Уезжаю на аэродром Падауэль. В два часа уходит самолет в Пунта-Аренас столицу Огненной Земли, центр провинции Магальянес. Проехали мимо "Кайямпа" трущоб по дороге в Падауэль. Трущобы сейчас сносятся бульдозерами; правительство Альенде объявило конкурс на лучший проект домов для рабочих, и видно, как начали воздвигаться новые районы вместо страшных бидонвилей. Один из таких районов называется "Элиас Лаферте" - по имени основателя Чилийской компартии. Неподалеку возникнут районы "Фидель Кастро" и "Че Гевара".

В жарком мареве видна вершина горы Кондес. Она всегда покрыта льдом, даже в тридцатиградусную жару.

Дожидаясь самолета, мы с Хосе поднялись в ресторанчик и выпили по стакану терпкого, красного вина - тинто. Нашим соседом оказался красивый, седой, очень моложавый мужчина. Он услышал, что я говорю по-английски, и представился:

- Мигель Лауренсио, абогадо.

("Абогадо" - значит адвокат. Мне очень нравится само звучание этого слова.)

Он спросил, как мне показалась Чили. Я ответил, что я от Чили в восторге. Он спросил, как я устроился. Я ответил, что устроился прекрасно. Он открыл рот, чтобы задать новый вопрос, но объявили посадку на его самолет, улетавший на Рио-де-Жанейро, и он, церемонно откланявшись, ушел. Хосе сумрачно посмотрел ему вслед.

- Вы его знаете? - спросил я. - Плохой человек?

- Большинство абогадо плохие люди, - ответил Хосе. - Они не поддерживают Народное единство. Только поэтому правые до сих пор и решаются показывать революции хищный оскал своих клыков.

(Хосе несколько раз говорил о своей нелюбви к "абогадо". Сначала я не мог понять, почему адвокаты здесь окружены "ореолом" неприязни. Лишь потом Я понял, что чилийцы, - а это в них от испанцев, - обожают красноречие и готовы оправдать виновного, если "абогадо" умело построил защитительную речь. Большинство адвокатских контор принадлежит или правым, или ультралевым миристам. Поэтому и миристов и ультраправых из "патриа и либертад" защищают самые лучшие адвокаты. Понятно, почему именно юридический факультет университета является оплотом реакции. Понятно, почему там склады оружия; понятно, почему ректор Бонингер пользуется таким непререкаемым авторитетом среди правых группировок в стране.)

Воздушная дорога на Огненную Землю проходит по кромке океана, над громадинами ледников, где ни разу не ступала нога человека. Потом самолет начинает резко падать вниз - на светло-зеленые луга и прозрачные синие ручьи, и вы оказываетесь в Пунта-Аренас, геометрически тщательно расчерченном городе, разбросавшемся от отрогов гор до Магелланова пролива. Вместо тропической жары Сантьяго вы попадаете в холод; всего лишь три - пять градусов; хлещет дождь, переходящий в град; зеленый луг враз делается белым; Магелланов пролив исчезает в непроглядной снежной пелене, и вы несетесь на машине по огромному шоссе, мимо странных цветов - "кайроне", ползущих вдоль дороги; минуете несколько маленьких эстансий (эстансия - это небольшое сельскохозяйственное поместье) и оказываетесь в очень чистеньком и очень миниатюрном Пунта-Аренас.

К этому времени выглянет солнце, снег растает, и вы снова увидите свинцовую мощь Магелланова пролива. И лишний раз подивитесь тому, как одинаково все "человеки" нашей планеты реагируют на символы: вода здесь как в Черном море, только позеленее; трава - как на берегах Москвы-реки, только поменьше, но перед глазами сразу же встает образ великого португальца - в латах и островерхом шлеме - задолго до того, как вы увидите памятник в центре города.

Когда машина остановилась на улице Колумба и я вышел на тротуар самого южного города мира, меня не оставляло ощущение, что нечто похожее я уже когда-то видел. Потом только я понял, что незримо присутствовал здесь "налет" Арктики, веселый и добрый дух Джека Лондона. Не потому, что на улицах масса рыбаков - здоровых, загорелых, растатуированных, снисходительно-веселых, чуточку пьяных; не потому, что в городе много казино, подпольных баров, где гремит музыка до утра; не потому, что сюда приходят люди, набитые золотом, а уходят утром с пустыми карманами, - дух моей любимой Арктики угадывался в природе, в постоянной сменяемости цветов неба - то оно свинцовое, низкое, то вдруг появляются проемы, словно штольни - в далекое, голубое и безбрежное...

