-- Да, добрый, верный друг.

-- Знает ли он правду о вас, миссис Хевен?

-- Знает. Он, мой шофер Отто и... Обри. Вот единственные люди, которые знают все.

-- А у вас есть представление, где сейчас может находиться мистер Гамаль?

-- Нет. Он ушел от меня, когда пришло время одеваться в оперу.

-- И никто из вас не знал об убийстве мисс Стюарт?

-- Я не знала, пока вы мне сами этого не сказали. И Осман ничего не знал, когда уходил от меня.

А что в той истории, которую вы рассказали Джону Уиллсу, правда?

-- Истории? -- Старая женщина взглянула на Джона. -- Мне показалось, Уиллс все принял за правду. Существует огромное количество людей, которые будут публично просто уничтожены, если Мун умрет насильственной смертью. Он собрал множество компрометирующих материалов на этих людей, и все они будут преданы гласности его адвокатом или кем-то другим, кого он указал в своем завещании. Вот почему Осман и я решили, что лучше сохранить Муна живым. И нам казалось, что Уиллс, который немало от него пострадал, мог бы оказаться в этом деле полезным.

-- Так, выходит, убийство Муна принесло бы вам много неприятностей, миссис Хевен?

Ее внушительных размеров грудь поднялась и опустилась в тяжелом вздохе.

-- Ну что же, моя тайна раскрыта, -- ответила старая леди. -- И мое имя может быть опубликовано, к всеобщему изумлению. Но остальных постигнет настоящее бедствие.

-- Вы считаете себя в чем-то виновной?

-- Да, Шамбрэн. Я так считаю потому, что если бы не я, то жизнь многих людей, таких, как отец Уиллса и он сам, не была бы такой ужасной, какой ее сделал Мун. Я виню себя за то, что была слишком эгоистичной. -- Она посмотрела прямо на Джона. -- Я виновата в смерти вашего отца, Джон, потому что думала только о себе.

-- Мне в это очень трудно поверить, миссис Хевен.

-- Но это так и есть, хотя в свою защиту могу сказать, что целых тридцать пять лет не имела ни малейшего представления, что происходит, не знала, что Обри делает со своей жизнью и жизнями других людей. -- Она сложила костлявые руки на коленях.

Шамбрэн взял пустой стакан и направился к шкафчику. Оттуда он вернулся с большим, наполненным до краев высоким бокалом. Старая леди улыбнулась очаровательной улыбкой, словно сорок лет назад.

-- Ну вот, это совсем другое дело! -- заявила она и, отпив почти половину бокала, поставила его на стол.

-- Я жила с Обри Муном пять лет, Шамбрэн. И все это время чувствовала себя словно прокаженной. Это теперь я так думаю, но тогда все было иначе. Шел последний год войны, Первой мировой войны. Все жили только сегодняшним днем. Обри в те дни был очарователен. Его еще не коснулась слава, но уже тогда он был сказочно богат. Мы делали все, что хотели, и имели все, что только могло заблагорассудиться. Я была на вершине своей славы. Правда, тогда я этого не понимала, но моя слава только увеличивала престиж Обри. Мун был богат, и люди думали, что он как раз тот человек, который должен быть с популярной Виолой Брук. Мне казалось... мне казалось, что мы любим друг друга. Но потом я поняла, что Обри любит только самого себя. Когда и к нему пришла слава после его военных репортажей, я перестала быть ему нужной, он начал садистски издеваться надо мной. -- Из горла старой женщины вырвался звук, похожий на судорожный смех. -- Я могла бы уничтожить его, Шамбрэн, но не стала этого делать, потому что думала, что люблю его. То, что он делал, чтобы унизить меня, слишком больно для того, чтобы вспоминать. Я тогда служила в театре "Уэст-Энд". Мне сопутствовал успех. Молодой человек по имени Хевен начал оказывать мне знаки внимания. Я привыкла к такого рода вещам. Многие люди воображали, что влюблены в Виолу Брук. Джордж Хевен оказался настойчивым. В какой-то момент я попыталась отделаться от него, рассказав ему о моих отношениях с Обри Муном. Но это не отвратило его от меня. И он оказался тихой гаванью в том шторме, который меня настиг. Как-то вечером, перед спектаклем, Джордж Хевен пришел в мою гримерную. Я не сказала вам, что он был тогда инженером крупной нефтяной компании? Только начинающим, в самом низу служебной лестницы. Хевен сообщил мне, что его направляют на Ближний Восток, а он объявил своим сотрудникам, что женат и хочет взять с собой жену. Его корабль отплывал в тот же вечер в десять часов. Джордж умолял меня уехать с ним. Я сказала: "Нет, не могу. Моя пьеса. Моя карьера". Но как только он ушел, поняла -- Джордж единственная моя надежда, последняя в жизни. И я ушла из театра в середине представления. Пришла к нему на корабль без всяких вещей, даже не заехала в свою квартиру за чем-нибудь. Поженил нас капитан в море. Виола Брук -- это мое сценическое имя. Выходила я замуж под своим настоящим, законным именем, и мне было все равно, если бы какой-нибудь корабельный репортер узнал его. И вот с тех пор я миссис Джордж Хевен.

Наше первое место жительства было в пустыне, -- немного помолчав, продолжила она свой рассказ. -- Там было еще трое белых людей, таких же инженеров, как Джордж. Никто из них не знал меня в лицо. И мы стали частью того мира. Из газет, которые случайно попадали к нам, я знала, какой фурор произвело мое исчезновение. Но сценические фотографии Виолы Брук не могли помочь найти меня. Я умела изменять свою внешность. И все время, пока мы были вне Англии, я чувствовала себя в безопасности. Нам не хотелось вспоминать прошлое. Мы не хотели, чтобы Обри что-то узнал о нас. И так мы жили на Ближнем Востоке целых тридцать лет. Джордж был прекрасным, добрым человеком, я его горячо полюбила. И он добился успеха. За эти тридцать лет он стал очень богатым человеком, а я... я -- женщиной средних лет, а может быть, даже и пожилой, которая совершенно не напоминает Виолу Брук.

Потом мне показалось, что теперь можно без всякого опасения вернуться в Англию. И тут я увидела, какую жизнь ведет Обри, сколько чужих жизней он разрушил. Для меня это было ужасным открытием, Шамбрэн, потому что я могла бы предотвратить все это.

-- Но как вы могли это сделать, миссис Хевен?

-- Вся карьера Обри Муна была построена на обмане, -- спокойно пояснила она. -- Его первый роман "В боевом строю", принесший ему литературную известность, проданный для кино, переделанный в пьесу, сделавший Обри Муна ярчайшей звездой на литературном небосклоне, был написан не им самим...