– Пойдемте! – вдруг сказал Эббот, срывая цилиндр, словно собирался швырнуть его, как это делают футбольные болельщики. – Хватит этой ерунды. У нас есть дело. Кроме того, – он показал на другую сторону Виктория-авеню, если я не ослеп, мистер и миссис Боствик в эту минуту входят в отель. А вон там, со стороны Парламент-стрит, приближается экипаж; в нем леди Колдер. Так что молодой парень рядом с ней, должно быть, Майкл Филдинг. Если вы ожидаете взрыва, мой мальчик, готовьтесь.

Но взрыв грянул раньше, чем кто-либо из них ожидал.

– Я не совсем понимаю вас, доктор.

– Не понимаете, мистер Филдинг?

– Нет, сэр! Я счастлив помочь вам всем, чем могу, конечно; но вы мало что сказали по телефону.

– Разве так уж необходимо было говорить много, мистер Филдинг?

Вмешалась Марион:

– В самом деле, Дэвид, если этот молодой человек не может ничем помочь, так он не может!

Винс сказал:

– Марион, лапочка, не щебечи.

Бетти Колдер и Каллингфорд Эббот молча наблюдали за беседой.

Все шестеро сидели за столом в зале отеля «Палас». В центре зала под высокой и безвкусной крышей из цветного стекла среди необыкновенно высоких пальм плескался фонтан.

Позже Гарт припомнил и другие детали: белое платье Марион и сизо-серое Бетти, Марион в позе, которая, по ее представлению, повторяла позу миссис Патрик Кемпбелл на сцене. На обеих дамах были большие шляпы. Все взгляды обратились к Майклу Филдингу, который выглядел так, словно провел ночь еще хуже, чем Гарт.

Он, несмотря на воскресенье, предусмотрительно оделся в черное. Высокий воротник закрывал горло. Люди редко замечали, что он некрасив, ибо смесь дерзости и застенчивости придавала ему редкостное обаяние. Жесткие, песочного цвета волосы Майкла резко контрастировали с ореховыми глазами, блестевшими, словно у какого-нибудь божка на дневном спектакле.

– Сэр! – с напором начал он.

На столе, как символ респектабельности, лежали три цилиндра, котелок Майкла и трость Винса Боствика с серебряным набалдашником. Майкл мог не бояться, что его услышат, – этот зал с позолоченными карнизами и претенциозными украшениями был огромен, как Юстонский вокзал. Несколько посетителей, сидевших в отдалении, уже заказали чай. Еще один заснул прямо в шикарном красном кресле. Монотонно журчал фонтан.

Потом Майкл поднялся.

– Это нечестно! – вскричал он. – Чего вы от меня хотите, сэр? Зачем вы притащили меня сюда?

– Майкл, – сказал Гарт, отбросив официальный тон, – я стараюсь быть с вами вежлив. Я не хочу ставить вас в неловкое положение. Я только…

– Минутку, старина, – прервал Винс, наклонившись вперед и слегка постучав костяшками пальцев по столу. – Мы все оказались в очень неловком положении. И Марион, и я. А мы ведь здесь совершенно ни при чем. Так ведь, старушка?

– Разумеется! – Марион дернула одним плечиком, как это делала Стелла Кемпбелл в печально известной «Миссис Эббсмит». – Я вообще не понимаю, зачем нас сюда позвали, и нахожу это совершенно, совершенно невыносимым!

– Это точно, сэр, – сказал Майкл, серьезный и бледный. – Никто ничего такого не сделал. Вы заходите слишком далеко.

Тот и другая сказали это с видом оскорбленной невинности, вполне им подходящим и казавшимся естественным, что очень действовало на нервы Гарту. Гарт поднял глаза на Майкла:

– Я сказал вам по телефону, что Глинис Стакли была убита вчера днем?

– Да, сэр, сказали. Похожее имя упоминалось в утренних газетах.

– Майкл, полиции известно, что вы были хорошо знакомы с этой леди до ее гибели.

Повисла напряженная тишина. Марион даже вытянула шею, чтобы лучше видеть Майкла.

– Вы? – спросила она с недоверием. – Вы? Зачем? Зачем, глупый малыш? Вот уж поистине удивительно!

И она начала смеяться. Майкл стал белым как привидение. Марион сразу спохватилась и опять стала такой благопристойной, что впору было молиться.

