Возвращаясь к судьбе нашей Родины, хотелось бы привести слова проницательного русского мыслителя В.В. Кожинова: «Граница» между теми, кто служил России, и теми, для кого она была только «материалом», — это не формальная, а глубоко содержательная граница».

Сошлемся на факты, приводимые Кожиновым: «В 1947 году при Сталине во время денежной реформы малые и средние вклады граждан в сберкассах не пострадали: они были автоматически увеличены в 10 раз (крупные — в 3 раза). Ныне же при «реформе цен» Россия была беспощадно ограблена» (а ведь кое-кто на всем этом крепко разбогател!). Учтем и то, что сталинская денежная реформа проводилась после самой разрушительной и кровопролитной войны, какую только знала Россия, а ельцинско-гайдаровская реформа в период мира и высокого экономического потенциала. При Сталине народ жил все лучше и лучше, а при Горбачеве и особенно Ельцине — все хуже и безнадежней. Не потому ли до сих пор по любому поводу стараются очернить не только Сталина, но и Россию-СССР его времени — времени величайшего подъема и триумфа России?

Квалифицированный объективный анализ фактов свидетельствует о том, что в 30-е годы в СССР только поверхностный взгляд отмечает преобладание ожесточенной борьбы за власть и внутрипартийных разногласий, конфликтов и схваток. Таково было внешнее проявление глубинных процессов, связанных с подъемом и возрождением великой державы, с судьбой русского народа. Ему была уготована либо роль средства для достижения некоторыми группами глобально-революционных или локально-буржуазных целей, либо удел оставаться примером необыкновенного морального и культурного подъема в условиях освобождения труда от власти капитала.

Последняя формулировка более подходила бы к анархо-коммунистической идеологии, чем к сталинской, при которой требовалось бы дополнить: освобождение от власти капитала при полном подчинении государственно-бюрократическому аппарату. Но все-таки прежде всего государственному, а не партийному. Этой государственной идеей и руководствовался Сталин. Судя по всему, он боролся за приоритет интересов государства и народа, а не партии и ее номенклатуры. Это и было его «изменой революции», в чем обвинял его Троцкий, который был крупным демагогом, но посредственным политиком и мыслителем, что и предопределило его полное поражение.

Например, Джузеппе Боффа, не замеченный в симпатиях к сталинизму, отметил, что попытка оппозиционеров (образовавших достаточно беспринципный блок Троцкого-Зиновьева-Каменева) обратиться за поддержкой к партийным низам потерпела сокрушительный провал. Историографы оппозиции объясняют это «апатией масс» или «глухотой». И Боффа заключает: «Как бы то ни было, но массы не откликнулись на предложения оппозиционеров. Они с воодушевлением отнеслись к лозунгу о «социализме в одной стране».

Какая-то логическая несуразица: говорят данные исследователи о глухоте или апатии масс, но только в том конкретном случае, когда речь идет о призывах оппозиции. А вот к сталинскому тезису те же глухо-апатичные массы, оказывается, отнеслись с воодушевлением. Выходит, народные массы реагируют вполне осознанно. Однако для многих современных историографов разум и воля народных масс есть нечто второстепенное, а то и вовсе несущественное в историческом процессе.

В действительности, как показывает опыт истории самых разных стран и народов, политический лидер и государственный деятель достигает великих успехов только в том случае, если он улавливает — обдуманно или интуитивно — суммарный вектор воль и чаяний народных масс, умеет выразить и претворить в дело то, что отвечает их интересам и чаяниям.

Каким образом Сталин стал воплотителем «русской идеи» — вопрос особый, к теме настоящей книги имеющий лишь косвенное отношение. Однако то, что он ощущал эту идею и умел воплощать ее в жизнь — естественный вывод, если учитывать необыкновенные трудовые и военные успехи СССР под его руководством. Те, кто стараются доказывать, что эти успехи — результат его ловких интриг и тотального террора, порабощения народа, не могут, видно, понять, что героические деяния не совершаются с испуга перед начальством.

Итак, надо отдавать себе отчет в том, за что и против чего велась скрытая, но острейшая борьба в руководстве СССР и ВКП(б). Со времен власти Горбачева-Ельцина стало ясно, к чему могла привести в СССР победа оппозиции и, в частности, Троцкого, которого непомерно превозносят антисталинцы. Еще Хрущев начал проводить активнейшую антисталинскую политику, в результате чего были нанесены сокрушительные удары по нашему сельскому хозяйству, промышленности, руководящему аппарату, а мир был поставлен на грань атомной войны. Именно тогда началось беспрецедентное для развитых стран второй половины XX века повышение смертности населения (при снижении рождаемости).

Конечно, можно лишь гадать, к чему бы привело страну господство троцкистов после смерти Ленина. Но то, что господство Сталина привело к победам в социалистическом и культурном строительстве, в войне и послевоенном укреплении и расширении коалиции социалистических государств, быстрому восстановлению народного хозяйства, — это неоспоримо и очевидно. Столь же очевидно, что эти победы дались нелегкой ценой, потребовали огромных жертв, в частности, множество погибших от голода и болезней.

Напряжение сил было огромным. Но разве известны истории великие победы без немалых жертв? Надо же иметь в виду, что страна находилась постоянно на военном положении, в осаде, под угрозой вторжений с Запада и Востока, среди враждебных держав, имевших огромный экономический и военный перевес. Все это требовало буквально военной дисциплины не только внутри правящей коммунистической партии, но и вообще в стране. Вспомним, как демократические полисы Древней Греции в подобные периоды управляли диктаторы или тираны. В России это произошло стихийно.

Почему после смерти Ленина партийное руководство пошло за Сталиным, а не за Троцким?

В окружении тяжело больного Ленина преобладали, судя по всему, антисталинские настроения. Во всяком случае, Крупская была чрезмерно оскорблена резким замечанием Сталина о том, что она ухудшает состояние Ленина, обсуждая с ним партийные дела. Он пригрозил вызвать и проработать ее поведение в ЦКК. Как вспоминала Мария Ульянова, «Надежду Константиновну этот разговор взволновал чрезвычайно: она была совершенно не похожа сама на себя, рыдала, каталась по полу». Это произошло 22 декабря 1922 года.

Эпизод показывает, что Сталин не был хитрым и лицемерным царедворцем, иначе он не стал бы настраивать против себя самого близкого к больному Ильичу человека. Крупская рассказала Ленину об оскорблении, которое нанес ей Сталин. По-видимому, это она сделала из каких-то политических соображений, потому что не могла не знать, что сильное волнение только повредит ее мужу. Видно, ее желание навредить Сталину было сильней заботы о здоровье Ленина. (Ведь она напомнила Ленину об этом эпизоде 5 марта, когда первоначальная реакция обиды должна была сильно ослабеть.) Взбешенный Ленин продиктовал: