- Это не весь суп,- говорит она скороговоркой,- вон там, в кастрюле, еще есть, больше тарелки.
И вот уже звезды зажглись за окном. Марфут вышел в коридор на вечернюю прогулку, погулял-погулял и ушел спать.
Прогудели заводские гудки на ночную смену. Лена сидит за столом и что-то чертит, а Таня вертится на кровати и не может заснуть.
- Леночка,- говорит она жалобно,- не могу заснуть.
- Потому что в десять лет нужно ложиться в десять часов, а сейчас уже первый час. Думай о чем-нибудь хорошем, тогда скорее заснешь.
- А о чем мне думать?
- Как война кончится, и папа вернется, и как тогда мы хорошо жить будем.
Таня старается об этом думать, но вместо этого в голову лезет всякая чепуха: огромный валенок, часы в снегу, Марфут прыгает через веревочку и вдруг начинает играть на арфе: "динь-дон-дон!"
Лена подсаживается на кровать и обнимает Таню.
- Чижик, послушай! Чижик, проснись! Приказ!
Таня с трудом протирает глаза и садится на постели.
И в маленькой квартирке звучит знакомый всей стране голос диктора вестника радостных событий:
"Приказ верховного главнокомандующего генералу Малиновскому.
Войска Третьего Украинского фронта, форсировав реку Днепр в нижнем течении, заняли город Борислав и, развивая наступление, сегодня овладели городом Херсон..."
Обнявшись, слушают Таня и Лена. И вместе с ними слушают люди в соседних квартирах, рабочие на заводах, шахтеры в шахтах, раненые в госпиталях, бойцы на фронте, колхозники в занесенных снегом избах, узбеки под цветущим миндалем, партизаны в лесах Белоруссии, эвенки в кожаных чумах, казахи в степи, дагестанцы на высоких горах. По всей огромной стране десятки миллионов сердец, слушая слова приказа, бьются, как одно большое сердце.
Почему Леночка крутила косу
Как будто вчера еще снег лежал пушистым и белым ковром, легко прикрывая улицы, крыши, садики, а сегодня осел, почернел и стал похож на сахар, который долго валялся в кармане какого-нибудь мальчишки. Обтаял, загрязнился, покрылся копотью. А потом и совсем исчез.
Только кое-где под крылечками да в ямках отказывался таять.
Началась нехитрая северная весна.
Робко развернулись первые клейкие ласточки.
Сосны выпустили бледно-зеленые нежные свечки.
На улице в руках у девочек забелели подснежники. В садах запинькали зяблики в голубых шапочках на вертлявых головках.
По утрам на улицах появилось много народа: ждали газет. Не успевала расклейщица разгладить влажный лист, как вокруг него собиралась толпа. Читали жадно, делились радостью, гордились.
- Наши вышли к границам Румынии.
- Читали,- Крым освобожден полностью?
- Первая руда пришла из Криворожья...
- Реку-то какую наши перешли!
- Да... Нелегко, верно, было...
- А перешли!
Прочитав, быстро расходились на работу. Фронт требовал еще самолетов, еще танков, еще патронов... Дорога была каждая минута.
Полыхали огни завода. Не смолкал круглые сутки грохот цехов. Город был полон шумом напряженной работы, постоянной мыслью о фронте, верой в победу. Люди забывали о сне и отдыхе. Ночь, как и день, была полна труда.
Тетя Катя по нескольку дней не приходила с работы. А когда забегала помыться и отдохнуть, казалось, что не было в ней усталости: так ярко горели ее глаза, так звенел ее голос.
- Люди-то, люди у нас чудеса делают! Готовы совсем с работы не уходить. Всё хочется быстрей и быстрей, всё больше и больше дать фронту...
Тетя Катя говорила и вдруг засыпала на полуслове, склонив голову на руку. А поспав немного, умывалась холодной водой и снова бежала на свой завод.
* * *
У Тани кончился учебный год.
Она дала на подпись Леночке табель с круглыми пятерками, снесла в школу ставшие ненужными ей учебники и оказалась свободной.
Сладкая пена черемухи взбилась в садиках, и так хорошо было посидеть на крылечке под весенним нежным солнцем.