– Господи, – пробормотал Майкл. – Я встретил ее. Да, это правда. Осмелюсь сказать, нам всем в жизни встречаются одна-две женщины, которых лучше было бы не встречать.

– Вот, – заметил Каллингфорд Эббот, – перед нами история человечества, изложенная с замечательной краткостью.

– Эббот, ради бога! Я благодарен вам за поддержку, но нельзя ли обойтись без сентенций.

– Смиреннейшие извинения, мой дорогой Гарт. У меня у самого есть несколько идей, которые мне хотелось бы сей час высказать. Однако, как простой полицейский, я прошу прощения за неуместное вмешательство.

– Я только имел в виду…

– Я понял, что вы имели в виду. Продолжайте!

– Майкл, – сказал Гарт, – вы не очень состоятельны, не так ли?

– Нет, господи, вы знаете, что нет. Не обессудьте.

– Вы знали, что Глинис Стакли никогда не дарила свою, скажем так, благосклонность, не ожидая чего-нибудь взамен?

– Что вы подразумеваете под словами «дарила свою благосклонность»?

– Между вами ничего не было?

– Ничего, клянусь!

– Вы никогда, хотя бы раз, не делили с ней постель? И не совершали ради этого по крайней мере двух поступков, на которые она вас уговорила?

В воцарившейся тишине похоронно звенел фонтан.

Трудно сказать, какую реакцию вызвали бы эти слова, достигни они слуха пожилых леди, сидевших за столиком всего в тридцати шагах, или официанта в полосатом жилете, который развозил чай на тележке. Даже на собеседников Гарта они произвели впечатление. Марион встала.

– Винс, – сдавленно проговорила она, – я ухожу. Ты как хочешь, а я ухожу. Я не собираюсь здесь оставаться: мне неприятно.

– Марион, – Винс начал нервно озираться, – что тебя так шокирует?

– Винс, ты глупец! Если Дэвид завел подобный разговор, никто не знает, что он скажет дальше. Но если ты пойдешь со мной, мой ненаглядный, то сможешь узнать больше, чем подслушивая под дверью глубокой ночью.

Винс тоже поднялся.

– Что ты имела в виду, – шепотом спросил он, – говоря про «подслушивая под дверью»?

Бетти Колдер закрыла лицо руками.

Марион, великолепная в своем белом платье, вздернула бровь и посмотрела на Винса. Потом повернулась и, не говоря больше ни слова, в пене шелестящих юбок, направилась к двери.

– Извините меня, – сказал Винс, беря со стола цилиндр и трость, – я должен ее проводить. Я всегда ее сопровождаю.

Он еще потоптался с разочарованным лицом, потом тоже ушел, едва ли не на цыпочках передвигаясь по очень мягкому ковру.

– Гарт, вы – порядочная свинья, – бросил Эббот, неожиданно вскочив и снова сев. – Вы намеренно это сделали? Вы их выпроводили? Что за игру вы ведете? А?

Но ни Гарт, ни Майкл Филдинг не обратили на него внимания.

– Выслушайте меня, о господи, – умоляюще бормотал Майкл. – Если вы, может быть, считаете, что я убил Глинис Стакли, то вы выжили из ума. В то время, когда в субботу после обеда, по вашим словам, ее убили, я разговаривал с поверенным.

– С поверенным?

– Ну, – и Майкл сделал неуверенный жест, – один мой друг, который стажируется у поверенного, он сказал…

– Майкл, меня не заботит, что вы делали в субботу после обеда. Я хочу знать, что вы делали в пятницу вечером?

– В пятницу вечером?

– Да. После того как позвонила миссис Боствик, я уехал с Харли-стрит в Хэмпстед. Что вы делали после этого?

– Я закрыл приемную и пошел домой, вот и все.

– Вы кого-нибудь встретили?

– Нет, сэр. Я не видел даже своей квартирной хозяйки на Ормонд-стрит. Испуганный Майкл говорил, глядя куда-то поверх головы Гарта, чуть отвернувшись в сторону, как будто боялся встретиться взором с горгоной Медузой. – Я не знал, что она была вашей сестрой, леди Колдер! Слово чести! Мне никогда бы в голову не пришло…

– Мистер Филдинг, я умоляю вас, не расстраивайтесь так. – Бетти явно еле сдерживалась, чтобы не закричать.

– Никто не скажет, что Глинис была моей любовницей. Но они говорят, что я убил ее!

– Да, Майкл, – вмешался Гарт, – именно так. Подумайте над этим.