Я резко останавливаюсь, взгляд затуманивается слезами. Ее блузка такая грязная, что проглядываются только кусочки желтого. Она лежит на животе. На мгновение кажется, что она спит. Хочу в это верить, но звуки выстрелов снова звучат в голове, как набат. Протягиваю руки, чтобы ее коснуться. Холодная. Мысль поражает сознание, словно пинок в живот.

— Бабушка, — шепчу я дрожащим голосом. — Очнись.

Кажется, слышу стон. Воодушевленная беру ее руку и пытаюсь растереть. Смотрю на ее ноги и вижу, что брюки порваны. Ноги босые и повсюду на ней и вокруг нее кровь. Нет, нет, нет, нет...

Я смотрю на ее темную неподвижную фигуру.

— Бабушка...

Мой шепот звучит как отрицание. Разум застыл. На секунду мне кажется, словно я покинула тело и гляжу сверху, как сова в ночи. Вижу все в замедленной съемке, как дрожат мои пальцы, когда касаюсь бабушкиной руки, готовясь перевернуть ее, как сжимается моя рука, пытаясь найти в ней какое-нибудь тепло. Наблюдаю, как медленно разворачиваю ее к себе. Вижу выражение своего лица, когда, наконец, смотрю на нее.

Это последнее, что я вижу перед тем, как слышу крик.