Постепенно, с божьей помощью, наша жизнь с Фэй стала входить в привычное русло, и тут я заметил, что моя скромная женушка весьма успешно вытеснила из дома сдержанную и бесстрастную Глорию Треймэн. Ее присутствие теперь почти не ощущалось, зато жестокий дух ван ден Стара давал знать о себе все настойчивее.

Я припомнил тот далекий судебный процесс и фотографии Стара, предъявленные обвинением и приобщенные к делу. Вот он, заносчивый и агрессивный, рядом с Лe Корбюзье и Ллойдом Райтом во время одной из встреч, где обсуждаются проекты застройки Чикаго и Токио, маленький тиран с тяжелой челюстью и нездоровым блеском выпуклых глаз, с приметой болезни щитовидной железы. Потом более поздние фотографии, сделанные уже здесь, в Пурпурных Песках, в семидесятые годы. Его вторжение в экзотический и безобидный мирок кинознаменитостей походило на вторжение акулы в аквариум с декоративными рыбками. Одно было несомненно — этот знаменитый архитектор, автор уникальных проектов, обладал сильной и целеустремленной натурой и одновременно необузданным и непредсказуемым нравом.

У нас с Фэй хватало собственных проблем, и появление злобного призрака ван ден Стара только усиливало напряженность наших отношений. Круг замкнулся и это не сулило ничего хорошего. Попытки восстановить дух былой безмятежности были тщетны. Раздражение мое росло, а вместе со мной накалялась грозовая обстановка в доме.

С какого-то момента я уже точно знал, что во мне усиливаются черты характера ван ден Стара, а это в сочетании с моим растущим раздражением и недовольством Фэй начинает вызывать ответную реакцию дома — напряженность и все большую неприязнь.

Лишь потом, оглядываясь назад, я понял, что вел себя в то время по отношению к Фэй точно также, как ван ден Стар по отношению к своей жене. Шаг за шагом, с фатальной обреченностью, мы повторяли их трагический путь. Страшная развязка могла стать неизбежной.

Фэй раньше меня ощутила, что атмосфера в нашем доме изменилась.

— Что случилось с нашими жильцами, Говард? — уколола она меня за обедом. — Призрак равнодушен к тебе? Дух не желает или плоть не может?

— Не знаю! — раздраженно ответил я. — Это тебе нужно сказать «спасибо». Ты хорошо потрудилась, чтобы все испортить.

С надеждой я обвел глазами столовую, мечтая обнаружить хотя бы намек на присутствие Глории, но она не появлялась.

Фэй отлучилась в кухню, а я остался сидеть за столом, тупо глядя в нетронутую тарелку. Вдруг за моей спиной послышалось едва различимое журчание, серебристая змейка в стене сверкнула и исчезла. Я попытался удержать ее глазами, но не смог.

Это было первое эхо Глории с тех пор, как начались наши ссоры. В спальне горько плакала Фэй. Я поднялся из-за стола, чтобы успокоить ее, и в тот же миг почувствовал, как пространство за моей спиной задрожало. Глория…

Фэй я нашел в ванной. Она еще продолжала всхлипывать, я обнял ее и понял, что тревога, заполнившая дом, была женской, как прямой отклик на волнение и слезы Фэй. И эта тревога не исчезала, ею был пропитан воздух. Я шел по ее следам из одной комнаты в другую, но она затаилась под потолком и не собиралась покидать дом.

Вернувшись в гостиную, я со страхом почувствовал, что дом следит за мной, как разъяренный раненый зверь, готовый в любой момент напасть.

Через два дня на Фэй было совершено покушение. Я, как обычно, возвращался с работы и, ступив на крыльцо, сразу почувствовал, как внутри меня поднимается какая-то нелепая детская обида на Фэй, поставившую свою машину на мое место в гараже. Я изо всех сил старался отключиться от этих мыслей, но дом уже ощутил что-то неладное и вцепился в него. Он жадно впитывал мое раздражение и, накалив его еще больше, возвращал мне, отравляя атмосферу в холле до такой степени, что стены потемнели и задвигались.

Уже не сдерживаясь, я крикнул Фэй что-то резкое и обидное, она ответила, и в ту же минуту я услышал ее испуганный крик:

— Говард, скорее! Помоги!..

Я бросился в гостиную, но не смог открыть дверь — она перестала слушаться. Дом был серым и каким-то болезненно настороженным, как будто готовым к прыжку.

