Запачкалась?

Почему, собственно? В других случаях он никогда не рассуждал о пороке, безнравственности и тому подобных материях, столь любимых моралистами. Вот и нужно забыть всю эту ерунду и подходить к собственным проблемам так же трезво, как к проблемам любого другого. А кроме того, за исключением его собственных туманных ощущений и предполагаемого визита полковника Селби, который мог и не иметь отношения к Марион Боствик, у него не было поводов для опасений.

Машина свернула на Харли-стрит. Посмотрев вперед, Гарт резко выпрямился и попросил водителя:

– Остановитесь здесь. Прямо здесь.

Он расплатился с шофером и услышал, как тот шумно покатил прочь. В доме, где помещался его кабинет, арендовали помещения еще шесть медиков. Они пользовались общей большой приемной на первом этаже, а двое из них, Гарт и старший офицер медицинской службы, хирург, тоже холостяк, тут же и жили.

У тротуара стоял его собственный «панхард».

Сначала Гарт подумал, что ошибся, – этот автомобиль должен находиться за много миль отсюда, в Фэрфилде. Но это был его зеленый «панхард» – пустой, покрытый грязью после дальней поездки и такой горячий, что можно было услышать, как под капотом кипит смазка.

Выудив ключ из кармана, Гарт взбежал по ступеням, отворил входную дверь и уставился на женщину, сидевшую в вестибюле.

– Вот это сюрприз, Бетти, – проговорил он.

– Ничего, что мы приехали? – спросила Бетти Колдер.

– Мы?

– Хэл и я.

Хэл Омистон, его племянник. Хэл Омистон, вялый и высокомерный молодой человек, не скрывавший своего презрения к отставшему от жизни дядюшке.

– Машину вел Хэл. Я хотела, но он мне не позволил. Мы проехали двадцать пять миль без единой остановки и успели как раз к приходу твоего поезда. Видишь ли, Хэл был у меня… – Бетти осеклась. – Ты ведь не возражаешь, правда?

– Нет, не возражаю. Но я не знал, что мой уважаемый племянник навещает тебя.

– Господи, он меня не навещает! Он зашел в «Кавалер и перчатку», чтобы повидаться с тобой.

(«Наверняка хотел занять денег. И конечно, взял машину, когда обнаружил, что меня нет».)

Хотя Гарт не произнес этого вслух, ничего и не надо было произносить. У него появилось неприятное ощущение, что Бетти может прочесть и другие его мысли тоже.

Они стояли в холле, с расписными белыми деревянными панелями по стенам и с черно-белым «в шашечку» полом. Никакой другой обстановки, кроме пышной пальмы в кадке, стойки для шляп и телефонного столика, здесь не было. Хотя газовые рожки заменили на электрическое освещение, горела, и то в полнакала, только одна лампа. В темноте холл казался даже выше; стук закрываемой двери отозвался эхом где-то наверху.

Бетти немного испугалась. На ней был строгий жакет и такая же юбка, к манишке приколоты часы. Совсем не красавица, она была благовоспитанной, сдержанной, скромной, можно сказать, целомудренной девушкой. В блестящих карих глазах читались смущение и обида. Бетти благоухала духами, словно и не проехала двадцать с лишним миль по летней жаре; ее вуаль, шляпа, слюдяные очки и сумочка валялись на столике.

– Пожалуйста, – проговорила она, – пожалуйста, не надо!

– Что не надо?

– Думать то, что ты думаешь.

– Разве я что-нибудь сказал?

– Нет. Ты никогда ничего не говоришь. Хотя лучше бы сказал. Ты не должен упрекать бедного Хэла. Да, он взял твою машину, но только потому, что я попросила его.

– Это как же?

– Ох, ладно! – вскрикнула Бетти.

Ее каблучки простучали по шахматному полу к столу.

– Вот, – она выдернула из кучи черный кейс, – твой портфель. Ты забыл его в коттедже. Я испугалась, что он понадобится тебе на работе, и решила его привезти.

В портфеле ничего не было, кроме нескольких напечатанных страниц, которые… Тут Гарт приказал внутреннему голосу заткнуться. Однако это ничего не меняло. Случается, что глупца повергают в смятение грядущие беспокойства, которые может принести женщина.

– Ты проехала такое расстояние, чтобы привезти…

– Ах, дорогой, какое это имеет значение?

– Для меня имеет, Бетти. Мера моего раскаяния…

– Не велика заслуга – сделать то, что хочется сделать. И я не хотела заставить тебя ревновать. Я, правда, люблю это делать, но только тогда, когда это выглядит забавно.

