— Такого не бывает, — произнес он. — Если бы у этого человека была сестра, его не только не приняли бы в святые — он даже не смог бы переступить порог Цитадели.

— Но шрамы, — не соглашалась дочь. — Он прошел ритуал посвящения. Я видела знаки Тау. Он должен был побывать в Цитадели и увидеть Таинство.

— Найди его сестру, — сказал Оскар. — Найди ее и защити! Сделай все, что от нас зависит, чтобы она не пострадала.

Наступила тишина. Отец и дочь прекрасно понимали, чем это может обернуться.

— Поняла, — наконец ответила Катрина.

— Я отдаю себе отчет, насколько это опасно, — сказал Оскар, — но эта девочка не имеет ни малейшего представления о том, во что она вляпалась. Мы должны защитить ее. Это наш долг.

— Понимаю.

— И еще…

— Что?

— Приготовь комнату и купи хорошего скотча, — уже более мягким голосом произнес Оскар. — Думаю, пришло время вернуться домой.

40

Аббат быстро шагал по темным, прорубленным в горе коридорам, ведущим к покоям прелата. Отсутствие утешительных новостей выводило его из себя. Одно то, что впервые за последние девяносто лет монаху почти удалось сбежать из Цитадели, было плохо. Хорошо еще, что он разбился при падении. Единственный проблеск света на горизонте. Теперь же, оказывается, у него есть живая родственница. Такого прокола служба безопасности Цитадели не знала уже более двух столетий. И во всем этом его вина.

На быстрое и успешное разрешение сложившейся ситуации надеяться не стоит. Чтобы не допустить худшего, у него должны быть развязаны руки. Нужно действовать быстро и решительно, не только в Цитадели, но и за ее приделами. Для этого ему надо получить благословение прелата.

Аббат кивнул стражнику, чей пост находился у входа в покои прелата. В прежние века хранителей Цитадели вооружали арбалетами, мечами и кинжалами, но времена изменились. Под широким рукавом красновато-коричневой сутаны, в кобуре, закрепленной у запястья левой руки, покоилась «Беретта-92» с обоймой, полной патронов парабеллум [17]. Стражник распахнул перед ним дверь. Этот человек был не из тех, кого аббат выбрал для выполнения предстоящей миссии.

Дверь с грохотом захлопнулась за его спиной. Эхо разнеслось по просторному помещению. Аббат быстро зашагал к элегантной лестнице, ведущей к покоям прелата. Он слышал гудение скрываемого темнотой вентилятора над головой. Старым легким прелата просто необходим свежий воздух.

Там было еще темнее, чем в коридоре. Плохо ориентируясь в полумраке и боясь на что-нибудь натолкнуться, аббат замедлил шаг. Еле-еле горящий в камине огонь пожирал кислород, отдавая взамен немного света, нагревая и высушивая воздух. Кроме этого в пещере находились и другие источники света — медицинские приборы, которые снабжали кровь прелата кислородом и выводили отходы жизнедеятельности из организма, словом, поддерживали в нем жизнь.

Аббат осторожно направился к стоящей в центре помещения большой кровати. Над ней на четырех столбиках вздымался балдахин. Посередине кровати лежало нечто тощее, как скелет, бледное, почти нереальное. В слабом свете создавалось впечатление, что прелат сидит в центре паутины проводков и трубок, словно обитающий в пещере паук. Жизнь оставалась только в глазах больного. Они были темными и настороженными. Прелат неотрывно следил за приближающимся посетителем.

Аббат потянулся и не без труда дотронулся до похожей на птичью лапу руки. Несмотря на удушающую жару в помещении, кожа прелата была не теплее камня. Склонив голову, аббат поцеловал перстень с печатью, который свободно болтался на среднем пальце правой руки. Этот перстень был символом высокого сана его владельца.

— Оставьте нас, — хриплым голосом произнес прелат.

Было видно, что слова даются ему с трудом.

