Священник примостился на краешке письменного стола.

— Я сам увидел Гастингса полчаса назад. Впервые в жизни.

— Вы шутите, — пробормотала Андреа.

— Нет, — он задумчиво покачал седой головой, — насколько я понял, он позвонил в церковь в четверг, и Дорис сказала ему, что священники бывают здесь по субботам. Он пришел сегодня и попросил принять его. Я был удивлен не меньше тебя, когда он назвал свою фамилию.

— Не могу поверить, — сказала Андреа скорее самой себе, чем священнику.

— Он сказал вполне откровенно, что неделю назад вышел из тюрьмы и хотел бы с какой-то пользой проводить свободное время. Он принес листовку — одну из тех, которые ты раздавала в тюрьме в день твоей проповеди. Там есть телефон.

Как просто он меня нашел.

— Он добавил, — продолжал отец Пол, — что твои слова о пользе труда на благо людей произвели на него глубокое впечатление.

— Неужели? — подумала она вслух, вспомнив, как нахально он с ней разговаривал в исповедальне.

— Да, да, — ответил отец Пол, все еще не замечая, какую бурю чувств вызывает в ней этот разговор. — Он говорил, что ты была как раз тем человеком, который ему помог.

— Нет. — Андреа покачала головой, считая, что отец Пол приписывает ей несуществующую заслугу. Она уже приготовилась рассказать все как на духу.

— Не скромничай. — Священник протянул руку и погладил ее по плечу. — Естественно, мне понравилось его предложение, и я рассказал, что у нас в приходе намечен целый список мероприятий, в которых можно применить свои силы. А просмотрев его, Гастингс решил, что больше всего его привлекает спорт. — Отец Пол широко улыбнулся, довольный собой. — Учитывая предстоящие соревнования, Анди, можно считать, что этого парня сам Бог послал.

— Как он все-таки меня разыскал?

— Я сказал, что ты в спортзале играешь в волейбол. На что он ответил, что прямо сейчас и начнет тренировать нашу команду.

Андреа смущенно отвела глаза, не зная, что сказать. Нужно было смириться с мыслью, что Лукас Гастингс вот так запросто, одним движением, пролез в ее жизнь. Ход конем, ничего не скажешь.

— Ты могла бы радоваться тому, что он уже на свободе, — сказал отец Пол. — Вспомни, как ты болела за него во время суда.

Андреа слушала, не отвечая.

— Я не стал с тобой советоваться, — продолжал отец Пол, — потому что хотел сделать тебе сюрприз: ты бы увидела результат своей проповеди. Я горжусь тобой, Анди, за один лишь визит в тюрьму ты смогла так повлиять на человека.

— Боже мой, святой отец, — прошептала Андреа. Но не смогла сдерживаться дальше: за несколько минут она подробно описала всю сцену в исповедальне, опустив лишь некоторые интимные подробности, при воспоминании о которых ее лицо и сейчас залилось краской. — Теперь вы понимаете, что значит для меня его приход, почему я так взвинченна? Я не верю, что он явился тренировать волейболистов, и вообще не доверяю ему. И не отдала бы ему наших подростков так бездумно. Будем откровенны, — продолжала Андреа, — Гастингс бывший зек, то есть прямая противоположность идеалу, на который бы хотели равняться наши дети. То, что он здесь, — моя вина; найди я себе замену для проведения службы в Ред Блаф, мы бы не ломали сейчас голову, как быть. Так что я возьму на себя труд сказать ему, что мы передумали и тренер нам не нужен.

Отец Пол долго молчал, прежде чем ответить.

— Знаешь, я давно живу на свете и думал, что уже никто и ничто не сможет меня удивить. Но ты меня удивляешь. Анди, почему ты так изменилась к этому человеку? Да, он был назойлив в тюрьме, даже груб, но ведь ты — одна из тех, кто его засадил. Не мог же он встретить тебя с распростертыми объятиями.

Андреа молчала: слишком противоречивые чувства боролись в ее душе.

— Виновен он или нет — неважно, он отсидел свой срок и теперь будет жить с клеймом зека на лбу до конца своих дней. Значит, ты хочешь раздавить его окончательно — сейчас, когда ему и так несладко?

— Конечно, нет. Просто я не хочу иметь с ним никаких дел. — Она умолчала о том, что не доверяет самой себе, когда он рядом. Он умеет ее возбудить, а это самое страшное.

