11

Басмачи бежали, ехали на лошадях, стреляли непрерывно. В центре толпы на новой лошади скакал Ризабек. Охрипшим голосом он прокричал слова боевой молитвы. Джигиты подхватили молитву. В исступлении они пели, призывая аллаха. Вся банда шла на засаду пограничников.

Пограничники стреляли в толпу, раненые и убитые падали на землю, но новые ряды басмачей лезли через камни и упорно подвигались вперед. Один из пулеметов пограничников вышел из строя. В затворе перекосило патрон. Пулеметчик лихорадочно, торопясь и ругаясь, разбирал затвор. Только второй пулемет еще сдерживал басмачей. Несколько раз басмачи пытались пробежать небольшое расстояние до засады, но пулемет останавливал их.

Вдруг пулемет смолк. Иванов, командовавший вместо раненого Коршунова, обернулся к тому месту, где в скалах на склоне ущелья сидел пулеметчик Никитенко. Пулеметчик лицом вниз лежал на камнях. Над ним с окровавленной шашкой и маузером в руках стоял басмач в черном халате и меховой шапке.

Коршунов приподнялся на локтях.

- Что с пулеметом? - прохрипел он.

- Конец, товарищ командир, - ответил Иванов.

Патронник его винтовки был пуст, перезаряжать не было времени. Басмачи, не слыша пулемета, побежали на засаду.

- Прощайте, Александр Александрович, - сказал Иванов.

Коршунов, от боли скрежеща зубами, поднялся на колени, уперся в камень шашкой и встал на ноги. Он увидел совсем близко искаженные лица басмачей. В дыму тускло блестели кривые клычи. Справа наверху, на каменном выступе, где лежал мертвый Никитенко, человек в черном халате кричал что-то и размахивал маузером. Скала низко нависла над ущельем, и Коршунову показалось, что черная фигура в мохнатой шапке летит над толпой басмачей.

Иванов с гранатой в руке встал рядом с Коршуновым.

- Иванов! Гранату... - крикнул Коршунов, протягивая руку к скале.

Иванов сорвал кольцо, размахнулся и изо всех сил швырнул гранату. Раздался глухой удар, скала раскололась, и рухнула огромная груда камней. Когда дым рассеялся, пограничники увидели, что камнями завалило большое пространство перед ними. Эхо прокатилось в последний раз, и в тишине стало слышно, как стонут придавленные камнями басмачи.

Иванов оглянулся на бойцов. У всех были бледные лица и воспаленные глаза. От усталости люди едва держались на ногах. Из тридцати человек в живых осталось десять, сам Иванов - одиннадцатый, и Коршунов двенадцатый. Коршунов сидел на земле низко опустив голову. Левой рукой он держался за живот, в правой сжимал шашку.

Снова стало тихо, и снова где-то, совсем близко, затрещал кузнечик.

Коршунов с трудом улыбнулся и поднял голову.

- Товарищи, - сказал Коршунов, и собственный голос показался ему еле слышным. В голове шумело и назойливо пел кузнечик.

Коршунов скрипнул зубами и еще раз попробовал улыбнуться.

- Товарищи! Еще немного. Совсем немного осталось. Ризабек, собирайся. Осталось последнее действие. Представление кончается, Ризабек. Приготовьтесь, товарищи. Споем на прощанье. Споем? Ладно?

Пограничники молчали и отворачивались. Иванов с тоской глядел на Коршунова.

- Нужно петь. Обязательно нужно петь, друзья. Песня - это очень важно. Что ж вы? Споем? Ладно?

- Александр Александрович, не надо, - тихо говорил Иванов, Александр Александрович, голубчик...

- Что? Почему не надо, Иванов? Песня, Иванов, это очень важно. Разве не так, Иванов?

И Коршунов запел:

Трансваль, Трансваль, страна моя,

Весь мир горит огнем...

Голос Коршунова был негромкий, что-то хрипело у него в горле. Он не помнил слов песни и пел, без конца повторяя только две строчки:

Трансваль, Трансваль, страна моя,

Весь мир горит огнем...

Трансваль, Трансваль, страна моя,

Весь мир горит огнем...

12

После взрыва скалы басмачи в страхе отхлынули от засады пограничников. Ризабек старался остановить джигитов, но его не слушали. Только за поворотом ущелья басмачи почувствовали себя в безопасности и остановились. Как и пограничники, они слушали раскаты эхо. Эхо смолкло, и стало тихо в ущелье. Ризабек, прижимая к груди раненую руку, стоял один, скрытый от пограничников грудой обвалившихся со скалы камней. Он тоже слышал, как затрещал кузнечик. Потом до него донесся странный, хриплый голос. Голос пел:

Трансваль, Трансваль, страна моя,

Весь мир горит огнем...

