Но, пожалуй, самый удивительный случай — история английского искателя приключений XVII века по имени Вильям Адамс. Адамс — первый англичанин когда-либо ступивший на японскую землю — попал в Японию в результате ошибки природы — его корабль, убегающий от испанцев и попавший в тайфун, вынесло на японский берег. Большая часть команды погибла, остальные не могли даже стоять, и Адамс был взят в плен будущим сёгуном Японии Токугавой Иэясу. Будущий сёгун допросил Адамса и поразился одному факту — англичанин знал математику, а будущий сёгун — нет. Один из тех редких случаев, когда знание математики не только пригодилось в реальной жизни, но и спасло ее. Сёгун объявил, что англичанин Вильям Адамс погиб, чем освободил его от всех предыдущих обязательств: английского подданства, ответственности перед законом, который предписывал убивать любого иностранца, ступившего на японскою землю, а также оставшейся на родине жены. Следом за этим сёгун объявил, что новый японец Миура Анзин — родился. Миура Анзин — стал первым иностранным самураем в Японии, сёгун даже подарил англичанину личную деревню в Йокосуке в персональное владение (сейчас на месте этой деревни американская военная база, история обязывает), и хорошую жену Оюки — дочь знатного самурая из Токио. В новой семье родился сын, следующий самурай с редким среди самураев именем Иосиф, и дочь Сюзанна. А искатель приключений так и остался искателем приключений, и новый самурай стал бродить по всей Японии, и до сих пор в разных частях Японии проходят фестивали в его честь, ему стоит памятник в Йокосуке, в честь него названы улицы в нескольких японских городах, а могила гайдзинского самурая — одна из главных достопримечательностей префектуры Нагасаки.

Широко известен и другой грустный факт — что имеем не храним, а потерявши плачем. Я, например, к своему стыду, ни разу не был нигде в России, кроме Москвы. Как-то каждый раз получалось так — что куда ни поедешь, все время за границу. Россия же вот она — всегда можно пойти попутешествовать, я же тут живу. Поэтому-то и откладывал на другой раз. Теперь я более 6 лет не был в России и очень жалею, что видел в ней меньше городов, чем любой иностранец, приезжающий на одну неделю. Эта болезнь преследует не одного меня. Наоборот, в Японии я уже точно посетил большее число городов, чем средний японец. Поехать за границу обычно легче (и дешевле — самолет до Кореи и отель там, например, стоят дешевле, чем поезд по Японии до какого-нибудь соседнего города на нашем же острове), а свои просторы мало используются — что для жизни, что для туризма. 70% площади Японии покрыты горами, а в горах никто никогда не жил, и почти никогда не живет до сих пор — полная противоположность широко используемыми европейским Альпам. В Альпах стоят деревни, пастухи пасут вертикальных горных коров, повара делают сыр в пещерах, а строители с древних времен построили замки и церкви прямо на вершинах гор. В Японии в горах не строили вообще жилых домов — это считается слишком сложным и неудобным строить на склоне, а единственный горный замок (несмотря на очевидные плюсы — враг замучается пока доберется до стен) есть, кажется, только в Такахаси. Храмы, конечно, встречаются, но монахи — известные извращенцы, которые простых путей не ищут. Впрочем, и они ошибаются. Монахи в Японии придумали специально максимально невкусное блюдо — простые гречневые макароны, чтобы не баловать желудок и оставлять простор для мыслей о высоком, а эти макароны, соба, тем не менее, полюбились многим.

И вот японцы испытали огромный шок в 1930 году, когда австрийский джентльмен по имени Ганс Шнайдер приехал в Японию со своими дровами, тьфу, то есть лыжами. Залез на гору, встал и поехал. Оказалось, в горах можно отдыхать! В честь Шнайдера сейчас в Японии названы отели и спуски, в музеях рассказывают про него как родоначальника японского лыжного отдыха, ему стоят памятники.