— Сегодня я не узнаю ту Анди, которую всегда знал и любил. Гастингс — тоже дитя Богово, и ему нужна помощь.

— Отец Пол, подумайте, что о нас будут говорить. Дочь Слоанов Бетси скажет родителям, что мы взяли бывшего заключенного на должность тренера, и у нас сразу возникнет уйма неприятностей. А как о нем отзывается Мейбл Джонс — вы бы только слышали! Подумайте: половина подростков перестанет ходить на тренировки, как только их родители что-то узнают.

— Именно поэтому я и попросил мистера Гастингса посидеть с детьми и рассказать им все о себе. Пусть они сами решают, я им доверяю.

— Я беспокоюсь не о подростках, они всегда заступятся за обиженного. Да он и завоевал их сразу, едва лишь вошел в спортзал.

— Он симпатичный, этого не отнять.

Андреа скорее умерла бы, чем позволила бы себе согласиться с ним.

— Видимо, он не сказал вам, что не верит в Бога.

— Этот вопрос не возникал. Кстати, меня больше интересуют дела человека, чем его слова. Согласись, Анди: во-первых, ты встретилась с ним при тяжелых обстоятельствах, во-вторых, на человека часто возводят напраслину. Ты знаешь это по собственному опыту.

Андреа вздрогнула, настолько это было справедливо. Но сказала другое:

— Я сделала огромную ошибку, проведя службу в тюрьме вместо вас, и теперь за это расплачиваюсь. Если вы не против, я поеду домой — не хочу думать о том, что происходит в спортзале. Увидимся завтра, я с нетерпением жду вашу проповедь. — Ласково похлопав отца Пола по руке, она добавила: — Очень сожалею, что я вас подвела. Я тоже собой недовольна, и... и мне хотелось бы просто побыть одной.

Не успел он ответить, как Андреа выбежала из кабинета. У себя она переоделась в брюки и теплую куртку с капюшоном, что как раз соответствовало погоде в январский день. Дружелюбно помахала рабочим у выхода. И уже снаружи, у церкви, увидела новенький «БМВ» нефритового цвета, припаркованный между «крайслером» отца Пола и рабочим фургончиком. Эту машину нельзя было не заметить.

Н-да, далеко не каждый экс-арестант ездит в такой престижной машине, подумала Андреа. Она завела свою малолитражку и поехала в потоке транспорта, а в голове у нее вертелись слова хозяйки Мейбл о том, что хорошо бы науськать фининспектора на каждого биржевого дельца. Завтра утром весь приход будет взбудоражен новостью о спортивном тренере, а Мейбл займет пост у дверей, чтобы наброситься на нее с расспросами.

Андреа застонала от этой мысли. Потом остановилась у маленького кафе, где съела гамбургер, и поехала прочь из города, куда глаза глядят. Хотелось хоть на время отвлечься от мрачных мыслей, все равно впереди маячила бессонная ночь. Сразу после суда у нее ушло несколько недель на то, чтобы забыть Гастингса, а после злосчастной проповеди, три месяца назад, к ней снова вернулась бессонница. Сейчас начнется все сначала, подумала она, и совершенно невозможно направить мысли по другому руслу. Разве что просить срочно перевести в другую епархию.

Мейбл назвала его красивым дьяволом. И правильно, он явно любит дьявольские дела. Теперь, когда он на воле, с такими жуткими деньгами и без определенных занятий (они хоть занимали бы его время и мысли), у него будет уйма возможностей шантажировать меня просто так, чтобы развлечься, думала она.

Неожиданно Андреа вспомнила вкус его губ и все остальное, что так возбудило ее тогда, — и ее снова бросило в жар. Крепко сжимая руль, она повернула машину к дому.

И, только проезжая по своему микрорайону, она поняла, что Гастингса, вероятнее всего, тяготит его свобода и работа тренера для него — единственная возможность как-то вписаться в эту жизнь.

Придя домой, Андреа приняла душ и совсем было приготовилась лечь спать. И вдруг, неожиданно для себя, села к письменному столу и стала набрасывать проекты будущих проповедей. В результате их оказалось столько, что хватило бы на полгода вперед. Андреа просидела над ними до трех часов ночи, потом авторучка выпала у нее из рук. Следовало хоть немного поспать перед тем, как наступит воскресенье, плотно забитое делами.