А Леночка совсем похудела. У нее шли выпускные экзамены. С ума она уходила в училище или в библиотеку. Возвратившись, наскоро что-нибудь съедала и снова садилась за книги. К ней приходили подруги, что-то вместе читали, писали, спрашивали друг у друга, спорили, иногда даже ссорились.
Таня и тетя Катя всячески старались подкормить Леночку. Тетя Катя приносила с завода крохотные кусочки студня, иногда винегрет, ломтик колбасы,- все, что получали рабочие в ночную смену, и давала Леночке.
И все-таки щеки у Лены ввалились, а на пояске пришлось провертеть лишнюю дырочку.
В дни экзаменов она с утра, несмотря на все просьбы Тани, ничего не ела.
А когда приходила из училища, бросала портфель, валилась на диван, говорила:
- Пять! А теперь спать, спать, спать...
Таня снимала с нее туфли, укрывала ее папиным пледом и уходила в комнату к тете Кате.
Лена спала пять, шесть, семь часов подряд, потом вставала, мылась, ела суп и садилась подготавливаться к новому экзамену.
И снова через несколько дней:
- Пять! Спать, спать, спать...
И так целый месяц.
Таня заметила, что, чем ближе к концу экзаменов, тем больше нервничает Лена. Она то и дело накручивала кончик косы на указательный палец левой руки. А Таня знала, что это значит: Лену что-то заботит.
Все чаще и чаще Леночка подходила к карте и пристально рассматривала ее, и тут Таню удивляло, что Лена смотрела не на запад, где шли бои, где надо было каждый день переставлять флажки, а на восток, где не было никаких флажков, а желтой мохнатой гусеницей разлеглись Уральские горы.
И вот кончился последний экзамен.
Лена пришла довольная и сказала:
- У меня тоже всё пятерки. Мы спрячем наши табеля, чтобы показать папе.
- Всё пятерки! Всё пятерки! - запела она вдруг на всю квартиру, стала на левый каблук и повернулась так, что Таня взвизгнула от восторга. "Вот как! Леночка тоже умеет озорничать!"
Но Леночка спохватилась и сказала Тане важно:
- Теперь, Чижик, ты пропала: теперь я не только сестра, но и учительница! Педагог! - Леночка подняла указательный палец и посмотрела на Таню строго.
Вечером, по случаю торжества, тетя Катя принесла в баночке немного молока и вытащила откуда-то две луковицы.
- Сменщица дала,- сказала она,- ей мать из деревни привезла.
Пили чай с молоком, ели горошницу с луком. Марфут конечно, был тут же. Тетя Катя все время называла Леночку "товарищ учительница". Тане было весело, но Леночкин указательный палец не давал ей покоя. Леночка все навивала и навивала на него кончик косы. И вдруг, глядя в сторону, Леночка сказала безразличным тоном:
- Завтра у нас начинает работать комиссия по распределению. Интересно, куда меня пошлют?
- Что? - спросила тетя Катя и ссадила Марфута с колен на пол.
Таня застыла с блюдцем в руках.
- Ну, конечно, не оставят же меня здесь, в городе.
Таня поставила блюдце.
- А как же я?
- Ты, конечно, со мной.
- А школа?
- Там, куда меня пошлют, школа уж, конечно, будет.
- А Зойка Иванова?
- Ну, ей уж придется остаться без тебя.
Таня обвела глазами комнату.
- А комната?
- На комнату дадут броню, она ведь папина, фронтовика. Тетя Катя тут за всем присмотрит. А если будет от папы письмо, тетя Катя нам сразу пришлет телеграмму и перешлет письмо,- добавила Леночка тихо.
Тетя Катя сидела сгорбившись, как-то вдруг осунулась, не замечала даже, что Марфут толкает ее под локоть, требуя молока.
- Ах, девочки мои, девочки! Как же я без вас буду? Может, близко куда-нибудь назначат? На каникулы сможете приехать?..
- Не знаю, тетя Катя, конечно, не очень далеко - в нашей области.
И вдруг Тане стало так жалко уезжать из квартиры, где она родилась, где жила с папой, где бывала елка, где желтый чемодан надо вытирать каждый день, где все так знакомо, удобно, где даже из крана в кухне капает так уютно. Уезжать от тети Кати, от Марфута, от Зойки, от школы... Глаза ее быстро наполнились слезами.