Пора в деле объединения переходить от слов к делу. Наряду с совместной подготовкой общего съезда интернационалистов, нужно уже сейчас обеспечить организационным путем возможно полное единство устной и печатной агитации и особенно единство политических действий.

Т. Юренев говорит о том, что единство должно осуществляться не сверху, а снизу. Это верно в том смысле, где нужно давление снизу, чтоб ускорить объединение сверху. И я думаю, что петроградским рабочим, большевикам и междурайонцам, пора нажать поэнергичнее с обоих сторон.

"Вперед" N 5, 11 июля (28 июня) 1917 г.

На ряде последних митингов, где мне приходилось выступать, мне задавали вопросы: имеются ли какие-либо разногласия между объединенной организацией (межрайонной) и большевистской, и если нет, то чем объясняется их раздельное существование.

На эти вопросы я считаю необходимым ответить в печати:

1. Никаких принципиальных или тактических разногласий между «объединенной» и большевистской организацией, по моему мнению, не существует в настоящее время.

2. Стало быть, нет таких мотивов, которые оправдывали бы раздельное существование этих организаций.

3. Товарищи рабочие, члены обоих организаций, насколько я могу судить, прекрасно сознают это и признают неотложность объединения по всей линии.

4. Объединение всей работы в Петрограде должно, на мой взгляд, осуществиться немедленно, не дожидаясь партийного съезда, который нам должен дать полное организационное слияние.

5. В этом именно духе, надеемся, разрешит вопрос об единстве открывающаяся сегодня общегородская конференция объединенной организации. Она должна дать решительный отпор консервативным и сепаратистским кружковым тенденциям, лишенным какого бы то ни было принципиального оправдания.

"Правда" N 97, 15 (2) июля 1917 г.

Уважаемые товарищи!

Не откажитесь опубликовать в ближайшем номере следующие строки:

Сегодня в «Речи» некий Clemens пишет обо мне: "А там сам гордый, великий Троцкий, на лбу которого горит извещение английских властей о 10.000 долларов, полученных им от немцев-американцев на поездку в Россию, хотя он, Троцкий, в великолепии своем якобы этого не замечает, — очевидно, из пренебрежения к союзной нам Англии".

Эта инсинуация появляется в «Речи» в третий раз: сперва в статье г. Милюкова, затем в отделе печати, наконец — у Clemens'a, причем в двух последних случаях указывается на то, что я до сих пор этого «сообщения» не опроверг.

На самом деле я еще 25 мая переслал министру иностранных дел, г. Терещенко, через председателя Совета Рабочих и Солдатских Депутатов Н. С. Чхеидзе, обширное письмо по поводу задержания меня в Галифаксе. Письмо это заканчивалось следующими строками: "Уже по прибытии в Петроград я ознакомился с официальным сообщением английского посланника по поводу нашего задержания в Галифаксе. Г. Бьюкенен заявил, что мы, задержанные, направлялись во всеоружии субсидированного германским правительством плана низвергнуть Временное Правительство (первого состава).

Это сообщение о полученных мною от германского правительства деньгах дополняет необходимым штрихом все поведение английского правительства в отношении к русским эмигрантам, — поведение, сотканное из насилия, увертливой лжи и циничной клеветы. Считаете ли Вы, однако, г. министр, в порядке вещей тот факт, что Англия представлена лицом, запятнавшим себя столь бесстыдной клеветой и не ударившим после того пальцем о палец для собственной реабилитации?".

Свое письмо г. Терещенко я издал особой брошюрой "В плену у англичан" (изд. «Книга», ц. 15 к.). Написанное для брошюры предисловие заканчивается следующими словами: "В «осведомленных» кругах, как нам передают, называли даже и размеры субсидии: ровным счетом 10.000 марок.[16] В такую скромную сумму, выходит, оценивало немецкое правительство устойчивость правительства Гучкова — Милюкова.

Английской дипломатии, вообще говоря, нельзя отказать ни в осторожности, ни в декоративном чисто-внешнем «джентльменстве». Между тем, заявление английского посла о полученной нами немецкой субсидии явно страдает отсутствием обоих этих качеств: оно низко и глупо в равной степени. Объясняется это тем, что у великобританских политиков и дипломатов есть две манеры: одна — для «цивилизованных» стран, другая — для колоний. Сэр Бьюкенен, который был лучшим другом царской монархии, а теперь перечислился в друзья республики, чувствует себя, однако, в России, как в Индии или Египте, и потому не усматривает никаких оснований стесняться. Великобританские власти считают себя в праве снимать русских граждан с нейтральных пароходов и заключать в лагерь для военнопленных; великобританский посланник считает возможным выступать против русских революционных деятелей с самой низкопробной клеветой. Этому поистине пора бы положить конец. И цель настоящей брошюры — содействовать ускорению того момента, когда демократическая Россия скажет г. Бьюкенену и его хозяевам: "Потрудитесь убрать ноги со стола".

К этим цитатам мне нечего прибавить. Читатели не станут требовать от меня моральной оценки действий «Речи» — ее хозяев и ее наемников.

Лев Троцкий.

"Новая Жизнь" N 56, 23 июня 1917 г.

Мое письмо на столбцах "Новой Жизни" (23 июня) имело совершенно неожиданные последствия. Редакция вернопреданного "Вечернего Времени" отправила одного из своих сотрудников за разъяснениями к великобританскому послу. Разъяснения эти оказались в высшей степени сенсационными.

"Мое правительство, — сказал г. Бьюкенен, — задержало группу эмигрантов в Галифаксе только для и до выяснения их личностей русским правительством: это было его обязанностью. Как только получился ответ от русского правительства о пропуске задержанных, они были немедленно пропущены.

К этому сводится все дело задержания русских эмигрантов. Что касается истории с 10.000 марок или долларов, то ни мое правительство, ни я о ней ничего не знали до появления о ней сведений уже здесь в русских кругах и в русской печати" ("Веч. Вр.", 23 июня 1917 г.).

Получив такой ответ, вернопреданное "Вечернее Время", разумеется, обвинило меня в инсинуациях по адресу английского посла: "и эти люди жили в Европе и Америке!", возмущается суворинская газета.

Однако, позвольте же! Г. Милюков сообщил, что сведения о десяти тысячах долларов он получил "из английского источника". В качестве министра иностранных дел, г. Милюков мог, очевидно, получить такого рода сведения не от секретаря пиквикского клуба, а из английских правительственных сфер, т.-е., прежде всего, от великобританского посольства в Петрограде. Но нет! г. Бьюкенен заявляет "Вечернему Времени", что ни его правительство, ни он сам ничего не знали о 10.000 до появления об этой истории сведений "в русских кругах", т.-е. до того, как всплыли инсинуации г. Милюкова. Итак, г. Милюков сообщает нам, что о 10.000 долларов он узнал из кругов г. Бьюкенена; а этот последний говорит, что обо всей истории услышал впервые от… г. Милюкова. Почтенные джентльмены оказались, следовательно, и на этот раз связаны круговой порукой. Но кто же из них все-таки является, так сказать, основоположником всего дела? Или же, согласно французской пословице, хорошие умы сошлись на одном и том же… откровении?