– Ну ладно. А мой уважаемый племянник, эта молодая свинья…

– Пожалуйста! Если тебе не нравится Хэл…

– Да, я его не люблю. Он со всей наглостью юнца ставит старших в неловкое положение. Я настолько его не люблю, что даже одалживаю ему деньги. Но Хэл, я хотел сказать, – это повод, чтобы оправдать мою неприветливость. Настоящая причина в том, что в девять часов сюда должен прийти человек и тебе с ним совершенно незачем встречаться. Кстати, где Хэл? И как ты попала в дом?

– Хэл пошел в бар «Критерион». Очень приятный молодой человек позволил мне войти, когда я постучала; он сказал, что он твой помощник.

– Майкл? Но ему незачем было сюда приходить!

Дверь в приемную справа была закрыта. В дальнем конце находилась дверь в кабинет Гарта. Дальше располагалась комната, которую доктора называли малой библиотекой. Дверь в нее внезапно распахнулась, и на пороге возник Майкл Филдинг со своим обычным дерзко-застенчивым видом. Все четыре пуговицы его горчичного жакета были застегнуты, словно он готовился к серьезному испытанию.

– Может быть, это и так, сэр, – заявил он, – но как раз хорошо, что я пришел. Пациент уже здесь.

– Уже? Я опоздал?

– Нет, сэр; полковник Селби пришел слишком рано. Он в приемной. Я надеюсь, вы не задержите его долго, доктор. По-моему, он сильно напуган.

Слова Майкла разнеслись эхом по всему холлу. Гарт взглянул на закрытую дверь.

– Мистер Филдинг, – официальным тоном произнес он, – проводите леди Колдер. Да, – собрав со стола вещи Бетти, он сунул все Майклу, – возьмите. Я думаю, леди Колдер предпочитает подождать в малой библиотеке. Потом пригласите полковника Селби в кабинет.

– Вам это не нужно, да? – спросила Бетти, протягивая Гарту портфель. Ну, не важно.

– Очень нужно, леди Колдер, благодарю вас. – Гарт забрал портфель и напомнил: – В малую библиотеку, мистер Филдинг!

В тоне его слышалось: «И не спорить!» Спустя несколько минут он уже сидел с любезным и торжественным видом за своим столом. Но ситуация осложнилась еще больше.

В кабинет чуть не маршем вошел плотный пожилой мужчина, со стального оттенка сединой, лысеющий, с прямой спиной и командным голосом. Казалось, полковнику приходится следить за собой, чтобы говорить тише.

– Мы однажды уже встречались, доктор, – сказал он, чопорно подав руку. Хэмпстед. Два года назад. Очень любезно с вашей стороны, что вы приняли меня.

– Ничего, пожалуйста.

– Ах да. Я имел в виду, – полковник Селби махнул рукой, – этот визит в ночи, тайком, словно я какой-нибудь вор. Но у меня не большой выбор. Дело в том, что…

– Что же вы не садитесь?

– Благодарю. Дело в том, что…

Полковник Селби тяжело вздохнул. Его сюртук с шелковыми отворотами, белый жилет и широкий черный галстук с перламутровой булавкой – все дышало демонстративной благопристойностью. Но стиснутые кулаки портили впечатление.

Над столом висела люстра с колпаками в виде стеклянных цветков. Когда Селби опустился на подушки черного кожаного кресла, стоявшего перед столом Гарта, свет упал на лицо полковника: веки его нервно подрагивали, на лбу блестели капли пота.

– Послушайте, – опять начал он, – я пришел к вам. Пришел, потому что вы друг Боствиков. Это облегчает дело. Иначе было бы хуже. Слушайте, то, о чем мы будем говорить, должно остаться в тайне!

– Конечно. Надеюсь, мне не нужно убеждать вас в этом.

– И никуда не пойдет дальше, да поможет вам Бог?

– И никуда не пойдет дальше, да поможет мне Бог!

– Доктор, как поступают с сумасшедшими людьми?

В старом доме стояла полная тишина. Этот кабинет с зелеными стенами и витающим запахом антисептиков вызывал острое ощущение чего-то мрачного и нереального. Слева, на каминной полке из белого мрамора, стояли бронзовые часы, рядом с ними – фотография Бетти Колдер с одной стороны и фотография родителей Дэвида с другой. Резная рама обрамляла зеркало над камином.