Два лекаря, в белых сутанах похожие на призраков, поднялись со своих мест. Только сейчас аббат разглядел их в полумраке. Врачи закончили проверять один из множества окружавших больного аппаратов. Они увеличили громкость сигнала тревоги, чтобы в случае чего можно было услышать его даже из-за двери, и молча покинули помещение. Аббат повернулся к больному и взглянул в его сверкающие в полумраке глаза.

— Рассказывай… все… — прошептал прелат.

Чувствуя на себе колючий взгляд старика, аббат обрисовал в общих чертах события сегодняшнего утра. Готовясь к разговору с прелатом, он составил вполне взвешенный отчет, но теперь понимал, что со стороны все его действия выглядят не очень убедительно. По своему опыту он знал, что прелат редко проявляет снисходительность. Старик был аббатом во время Первой мировой войны, когда один из послушников предал их орден. Именно благодаря безжалостной настойчивости в устранении потенциальной угрозы Таинству он стал впоследствии прелатом. В глубине души аббат надеялся, что в случае удачи в деле брата Сэмюеля его ждет такая же награда.

Доклад закончился. Старик отвернулся от аббата и уставился в темноту потолка. Волосы на голове и бороде прелата отличались удивительной белизной, они были белее простыней, на которых он лежал, и окутывали его, словно саван. Старик не двигался. Только вздымалась и опускалась грудь да подрагивал под пожелтевшей, будто пергамент, кожей на запястьях пульс.

— Сестра, — наконец произнес прелат.

— Еще не подтверждено, ваше святейшество, но в любом случае это источник больших неприятностей.

— Источник больших неприятностей… для нее…

Из-за аппарата искусственной вентиляции легких прелат мог выговаривать за раз всего несколько слов, так что каждое предложение разбивалось на небольшие фразы.

— Я рад, что ваше святейшество со мной согласны.

Колючие глаза вновь уставились на аббата.

— Я не на что… еще не согласился… — заявил он. — Вы сообщили мне… только плохие новости… и оставили много… вопросов без ответов… Я понимаю… вы хотите, чтобы я… дал вам разрешение… избавиться от девушки…

— Так будет более благоразумно.

Прелат вздохнул и перевел взгляд на балдахин тьмы над головой.

— Еще одна смерть… — сказал он, казалось, самому себе. — Слишком много крови…

Дыхательный аппарат запищал. Старик сделал несколько глубоких вздохов и продолжил:

— Вот уже тысячи лет… мы являемся… хранителями Таинства… Его секрет передавался… из поколения в поколение… от первых основателей… до наших дней… Связь прошлого и… будущего никогда… не прерывалась… Мы верно хранили… его секрет… но и сами стали… его пленниками… Мы отгорожены… от внешнего мира… Мы жертвуем своей… кровью и жизнью… ради того, чтобы… Таинство находилось… сокрытым от глаз… всего остального мира… Брат аббат… ты когда-либо… задавался вопросом… зачем мы это делаем?

— Нет, — не зная, к чему клонит старик, сказал аббат. — Мы исполняем Божий промысел. Это очевидно.

— Не относись ко мне свысока! — с необыкновенной живостью воскликнул прелат. — Я не желторотый послушник… Я говорю об истинной цели… существования нашего ордена… Ты что же, всерьез веришь, что в этом есть промысел Господень?

— Конечно, верю, — нахмурился аббат. — Наше дело правое. Мы взвалили на плечи бремя прошлого человечества ради его будущего.

Прелат улыбнулся:

— Как тебе повезло, что ты веришь…

Глаза старика уставились в потолок.

— Теперь, когда я… стою на пороге смерти… я на многое начинаю… смотреть по-другому… Но это ненадолго… Скоро я умру…

Аббат начал было возражать, но старик остановил его движением руки.

— Я очень стар… брат аббат… Мне почти… двести лет… Я чувствую груз… прожитых годов… Раньше я думал… что долгая жизнь и крепкое здоровье… тех, кто живет в Цитадели… является благословением… Мне казалось, что… Бог благоволит к нам… но теперь я не уверен… Во всех культурах… в любом литературном… произведении долгая жизнь… это ужасное проклятие…

— Или Божественная благодать, — прервал его аббат.