Мартин Гарднер

Аннотированная "Алиса"

Перевод Н. М. Демуровой

ВВЕДЕНИЕ

Скажем сразу: есть что-то пугающее в самой идее аннотированной "Алисы". В 1932 г., в столетний юбилей Кэрролла, Гилберт К. Честертон выразил в своей статье "сильнейшее опасение", что история Алисы, попав в жесткие руки ученых мужей, станет "холодной и скучной, словно каменное надгробие".

"Бедная, бедная Алиса! - скорбел Г. К. - Мало того, что ее поймали и заставили учить уроки; ее еще заставляют поучать других. Алиса теперь не только школьница, но и классная наставница. Каникулы кончились, и Доджсон снова вернулся к преподаванию. Экзаменационных билетов видимо-невидимо, а в них вопросы такого рода: 1) Что такое "хрюкотать", "пыряться", "зелюки", "кисельный колодец", "блаженный суп"? 2) Назовите все ходы в шахматной партии в "Зазеркалье" и отметьте их на диаграмме; 3) охарактеризуйте практические меры по борьбе с меловыми щеками, предложенные Белым Рыцарем; 4) проанализируйте различия между Труляля и Траляля".

В призыве Честертона не принимать "Алису" слишком всерьез кроется глубокий смысл. Впрочем, ни одна шутка не вызовет смеха, если не знать, в чем ее соль; порой это приходится объяснять. В "Алисе" мы имеем дело с чрезвычайно сложным и своеобразным нонсенсом, адресованным английским читателям иного века; для того, чтобы по достоинству оценить ее своеобразие и блеск, нужно знать многое из того, что находится за пределами текста. Более того, некоторые из шуток Кэрролла были понятны лишь тем, кто жил в Оксфорде; другие предназначались еще более узкому кругу - одним лишь прелестным дочерям ректора Лидделла.

Дело в том, что кэрролловский нонсенс вовсе не так произволен и странен, как это может показаться современным американским детям, пытающимся читать "Алису". Я говорю "пытающимся", ибо давно прошло то время, когда даже в Англии дети до пятнадцати лет читали "Алису" с тем же восторгом, как, скажем, "Ветер в ивах" {1} или "Мудреца из страны Оз" {2}. Сновидения Алисы, в которых есть что-то от кошмаров, ставят нынешних детей в тупик, а иногда и пугают их. "Алиса" жива только потому, что взрослые - естественники и математики в особенности - продолжают с наслаждением ее читать. Именно этим взрослым я и предназначаю свои заметки.

Я старался избежать двух типов комментариев - не потому, что они трудны и недостойны внимания, а потому, что они настолько легки, что любой не лишенный сообразительности читатель может написать их сам. Я имею в виду аллегорические и психоаналитические толкования. Подобно "Одиссее", Библии и другим великим порождениям человеческого гения, книги об Алисе легко поддаются символическому прочтению любого рода - политическому, метафизическому, фрейдистскому. Некоторые из этих ученых интерпретаций могут вызвать лишь смех. Шан Лесли, например, в статье "Льюис Кэрролл и Оксфордское движение" находит в "Алисе" зашифрованную историю религиозных баталий викторианской Англии. Банка с апельсиновым вареньем, например, в его толковании - символ протестантизма (апельсины оранжевого цвета - отсюда связь с Вильгельмом Оранским и оранжистами, ясно?). Поединок Белого и Черного Рыцарей - это знаменитое столкновение Томаса Гексли {3} и епископа Сэмюэла Уилберфорса {4}. Синяя Гусеница - это Бенджамен Джоветт {5}, а Белая Королева - кардинал Джон Генри Ньюмен {6}, тогда как Черная Королева - это кардинал Николас Уайзмэн {7}, а Бармаглот "может только выражать отношение британцев к папству..."

Нетрудно предположить, что в последнее время большая часть толкований носит психоаналитический характер. Александр Вулкотт {8} как-то выразил удовлетворение по поводу того, что психоаналитики не трогают "Алису". С тех пор прошло двадцать лет, и теперь все мы - увы! - стали фрейдистами. Нам не надо объяснять, что значит упасть в заячью нору или свернуться клубком в маленьком домике, выставив одну ногу в трубу. К несчастью, в любом нонсенсе столько удобных для интерпретаций символов, что, сделав относительно автора любое допущение, можно баз труда подобрать к нему множество примеров. Возьмем, скажем, сцену, в котором Алиса хватается за конец карандаша, который держит Белый Король, и начинает писать за него. Тут в пять минут можно придумать шесть разных толкований {9}. Однако имел ли Кэрролл хоть одно из них бессознательно в виду, представляется сомнительным. Мы можем лишь отметить, что Кэрролл интересовался психическими феноменами и "автоматическим письмом" {10}, а потому невозможно вовсе исключить предположение, что форма карандаша в этой сцене произвольна.

Следует также помнить, что многие эпизоды и персонажи в "Алисе" порождены каламбурами или другими лингвистическими шутками; они были бы совсем иными, пиши Кэрролл, к примеру, по-французски. Вряд ли стоит искать скрытый смысл в Черепахе Квази; его меланхолическое появление исчерпывающе объясняется самим фактом подделки. Являются ли многочисленные упоминания о еде в "Алисе" признаком "оральной агрессии" в Кэрролле? А может быть, Кэрролл понимал, что дети одержимы мыслью о еде и любят читать о ней в книжках? Столь же сомнительным представляется мне утверждение относительно "элементов садизма" в "Алисе", кстати сказать весьма незначительных по сравнению с тем, что творится в мультфильмах последних трех десятилетий. Трудно предположить, что авторы этих фильмов - все без исключения садо-мазохисты; скорее все они пришли к одному и тому же выводу относительно того, что именно любят видеть на экранах дети. Кэрролл был искусным рассказчиком, и нам остается только признать, что и он мог прийти к тому же выводу. Дело тут не в том, что Кэрролл не был человеком невротического склада (все мы хорошо знаем, что он им был), но в том, что книжки для детей, написанные в стиле нонсенса, вовсе не являются таким, уж плодотворным полем для психоаналитических изысканий, как может показаться. В этих книжках слишком много символов. Эти символы допускают слишком много толкований.

Читателей, которых интересуют различные, порой противоречивые аналитические толкования "Алисы", я отсылаю к библиографии. Подробнее и лучше других написала о Кэрролле в этом плане нью-йоркский аналитик Филис Гринейкер. Ее доводы чрезвычайно хитроумны и, возможно, не лишены смысла; жаль только, что она столь уверена в себе. Ведь существует письмо, в котором Кэрролл говорит, что смерть отца была "величайшим горем всей его жизни". В книгах об Алисе Червонная Дама и Черная Королева, персонажи, наиболее подходящие на роли матери, грубы и бессердечны, тогда как Червонный Король и Белый Король, наиболее подходящие кандидаты на роли отцов, очень милы. Предположим, однако, что мы подвергнем все это зеркальному обращению и решим, что Кэрролл страдал от эдипова комплекса. Возможно, он отожествлял маленьких девочек со своей матерью, так что сама Алиса является образом матери. Такова точка зрения доктора Гринейкер. Она отмечает, что между Кэрроллом и Алисой разница в возрасте была примерно такой же, как между Кэрроллом и его матерью, и заверяет нас, что "такое обращение эдипова комплекса широко распространено". Согласно доктору Гринейкер, Бармаглот и Снарк являют собой отражения того, что психоаналитики называют "первичной средой". Возможно, так оно и есть, но отказаться от сомнений нелегко.

Внутренний механизм эксцентричностей достопочтенного Чарлза Лютвиджа Доджсона может оставаться неясным, однако внешняя сторона его жизни хорошо известна. Около полувека он провел в Крайст Черч, оксфордском колледже, где сам получил образование. Добрую половину этого времени он посвятил преподаванию математики. Лекции его были скучны и неостроумны. Он не сделал сколько-нибудь значительного вклада в математику, хотя два из его логических парадоксов, опубликованных в журнале "Майнд", касаются сложных проблем, связанных с тем, что сейчас называют металогикой. Его книги по логике и математике были написаны необычно; в них много забавных задач, но уровень их элементарен, и в наши дни их читают очень нечасто.