимо менялось, неизменным оставалось лишь ощущение таинственной тревоги.