Я не буду останавливаться на других перестройках. Читатель, знакомый с отечественной историей, без труда обнаружит их по известному алгоритму. Отмечу лишь (для совпадения мнений), что в XVII веке я обнаружил три "перестройки", перестройку Смутного времени, времен царя Алексея Михайловича и царевны Софьи. В XVIII веке их было по крайней мере две: в царствование Петра I и Екатерины II. В XIX - опять три, а то и все четыре. Проходили они все по тому же алгоритму, все отчетливее вычерчивая и другую закономерность, которую можно назвать "качелями".

И в самом деле, если крутую перестройку Ивана III сменила либеральная юного Ивана IV, то та же последовательность сохранялась и в другие века. В XIX веке либеральные преобразования времен Александра I сменились реакционными Николая I, его сын, Александр II, почему-то пошел не по стопам отца, а либерального дяди и отменил все-таки крепостное право, Александр III, хоть и мстил разбушевавшимся при либеральном царе революционерам за смерть отца, преемником отца в политике не стал. И в нашем, XX веке исторические "качели" с завидным постоянством продолжали раскачиваться так, что каждая последующая эпоха перечеркивала завоевания и достижения предыдущей.

Итак, почему же мы обречены на повторяемость поступков, мыслей, событий, на светлые и темные полосы? Почему в 1404 году русские бояре отдали ослабевший от чумы Смоленск литовским, а в 1514 году этот же Смоленск отвоевали, а в 1618-м опять отдали, а в 1657-м опять отвоевали и опять чумной? Почему вместо приличных изб мы столетиями возводили храмы, а потом десятилетиями разрушали, теперь снова восстанавливаем? Почему мы строили плотины гидроэлектростанций, вздымали к небу памятники царям и вождям, ковали ракеты и танки и радовались, радовались своим победам и свершениям, а теперь радуемся тому, что памятники низвергнуты (а с ними и часть памяти), танки переплавляются, а гидростанции будут разрушены? И при этом мы не устаем удивляться: почему мы так бедны, почему у нас так мало накоплений и куда уходят деньги?

Почему при Иване Грозном, следуя примеру новгородцев, мы вводили суды присяжных, а потом отменяли или давали отменить, потом снова ввели монаршей милостью Александра II и снова отменили, а теперь... Почему мы, как плохие школьники, мечтая о светлом будущем, все время ищем у кого бы списать и списываем у прошлого, как правило, темного. Откуда эта леность, скудомыслие? Что это? Всеобщее стремление простых физических тел к движению по линии наименьшего сопротивления или дань моде, которая, как известно, существует не только в одежде, но и в культуре, в политике, в государственном строительстве и которая, как тоже известно, любит повторяться. Особенно для тех, кто не способен к творчеству. Почему нам надо было выбрасывать Ломоносова, Пушкина, Толстого "с корабля истории", а потом снова втаскивать на борт, как теперь Платонова, Булгакова, Пастернака, Бердяева, Франка... Впрочем, я не прав. Эти люди сами всходят на борт и после смерти, как только у нас, живых, но не живших, появляется тяга к культуре, проблески стремления к свету, к правде. А может быть, не у нас, а у тех, кто нами управляет, манипулирует нашим общественным сознанием и подсознанием?

ЗАКОН ПАРКИНСОНА - ЕФИМОВА

"Поскольку любой работе, а бумажной писанине тем более свойственно растягиваться во времени, - формулировал свой закон С. Норткот Паркинсон в "Иностранной литературе" № 6 за 1959 год (с тех пор к нему предпочитали не возвращаться), - мы можем утверждать, что между объемом работы и штатом выполняющих ее чиновников существует минимальная (если не нулевая) зависимость. Однако отсутствие полезной деятельности вовсе не означает бездействия".

Далее С. Н. Паркинсон переходит к показу действия своего закона на простых примерах. И я не могу удержаться, чтобы не привести их почти целиком:

"Опуская многочисленные подробности, существенные лишь для специалистов, мы с самого начала выделим две основные движущие силы. Их можно свести к двум бесспорным положениям, почти аксиомам, а именно:

1) Чиновники стремятся умножать подчиненных, а не соперников;

2) Чиновники создают работу друг для друга. Чтобы уяснить действие фактора № 1, представим себе некоего чиновника А, которому кажется, что он перегружен сверх меры. Так ли это на самом деле - несущественно, однако можно допустить, что это ложное (или справедливое) мнение А связано с упадком жизненных сил, вполне естественным в пожилом возрасте. Вообще говоря, существует три способа избавиться от этой мнимой (или действительной) перегрузки. Чиновник может уйти в отставку, может поделить обязанности со своим коллегой В и может, наконец, потребовать себе в помощь двух подчиненных, именуемых С и Д. Однако история еще не знает случая, когда А избрал бы иной путь, кроме третьего... Это придаст ему вес, а разделив свою работу между С и Д, он окажется единственным человеком, которому понятен смысл деятельности их обоих. И еще одно очень важно себе уяснить: С и Д, если так можно выразиться, немыслимы друг без друга. Назначение одного С исключается. Почему? Да потому, что если С один примет на себя половину обязанностей А, то тем самым он возвысится до положения А - что уже было отвергнуто в случае с В. И это уж совсем исключается, если С - единственный возможный преемник А. Поэтому подчиненных должно быть не менее двух, причем каждого следует держать в постоянном страхе перед возможным продвижением другого. Когда С, в свою очередь, начнет жаловаться на перегрузку - а это неизбежно, - А, по договоренности с С, позаботится о назначении ему в помощь двух подчиненных. Однако, чтобы избежать внутренних трений, он должен испросить двух помощников и для Д... Когда в отделе появятся чиновники Е, Ф, Ж и Н, повышение А в должности можно считать предрешенным. Итак, теперь семеро чиновников выполняют работу, с которой раньше справлялся один. Вот тут-то и начинает действовать фактор № 2. Ибо эти семеро задают друг другу столько работы, что все они загружены до предела..."

Анализируя деятельность Адмиралтейства военно-морского флота Британской империи, С. Н. Паркинсон приходит к выводу, что независимо от объема работы число чиновников Адмиралтейства вырастало в среднем на 5-6 процентов в год. Желая проверить действие этой "английской постоянной" на нашей русской почве, я обратился к отечественной статистике и обнаружил ряд особенностей, в которых тоже наблюдается закономерность. Если для цитадели чиновничества - столичного Петербурга времен Александра III - это отношение составляло 9,9 процента, то для СССР эта картина выглядит так: