Андреа вышла к Дэвиду на веранду.

— Да, мне придется скоро уехать, — подтвердил он, — а сейчас пошли со мной.

Он провел ее в тот угол веранды, который располагался ближе к озеру. Луна проложила по воде сверкающую дорожку. Вода была темной и как бы подернутой туманной дымкой.

— Не уезжай сегодня, — попросила она, — прошу тебя, только не сегодня.

Когда он обнял ее, Андреа принялась целовать его со всей накопившейся за этот счастливый день страстью.

— Но мне нужно уехать, — сказал он.

— Нет. Не сегодня. Тебя снова изобьют. Пусть они думают, что до смерти напугали тебя.

— Хорошо, — наконец сдался он, — только, пожалуйста, потише.

Он целовал ее с какой-то первобытной яростью. Его губы скользили по ее шее. Дэвид нетерпеливо сбросил бретельку ее платья.

— Нет, — внезапно почти трезво бросил он, — это не то место, где можно отдаться любви.

— Да, — подтвердила она, не делая, однако, каких-либо попыток отвергнуть его ласки.

Когда несколько позже она шла к себе в комнату, то чувствовала себя разочарованной и одинокой — как ребенок, с которого стянули теплое одеяло.

Он оставался с ними целую неделю. В присутствии Фелиции они вели себя друг с другом подчеркнуто вежливо. А после того, как рассказали Дюмонам, что Фелиция может ходить, уже не было необходимости постоянно находиться рядом с нею. Дэвид брал девочку с собою в поездки и на пикники на другой стороне озера, много и охотно играл с нею.

Ночи же принадлежали им двоим. Андреа ожидала каждую их встречу с нетерпением. И хотя она понимала, что ее влюбленность сродни безумию — ей ничего не хотелось изменять. Да она и не смогла бы, даже если бы захотела этого.

Однажды она заметила, что скорее всего то, что их связывает, не любовь, а нечто иное.

— Так что же тогда? — удивился он. — Только секс и страсть? А как же по-твоему должна проявляться любовь?

— Любовь другая, — попыталась объяснить она. — Любовь всегда нежная и радостная.

Дэвид лишь рассмеялся на это и поцеловал ее с такой страстью, что у нее даже перехватило дыхание, после чего рассмеялся. Его смех прозвучал чертовски дико, и Андреа вновь почувствовала уже забытый страх. Она даже инстинктивно отпрянула от него.

— Ты права, — несколько позже согласился он, — это действительно просто сумасшествие, — а затем объявил ей, что намерен вернуться в «Пристанище Отшельника».

— Всему свое время, — пояснил он. — Я отправил через Нью-Йорк домой письмо, в котором сообщил о своем скором возвращении. Они наверняка уже беспокоятся, почему это меня нет до сих пор.

— Но без тебя я не хочу здесь оставаться, — сказала Андреа.

— Даже каких-нибудь пять дней? Удивленно подняв брови, Дэвид рассмеялся.

— Ну, не будь таким жестоким, Дэвид, — запротестовала она.

— Я совсем не жестокий. — Он покачал головой. — Ты просто сумасшедшая девчонка. Ты знаешь и жизни много, и в то же время — ничего.

— Что ты хочешь этим сказать? — настороженно спросила она, но вместо ответа он только поцеловал ее.

Дом у озера потерял всю свою привлекательность после того, как он уехал. Фелиция и Андреа начали скучать, и однажды Фелиция даже предложила сократить их отдых на озере. Тем не менее Андреа отклонила это предложение, дабы не обнаружить свои чувства и свою тоску, Все это время она ничего не слышала о Вене, да и совсем не думала о нем. Но и Дэвид тоже не писал и не звонил после своего возвращения на ферму.

За два дня до отъезда на ферму им неожиданно позвонил Бен. Андреа вначале подумала, что это Дэвид, и ей затем пришлось искусно скрывать свое разочарование.

— Мне не хватает тебя гораздо больше, чем я хотел бы того, — сказал он.

Андреа уверила его, что тоже скучает. Это, конечно же, было ложью, поскольку все ее мысли были заняты только Дэвидом.

— Ты уже подумала о том, что ты хочешь? — спросил он.

— Чего я хочу? — удивилась она. — Ты имеешь в виду, когда я уеду с фермы? Пока даже не представляю себе. Мне будет очень нелегко оставить Фелицию, но…

Оговоренный заранее с Дэвидом план предусматривал, что она должна всем говорить о своем предстоящем отъезде.

— Постой-ка! — запротестовал Бен. — Мне казалось, мы пришли к единому мнению относительно того, что ферма небезопасна для тебя.

— Ну да. Ты прав, Бен, — согласилась она. — Но все это не так просто.

— Понимаю, — возразил он, — но ты слишком много для меня значишь, а потому мне не хотелось бы, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

— А Фелиция?

Андреа услышала, как он вздохнул.

— Ну да. Я понимаю тебя. В конце концов, не кто иной, как мой отец, помог ей увидеть свет. А ее отец был моим лучшим другом. Если бы только можно было уговорить Гордонов отправить Фелицию в интернат или отослать Джастина в специализированное заведение.

— Я не могу себе представить, чтобы Джастин имел какое-либо отношение ко всему этому. Я уверена, что это кто-то другой.

Услышанное, казалось, ошеломило Вена.

— Но кто же тогда? — наконец спросил он.

— Не представляю.

Не могла же она в конце концов рассказать ему об открытии Дэвида, или о том, что сама когда-то считала Дэвида виновником всех несчастий.

— Ну, послушай, — очень мягко начал он, — в общем-то мне все равно, кто это делал. Для меня важно одно — чтобы ты находилась в безопасности. Для Фелиции я сделаю все, что в моих силах. Будем надеяться, что мистер Гордон в конце концов прислушается к моим советам. Я даже готов порекомендовать ему хорошую школу для детей с физическими недостатками.

Андреа так и подмывало рассказать Бену о том, что Фелиция не имеет никаких физических недостатков.

— Ну, а кроме всего прочего, спрашивая тебя о том, чего ты хочешь, я имел в виду совсем не твое пребывание на ферме, — продолжал он. — Я, конечно, не собираюсь тебя торопить, но ты же знаешь, как я к тебе отношусь, Андреа…

«Нет, я не могу выйти за него замуж, — подумалось ей, — по крайней мере до тех пор, пока у меня сохраняются эти чувства к Дэвиду. Я не могу жить с Беном в Индиэн Гэн и постоянно быть на грани того, чтобы сбежать к Дэвиду. Но и Бена я не могу вечно водить за нос. С другой стороны, не могу же я объяснить ему все по телефону».

— Давай оставим этот разговор до моего возвращения, — предложила она. — В субботу я буду на ферме.

— Я не могу дождаться этого дня! — слишком экзальтированно воскликнул он.

Конечно, он будет разочарован ее решением, но сердце она ему наверняка не разобьет, подумалось ей.

— Я буду рада вновь видеть тебя, — стараясь придать голосу сердечность, сказала она. — До скорого, дорогой.

Бену наверняка никогда не стать ее «дорогим». Не стать до тех пор, пока голос Дэвида, его глаза и его прикосновения заполняют для нее весь мир.

В день отъезда Фелиция встала очень рано. Она танцевала и скакала вокруг. Ее невозможно было утихомирить — так радовало девочку предстоящее возвращение на ферму. Сама непосредственность, она спросила Андреа:

— Скажите, мисс Вэйд, а вы любите дядю Дэвида?

— Ну, конечно, — заверила ее Андреа, — ты же знаешь, что я люблю всю вашу семью.

— Естественно. А мы любим вас. И очень сильно. И я тоже. И дядя Дэвид.

— Я знаю, — сказала Андреа, глядя на дорогу, по которой вскоре должен был подъехать Коллинз.

Коллинз на сей раз был не так заторможен и официален, как при поездке на озеро. Он поднял Фелицию и усадил ее на заднее сиденье после того, как откланялись Дюмоны. Ни они, ни Дэвид, судя по всему, ни словом не обмолвились о том, что девочка может ходить. Андреа была рада, что Фелиция не скрывала своего нетерпения и поторапливала Коллинза, требуя, чтобы он побыстрее отъезжал. Андреа испытывала то же нетерпение и на душе у нее было неважно. По пути Коллинз рассказывал, демонстрируя необычную словоохотливость, о том, как проходила жизнь на ферме и в ее окрестностях.

— Мистер Дэвид снова дома, — сообщил Коллинз, когда они свернули в ворота, и Фелиция издала радостный вопль.