В гостиной отчаянно кричала Фэй. Я рванул ручку аварийного управления и изо всех сил дернул дверь.

Фэй лежала на диване. Над нею, как серый палач, повис потолок, накрыв собою все ее тело. Прямо над головой Фэй пластик растекся и превратился в зловещий шар.

Приподняв руками плотную серую массу, я с трудом вытащил из-под нее задыхающуюся Фэй. Она прижалась ко мне, как маленькая, и выкрикивала сквозь слезы:

— Говард, этот дом… он сошел с ума! Он собирался прикончить меня!..

— Успокойся, девочка! Ничего страшного не случилось, это самопроизвольная реакция, ее может вызвать любая мелочь, ну не плачь, Фэй!

Я гладил ее по спине совсем как в первые годы нашей семейной жизни и вспоминал, какой нежной и робкой девочкой она была тогда.

Потолок над нашими головами медленно выпрямлялся, стены светлели.

— Говард, я умоляю тебя, давай уедем отсюда, сейчас же. Мы будем жить в обычном нормальном доме. Я понимаю, тебе это скучно, но я боюсь, Говард! Я не могу здесь жить! Уедем!

— Фэй, пойми меня, обыкновенные дома не просто скучны, они мертвы. Приди в себя, дорогая, все прошло, все будет отлично, ты скоро привыкнешь…

Я почувствовал, как Фэй отпрянула от меня.

— Я не буду здесь жить, Говард, не буду ни за что! Ты вечно занят, ты переменился ко мне… — И она снова зарыдала, показывая на потолок и восклицая сквозь слезы: — Если бы я не упала на диван, он убил бы меня, убил, неужели ты не понимаешь?!

Я понимал ее и даже внутренне был согласен с ней, но в этот момент взгляд мой упал на смятое покрывало на диване.

— Черт побери, Фэй, да это же отпечатки твоих каблуков. — Я уже не мог побороть вспыхнувшее раздражение. — Я же просил тебя не валяться в обуви на диване! Это не пляж! Ты же знаешь, как мне это неприятно.

Стены гостиной задвигались, покрываясь темными пятнами. Боже, этому не будет конца!

Почему Фэй вызывает у меня в последнее время такое раздражение? Может быть, я подспудно терзаюсь своей виной перед нею? Или же я просто слепое орудие нервозности и злобы, накопленных стенами этого дома за то время, пока Глория Треймэн и ван ден Стар делили здесь кров?

И теперь все эта ненависть выплеснулась на нас, на ни в чем неповинную и не такую уж неудачную супружескую пару, дерзнувшую поселиться в проклятом доме 99 по улице Стеллависта. Ну что же, я достаточно легко нашел себе оправдание. К тому же, уговаривал я себя, мое увлечение Глорией Треймэн всегда было лишь платоническим, это не та роковая страсть, от которой теряют голову.

Однако Фэй не стала меня слушать. Она не захотела ждать дальнейшего развития событий, и через два дня, вернувшись из конторы, я нашел в кухне магнитофонную записку от Фэй. Она сообщала, что больше не может терпеть ни этот дом, ни мое отношение к ней и переезжает к сестре в восточные штаты.

Если быть откровенным, то первое, что я ощутил, прочитав послание Фэй, было облегчение, почти радость, пришедшую на смену привычному раздражению.

Я видел вину Фэй в том, что дух Глории покинул дом, освободив простор для ван ден Стара, и верил, что теперь Глория возвратится и моя юношеская влюбленность оживет.

Ну что ж, мои надежды сбылись и мне не на кого было пенять — Глория действительно возвратилась, но это была совсем иная Глория Треймэн. Если бы я знал ее такой, то не только отказался бы от защиты, но и вообще держался бы подальше и от нее и от ее дома.

Прошло всего несколько дней, и я почувствовал, что дом стал меня игнорировать. Часто, возвращаясь вечером домой, я натыкался на призраки ван ден Стара и Глории Треймэн. Черная, мрачная тень архитектора угрожающе наступала на легко ускользающий призрак актрисы. Эта дуэль была почти зримой — стены в гостиной чернели от приступов злобы, темнота зловеще окружала отблеск слабого света, который искал укрытие то в нише, то в алькове. Но в конце концов Глория всегда первой прекращала борьбу и спасалась бегством, оставляя в комнатах корчащиеся и шипящие от ненависти стены.