(Я вспомнил почти такой же городочек на севере Гренландии - Юлианесхоф. Я заходил туда с рыболовецкими судами в пятьдесят восьмом году на СРТ капитана Лыгина. Я помню, как мы пришвартовались. Было раннее утро, и такая же была тишина, и так же "играло" небо, и такие же двухэтажные бело-красные деревянные домики стояли в тумане на набережной, и так же гомонливо кричали чайки. К пирсу подъехал на "виллисе" пьяненький американский морячок и хрипло крикнул:

- Эй, на судне! Кто-нибудь говорит по-английски?

Лыгин попросил меня объясниться с американцем. Тот, не выключая мотора, прокричал:

- Я предлагаю обмен - этот "виллис" на десять бутылок "столичной" водки!

Я посмотрел на Лыгина молящими глазами. Он даже озверел от удивления:

- Ты что, с ума сошел?! Хочешь, чтобы меня отправили водить баржу на Аральском море?])

Встретился с Луисом Годоем. Луис - профессор здешнего колледжа и помощник алькальда Пунта-Аренас. Шумный, веселый пятидесятилетний человек, он производит впечатление юноши. Огромные глаза его все время добро смеются; он не может сидеть спокойно на месте - часто встает со стула, расхаживает по комнате, когда говорит, яростно жестикулирует:

- Сейчас пойдем к газетчикам. Ты, конечно, понимаешь, что Пунта-Аренас не может ограничиться одним печатным органом, - у нас их два - "Звезда последнего юга" и "Новости". Вообще-то чилиец должен иметь три газеты: ту, которую он любит, ту, которую не любит, и ту, из которой он исчерпывает объективные новости. Не смейся, но мы решили выпускать третью газету. Если же говорить серьезно, то я убежден, что агитация и пропаганда в сегодняшних условиях - или залог победы, или причина поражения. А особенно здесь: мы отрезаны от столицы, нас связывает с Большой землей только самолет. А забастуй летчики?

За последний год мы открыли около тысячи новых школ, - продолжал Годой. Теперь даже в самых маленьких селениях есть учителя. В школе всего три-четыре класса, но для Чили это революция. Мы открыли новую сеть библиотек. Маленькие библиотеки - всего четыреста - пятьсот книг, но для Чили это революция. Мы приняли значительно больше учащихся в школы и университет - примерно на сто человек больше, чем во времена президента Фрея. Сто человек. Не много? Не много. Но для Чили это революция. А сейчас мы позвоним к Нольберто Родригесу. Завтра тебе необходимо отправиться на "Тьерра дель Фузго" - Огненную Землю, там будут праздновать годовщину открытия нефтяных скважин. Я представлю тебе Нольберто.

Я достал рекомендательное письмо Романа Кармена к Нольберто Родригесу, блистательному инженеру и ученому, шефу нефтяной компании ЭНАП провинции Магальянес.

- Самый у нас могучий человек, - сказал Луис Годой, - славный парень. А в Кармена он влюблен так, словно Кармен - красавица андалузка по имени, а не седой режиссер по фамилии.

Мы отправились в ЭНАП, которая помещается в самом высоком, пятиэтажном, здании Пунта-Аренас. Медь, кругом начищенная медь - вывески у входа, таблички в лифтах, на лестничных пролетах, в кабинетах. Вообще медь преследовала меня в Чили повсюду: в этом есть что-то от ранимого, детского. Так бедный ребенок показывает всем свою единственную игрушку. Еще двадцать лет назад медь была единственным богатством Чили.

...Было уже девять часов, но Родригес и его товарищи сидели в кабинете пропеллер под потолком не справлялся с табачным дымом - и разбирали ворох последних сводок. Телетайп здесь работает постоянно, днем и ночью: с месторождений приходят вести о том, как идет добыча нефти и газа.

Нольберто прочитал письмо Романа Кармена.

- Роман - это великий и нежный человек! Как он поживает? Огромный ему привет. В него все влюблены на "Тьерра дель Фуэго". Мы ужасно волновались за его сердце - после инфаркта таскать камеру! Скоро я полечу в Союз - мечтаю увидеть Романа. Когда полечу? Точно не знаю. Но очень хочу пожить в том полушарии, где весна есть весна, а июнь - летний месяц. Устроились хорошо? Где? А, это маленький отель на авениде Магеллана? Знаю. Хотите на Огненную Землю? Понимаю. Могу взять с собой одного человека.