Сложно поверить, но в Нагано, где миллионы лет японцы жили у подножия гор — они даже не удосужились многие из этих гор как-то назвать. На эти горы не ступала нога человека. Им просто было не до этого — знаете, голод, болезни, попытки вырастить рис, тяжкий труд и войны друг с другом — в общем, все время находились какие-то другие дела. Ну, на Фудзи ходили, когда надо умереть, но только в 1828 году произошло первое зарегистрированное восхождение на красивейшую гору региона — Яри — монах Банрю Сёнин забрался на вершину в целях самомучительства, ну и достижения нирваны, заодно.

А через 50 лет в Японию прибыл британский шахтер Вильям Гоуленд, прибыл учить японцев шахтерскому делу. А после работы однажды взял палку и пошел в горы. Наш гайдзин совсем чокнулся, решили японцы, хочешь на другую сторону — умный гору обойдет. “Хайкингу” — сказал гайдзин незнакомое слово и японцы поняли — гайдзин идет в гору без цели, гайдзин ходит в гору отдыхать. Так обычный гайдзинский шахтер не только научил японцев, что в горах, оказывается, можно отдыхать, но и дал название всей горной цепи в Нагано — “северные японские Альпы”.

Что наш мир — хаос? Бесконечная каша элементарных частиц? Чем каша частиц, составляющая мою руку, отличается от каши стола под ней? Слова, слова, слова… Слова научили нас делить мир на части. Слова создали наш маленький и хрупкий космос из бесконечного хаоса.

А ведь у разных людей разные слова, разные языки. Рассказвают, что у чукчей более пятнадцати синонимов для определения снега. И столько же слов для различных оттенков белого. Да и у меня за соседним столом на работе сидят люди, которые вот прямо сейчас думают и видят этот мир по-иному. У них есть другие предметы и объекты, которых в моем языке вообще нет, и я их не способен понять и перевести никогда. Как же меня легко подловить! На работе сказали — документ должен лежать в голубой папке (по-японски — “аой”). А где она голубая папка? Нигде ее нет, не могу никак ее найти. Вот только зеленую папку вижу на столе…

Так вот же она у меня в руках. Зелёная папка. Которую японцы видят голубой. И не по тому, что они дальтоники, а потому что в их языке нет такого цвета как зеленый. То есть есть, но это оттенок голубого, как у нас алый — оттенок красного. Вот и получаются у них зеленые листья, но голубые огурцы, голубые папки и голубой цвет светофора. И как, простите, при такой жизни японцам отличать гомосексуалистов от сторонников Гринпис? Очень все непросто.

Вот может случиться так, что иностранец приехал на долгое время в Японию. И он или она, конечно, сразу обнаруживает, что по-английски тут никто не говорит и это рождает определенные проблемы, если дорогу на улице надо спросить, вещь в магазине купить или, хуже того, в банк записаться. Что делает хитрый гайдзин в таком случае? Правильно, записывается на одни из многочисленных курсов японского языка. Ух, думает он или она (замучался я уже писать он или она, буду лучше писать кратко — О), выучу-ка я немного слов и все стану понимать и говорить. И вот приходит О на курсы японского языка и быстро выучивает свои первые триста японских слов.

Что вы думаете видит О после этого? О видит страшный заговор. Его или ее (я буду писать Е) учили не тому японскому языку. Видимо, какому-то специальному, для гайдзинов. Потому что японцы сами между собой говорят на совершенно ином языке, в котором бедный гайдзин не может услышать ни одного из трехсот знакомых ему слов. Даже основные глаголы как-то не особо четко выделяются из речи.

Вот японцы, с другой стороны, понимают что говорит гайдзин. Они отвечают гайдзину на том же самом языке, так что и Е хоть и приблизительно, но понятно. Но как только японцы повернулись друг к другу, — сразу пошло секретное наречие. И на ТВ, кстати, тоже самое — ничего не понятно. Вы будете смеяться, скажу я вам, но это правда. Гайдзина на курсах японцы действительно учат не тому языку, на котором японцы говорят сами. Точнее всего лишь одному из многих типов речи, которые сами японцы используют в зависимости от ситуации.