Самый молодой из писцов, Пренхо, выжидательно смотрел на судью. Амеротк приходился ему родственником, и Пренхо восхищался им и завидовал ему одновременно. В тридцать пять лет Амеротку удалось возвыситься до положения главного судьи в Зале Двух Истин. Человек проницательный, искушенный царедворец, Амеротк снискал репутацию справедливого и неподкупного судьи. Выглядел он значительно моложе своих лет. Голова его была выбрита, за исключением одной, свисавшей за правым ухом пряди черных с блеском волос, с вплетенными в них золотой и красной нитями. Белая с красной окантовкой мантия сидела очень элегантно на атлетической фигуре Амеротка. Пренхо, в отличие от него, чувствовал себя в своей одежде очень стесненно. С большим удовольствием он бы разделся и освежился в священном пруду, чтобы смыть покрывавший тело липкий пот. К счастью, разбирательство приблизилось к кульминации. Амеротк заранее предупредил Пренхо, что их ожидает тяжелый день. Предстояло вынести обвиняемому смертный приговор.

Амеротк подвинулся, и в лучах света блеснуло золотое изображение Маат, висевшее у него на груди на золотой цепочке. Взявшись за подвеску, Амеротк сурово посмотрел на обвиняемого, который связанный стоял перед ним на коленях, затем перевел взгляд направо, где в слезах стояли, обнявшись средних лет мужчина и женщина. Дальше между колоннами сгрудились свидетели. Амеротк вздохнул и поднял глаза вверх, словно нашел что-то интересное в темно-красных капителях, вырезанных в форме лотоса. Все было готово. В конце зала у самых дверей дожидались стражники в широких кожаных набедренных повязках – схенти и бронзовых шлемах. Вооружение их состояло из булавы и щита. С ними был плотный коренастый начальник стражи храма, дальний родственник главного судьи.

– Есть ли еще какие-либо замечания? – спросил Амеротк.

– Нет, ваша честь, – низко склоняясь над столиком, ответил главный писец.

– Обстоятельства дела заслушаны. Свидетели под присягой допрошены.

– Может ли кто-либо из вас, – заговорил Амеротк, обводя взглядом сидевших в ряд писцов, перед лицом богини Маат сообщить обстоятельства против вынесения смертного приговора?

Большинство писцов хранили молчание. Некоторые отрицательно качали головами, Пренхо усерднее всех. На лице Амеротка отразилась тень улыбки. Он опустил руки на стоящие по бокам ларцы из сикомора и акации. Облицованные серебром и накрытые пологом, они хранили в себе меленькие священные ларцы Маат. Пренхо затаил дыхание. Настал момент оглашения приговора.

– Батрет! – Амеротк наклонился, обращаясь к обвиняемому, и потребовал: – Подними голову!

Подсудимый повиновался.

– Я сейчас вынесу свое решение, здесь, перед лицом богов Египта. Да будут моими свидетелями владыка Тот и владычица Маат. Ты – грешный, порочный человек. Преступление, тобой совершенное, омерзительно. Дурной запах этого деяния оскверняет ноздри богов! Ты работал в некрополе, Городе мертвых. Тебе поручалось готовить тела усопших к погребению, ты должен был участвовать в обрядах очищения, чтобы души умерших могли совершить свой путь в божественные чертоги правосудия. Ты был облечен высоким доверием. Но ты злоупотребил этим доверием. – Амеротк продолжал, указывая на безутешно рыдающих супругов, справа от себя: – Их единственная дочь скончалась от лихорадки. Ее тело было доверено тебе. А ты надругался над ним, используя для своих утех. Члены твоей гильдии застали тебя в момент надругательства. Это мерзость и кощунство! Они передали тебя в руки правосудия фараона. – Главный судья сурово смотрел на жмущихся друг к другу бальзамировщиков. – И этим избежали наказания в полной мере по всей строгости закона! – Амеротк хлопнул в ладоши, и кольца на его пальцах ярко сверкнули. – Вот мой приговор. Тебя доставят в Красные земли к югу от города. С тобой отправятся только стражи суда. Будет вырыта могила, и тебя опустят туда. Ты будешь погребен заживо! Амеротк снова хлопнул в ладоши. – Пусть это решение будет записано, а приговор приведен в исполнение немедленно!

Осужденный корчился на полу и кричал. Стража схватила его и потащила из зала, а он осыпал ругательствами главного судью. Амеротк взмахом руки велел приблизиться бальзамировщикам и скорбящим родителям. С застывшим в глазах страхом, потрясенные суровостью приговора, бальзамировщики упали на колени, простирая вперед руки.

– Смилуйся, господин! – взмолился старший бальзамировщик. Пухлые щеки его дрожали от страха. – О пощаде просим и прощении!

– Он был одним из вас, – бесстрастно заметил Амеротк. – Должна быть выплачена компенсация.

– Конечно, господин, – поспешил согласиться старший бальзамировщик. – Мы заплатим золотом и серебром в слитках с четким пробирным клеймом.

Пристальный взгляд темных выразительных глаз судьи, казалось, проникал в самую душу.

– Это не все? – едва не рыдал старший бальзамировщик.

Амеротк молча сверлил его взглядом, держа руку на золотом изображении Маат у себя на груди.

– Что еще мы можем сделать? – подал голос другой бальзамировщик.

Амеротк перевел взгляд на него.

– Еще много всего, – заторопился с объяснением старший бальзамировщик. У него хватило проницательности уловить отвращение в глазах главного судьи. – Для этой замечательной семьи, которой выпали такие страдания, мы построим гробницу с галереями, молельнями, погребальными камерами и кладовыми.

Амеротк посмотрел на родителей жертвы. Со стороны бальзамировщиков до него донесся ропот недовольства.

– Есть возражения? – поинтересовался Амеротк. – Может быть, кто-то желает присоединиться к вашему товарищу в Красных землях?

– Нет, господин, – откликнулся один из бальзамировщиков. Он говорил твердо, не отводя взгляда. – Его поступок гнусен. Я не прошу сочувствия для других. Но быть погребенным в горячей земле? Как это – ужасно чувствовать, как земля набивается в рот и глаза. И медленно умирать под завывания гиен. И этот вой будет сопровождать душу, когда она отправится через пустыню смерти.

– Ты просишь о снисхождении?

– Да, господин. Я покорно прошу вас о милости: этот человек мой родственник.

Амеротк обратился к убитым горем родителям:

– Нет кары, равноценной оскорблению, нанесенному вашей дочери. Но согласны ли вы принять предложенную компенсацию?

Муж обнял жену, и они кивнули в знак согласия.

– И вы не против смягчения приговора?

– Ради души нашей дочери, господин, смерти будет достаточно, – ответил отец девушки.

– Так и будет записано, – подытожил Амеротк, и подозвал одного из гонцов, стоявших за писцами. – Передай тем, кто сопровождает приговоренного, что по решению суда ему разрешено принять яд, прежде чем он будет зарыт в могиле.

Гонец поспешил к выходу, Амеротк поднялся, давая знак, что заседание завершено.

– Приговор суда оглашен. Дело закрыто, – объявил он.

Бальзамировщики, не переставая кланяться, попятились к дверям, несказанно радуясь, что наказание их миновало. Пожимая руки родителям, Амеротк просил их обязательно прийти к нему, если обещанная компенсация не будет выплачена сполна. Затем он вошел в небольшое помещение, служившее его личной молельней владычицы Маат. Опустившись перед священным ларцом на колени, он посыпал благовония на колеблющееся пламя и собрался с мыслями. Окончание дела радовало. Он был удовлетворен, что бальзамировщик действовал сам по себе и что правосудие свершилось. Этот случай потряс Фивы и нанес ощутимый урон репутации гильдии бальзамировщиков. Возможно, его приговор позволит исправить положение. Он закрыл глаза и обратился к богине с молитвой послать ему мудрости. Несколько дел ждали своей очереди. Он услышал за спиной шаги.

– Ваша честь, нам пора!

Амеротк со вздохом поднялся. В дверях стоял начальник храмовой стражи. В одной руке он держал знак своего положения – жезл, а другая рука его лежала на рукояти меча. В любую погоду, независимо от того, насколько жарко и влажно было в зале суда, Асурал неизменно носил бронзовые латы, кожаную набедренную повязку под поясом схенти и шлем с султаном, который на этот раз он держал под мышкой. Асурал отличался суетливостью и иногда был не прочь поспорить, но подкупить этого человека было нельзя.