Ризабеку вдруг стало страшно. Пригнувшись, он быстро пошел к своим людям. Он почти бежал. Ему казалось, что вот-вот его сзади ударит кто-то. Из-за камней вслед ему пел спокойный голос:

Трансваль, Трансваль, страна моя,

Весь мир горит огнем...

Ризабек добежал до поворота ущелья.

- Это мертвые кзыл-аскеры поют, - громко сказал один из басмачей.

- Ризабек Касым! Ризабек Касым! - сзади через толпу джигитов протискивался оборванный пастух. Он звал Ризабека.

- Что тебе нужно?

- Ризабек Касым! - Пастух упал на колени. - По руслу ручья к тому концу ущелья Трех овец идет большой отряд кзыл-аскеров... Они быстро идут, Ризабек Касым... Они скоро, совсем скоро придут сюда... Я видел их вчера вечером, я гнал лошадь так, что моя лошадь пала, и я опередил кзыл-аскеров. Но они очень быстро идут. Не успеет солнце опуститься за горы, как они будут здесь, Ризабек Касым.

Ризабек выхватил револьвер и выстрелил в воздух. Джигиты окружили его.

- Все вы слышали, что сказал этот человек? - кричал Ризабек. - Все поняли, что значат слова этого человека? Сзади идут на нас кзыл-аскеры, и нам нет пути назад. Спереди - граница, спереди - путь, спереди - кучка кзыл-аскеров. Стыдно нам, джигиты! От стыда я не могу смотреть вам в глаза. Аллах велик, аллах с нами, а против нас десяток неверных, и мы не можем справиться с ними. Что ж, джигиты, будем ждать здесь, пока подойдут кзыл-аскеры по руслу реки? Будем ждать, пока нас окружат со всех сторон? Или вы рассчитываете на пощаду? Их там десять человек, джигиты. Аллах велик!

Ризабеку подвели коня.

13

Кузнецова разбудил телефонный звонок. Кузнецов сразу проснулся, сел на кровати и взял трубку.

- Да, - сказал он негромко, чтобы не разбудить жену.

- Товарищ начальник, говорит дежурный. Срочное радио от Петрова, товарищ начальник. От Коршунова получено известие. Прочесть текст телеграммы?

- Нет. Машину пришлите.

- Слушаюсь, товарищ начальник.

Через десять минут Кузнецов ехал по пустым улицам спящего города. Он сидел рядом с шофером. "Фиат" ехал быстро. Кузнецов нагнулся, чтобы заслониться от ветра, раскурил трубку и откинулся на кожаные подушки. Минуту ни о чем не думал. Ничего - кроме вкуса табака и ощущения скорости и прохладного ветра. Потом отчетливо вспомнились нахмуренное лицо Шурки Коршунова и его сдержанная манера разговаривать. Шурка всегда нравился Кузнецову. Что с ним? И сразу тревога охватила Кузнецова.

- Скорее.

- Слушаюсь, товарищ начальник.

Машина заревела, и ветер ударил в смотровое стекло.

В здании Управления было тихо, в коридорах тускло горели дежурные лампочки. Он быстро прошел в свой кабинет, выбил пепел из трубки, снова набил и закурил. В телеграмме Петрова было следующее:

Получил известие Коршунова тчк Ризабек открыл приближение первого

отряда тчк Коршунов пытается спуститься ущелье раньше ухода Ризабека

границу тчк случае успеха зпт вся банда против первого отряда, тчк

Коршунов опасается исход боя зпт возможность задержать Ризабека до

прихода моего отряда зпт отряда Степанова тчк получив известие

Коршунова Черной долине зпт форсированно иду ущелье Трех овец тчк

прошу ваших указаний тчк Петров

Кузнецов прочел телеграмму и долго молчал. Дежурный терпеливо ждал, стоя у стола.

- Пошлите мою машину домой к Алексееву, - сказал Кузнецов.

Дежурный повернулся и вышел. Кузнецов снял трубку с телефона, назвал номер и сказал телефонистке, чтобы звонила, пока не ответят. Телефон трещал долго. Кузнецов переложил трубку в левую руку и, прижимая локтем блокнот, написал телеграмму Петрову: