Он курил, радуясь, что дождь усилился ещё больше — его примут за прохожего, пережидающего ливень. Уличный фасад контролирует Семён. Значит, все пути бегства Подклёнову отрезаны. Только поскорее бы приехали из милиции!

Мысленно Костя рассчитывал: вот Люда добралась до телефонной будки. Вот её соединили с дежурным. Разговор. Теперь дежурный идёт докладывать начальнику. Докладывает. Начальник отдает распоряжение. Люди садятся в машину. Он в это время закурит ещё разок. Едут… Едут… Проклятие, почему они так долго едут? Он прикурил от догоревшей папиросы следующую и щелчком отшвырнул окурок. Сколько можно ехать, где же знаменитая оперативность?

Вторую папиросу он курил с нарочитой неторопливостью. Во двор вошли двое мужчин, видимо здешние жители. На крыльце приостановились; один спросил:

— Вам кого, молодой человек?

— Пережидаю дождь, — сказал Костя.

Тот, что задержался на нижних ступеньках, тоже разминая папиросу, опустил руку в карман плаща, но спички доставать не стал. Чуть щурясь, попросил:

— Можно посмотреть ваши документы?

Тогда второй вынул ярко-красную книжечку, а Костя прочел тисненое золотом слово «Удостоверение» и облегчённо вздохнул:

— Наконец-то! — и, доставая документы, объяснил: — Вот в том доме. Вход с улицы…

Он сделал движение, намереваясь спуститься с крыльца, но ему сказали, возвращая паспорт:

— Не спешите. Там наши сотрудники. Вы — один из товарищей, о которых говорила девушка? А где второй?

— На улице… или в парадной, я думаю. Понимаете, так получилось… — начал он, но его вежливо остановили:

— Вы потом всё объясните.

Слово «потом» заставило вспомнить о времени.

— Знаете, у нас билеты на самолёт…

— Это уладят, — успокоили его.

Чувствуя себя несправедливо обиженным холодностью этих людей, Костя снова полез за папиросами. Минут десять все трое молча курили. Потом из-за угла дома показался ещё человек. Один из разговаривавших с Костей пошёл навстречу ему, вполголоса обменялся несколькими словами и кивнул стоявшему на крыльце.

— Пошли, товарищ! — предложил тот Косте.

Поодаль стояла дымчатая «победа». Костин провожатый услужливо распахнул дверцу:

— Прошу.

Начиная нервничать, Костя нагнулся и увидел в машине Люду.

— А Сенька? — спросил он.

— Я ничего не знаю, — сказала девушка. — Что-нибудь произошло?

Косясь на спутника, занимающего место рядом с шофёром, студент передернул плечами:

— Видите, делают из всего тайну.

К автомобилю подошёл ещё человек, через стекло внимательно оглядел Костю. Отворив дверцу, спросил:

— Как одет ваш товарищ?

— Как и я, — сказал Костя и презрительно шмыгнул носом. — В черной флотской накидке. Китель, фуражка.

— Благодарю вас, — сказал человек, закрывая дверцу «Победа» сорвалась с места, заставив Костю и Люду откинуться на мягкую спинку сидения.

— Смешно, — сказал студент девушке. — Создается впечатление, что они ищут Семёна, а не этого…

— Я попрошу вас не разговаривать, — обернулся сосед шофёра.

Костя опять раздраженно фыркнул и хотел возмутиться, но мысль остановилась на им же произнесенном слове: «ищут!» Ищут Семёна? Значит, Семёна нет? Да что за чертовщина такая?…

Машина остановилась у подъезда милиции.

В коридоре, по которому пришлось проходить, Семёна не было. Не было и в том, где их попросили присесть и подождать — опять-таки в присутствии неразговорчивого человека в штатском. Минуты ожидания казались часами. Росло беспокойство за судьбу товарища, и чего только не приходило в голову!

Например, зачем спрашивали, как одет Семён? Какая им разница? Если только… если только не требовалось установить, кто Гостинцев, а кто — Подклёнов? А это нужно, когда… когда люди ничего не могут сказать о себе. Только так! Неужели Семён погиб? Нет, конечно! В крайнем случае — тяжело ранен, без памяти. Но ведь выстрелов не было? И, потом, у Семёна с собой документы. Из них же ясно, кто он такой!

— Пройдите, гражданка!

Это Люду пригласили в кабинет. Одёрнув плащ, она поднялась и, даже не посмотрев на Костю, скрылась за дверью.

— Можно курить? — спросил Костя опекуна.

— Закурите.

Жадно затягиваясь, он представил Семёна, входящего в дом. Удар рукояткой пистолета из-за угла — неожиданный, зверский. Преступнику нужны документы, он обшаривает неподвижное тело. И — спокойно выходит на улицу, пока растяпа Костя Моргунов, открыв рот, разглядывает сад. Пока Люда ищет телефонную будку. Пока милиция раскачивается, собираясь ехать…

Наконец, дверь снова открылась.

— Пройдите, гражданин!

Не почувствовав ожога, пальцами потушил папиросу. Ноги слушались неохотно. Непомерно широким плечом накидки задел за косяк.

— А вы плащ-то снимите, чтобы не мешал, — посоветовали ему.

Костя покорно стянул накидку, повесил рядом с чьим-то серым, военного образца, плащом.

Покорно прошёл к глубокому креслу возле массивного письменного стола и, только опускаясь в него, увидал, что напротив, в точно таком кресле, сидит Люда. Отделенный от них столешницей, капитан милиции барабанил пальцами по папиросной коробке.

— Скажите, где мой товарищ, Гостинцев? — спросил Костя.

— К сожалению, мы тоже не знаем, — ответил капитан. — Я попрошу вас рассказать, что произошло, когда Раменкова отправилась нам звонить. Можете?

— Пожалуйста. — И студент, стараясь сохранять предельную точность, рассказал о том немногом, чему был свидетелем.

— Вам или Гостинцеву пришла в голову мысль, что парадная может быть проходной?

— Не помню, знаете…

— Вы в дом не входили?

— Даже не заглядывал.

— Так… — Капитан снова начал барабанить пальцами. — Странно. Очень странно…

— Ничего странного нет, — прервал его Костя. — Мы же разделились. Я наблюдал во дворе…

— Странно, — жёстко сказал капитан, — что мы не обнаружили в доме Гостинцева. И Подклёнова — тоже.

— Не может быть! — не удержался от наивного выкрика студент.

Капитан чуть заметно усмехнулся, потом спросил:

— Вы уверены, что вошедший в дом номер семнадцать человек был Подклёновым?

Костя растерянно посмотрел на него, потом на Люду. Даже развел руками.

— Конечно…

В тоне его капитан не услышал уверенности. Не услышал её и сам Костя. Больше того, он вдруг перестал верить в то, что человек в мокром пыльнике был Подклёнов. Они с Семёном видели только спину. Люда тоже видела одну спину. И у человека не было полевой сумки, наконец!..

— Это Подклёнов, — твёрдо сказала Люда, точно угадав сомнения Кости.

— Видите ли, — капитан пододвинул к себе пачку, достал «беломорину», но не прикурил её, — парадная не проходная. Четыре коммунальных квартиры. Не только мужчины, похожие на Подклёнова, но и вообще мужчины, которых можно было бы заподозрить в связи с такими, как он, в доме не проживают. В момент осмотра мужчин в комнатах оказалось трое: два пенсионера и шофёр «Скорой помощи», спавший после ночного дежурства. Вот так! — Он поднял глаза на Костю, перевёл на Люду и, вычиркнув спичку, стал с нарочитым усердием раскуривать папиросу.

Костя понимал, что пауза выполняет какую-то служебную нагрузку. Он ждал, что скажут дальше. А капитан не торопился, затягивая молчание. Наконец, выдохнув дым, сказал:

— Но мы знаем, что посторонние мужчины в доме были.

Неслышно открылась дверь, некто в штатском спросил:

— Разрешите?…

— Готово? — вопросом ответил капитан.

— Точно так. — Вошедший положил на стол зелёный форменный бланк, густо исписанный от руки.

— Мужчины были. У гражданки… — капитан покосился на принесённый бланк и зажёг настольную лампу, так как дневной свет начинал меркнуть. — У гражданки Карпенко Галины Сергеевны с утра находился её знакомый. Есть основания считать, что действительно с утра. Во всяком случае, продолжительное время, не час и не два, — дольше. Он никуда не выходил. Некто Букетов; личность его выясняется. Минут за пятнадцать до прихода наших работников к нему явились два товарища. Карпенко в это время якобы переодевалась, укрывшись за открытой дверцей шкафа. Пришедших она не видела. Но слышала, как один из них отрекомендовал второго «своим корешком». Вам известно, что это означает?