(... На верхнюю площадку дома на Поварской, где живет последние десятилетия патриарх, я пришел, чтобы взять интервью об Илье Глазунове, одном из многих, кому помог некогда всесильный общественный деятель, депутат, многократный лауреат, открывавший двери самых высоких кабинетов государства, жившего под его гимн. Когда-то под музыку, кружа по залу Екатерину Алексеевну Фурцеву, министра культуры СССР, договорился кавалер за тур вальса о прописке в Москве молодого неизвестного художника. Мне не пришлось задавать наводящие вопросы, в 85 лет память патриарху не изменила. Заикаться - почти перестал, как "приказал" ему когда-то в Кремле, не то в шутку, не то всерьез, товарищ Сталин. Сорок пять минут записывал я, что говорил поэт о художнике, которого молодым признал гением.

И мне взялся помочь без всякой моей просьбы, свел с издательством, где, быть может, выйдет еще одна моя книга.)

В домах Михалковых проживали люди состоятельные, среди них был Павел Иванович Мельников. Ему составитель толкового словаря Даль придумал псевдоним Андрея Печерского. С ним вошел в русскую литературу ХIХ века классик, известный эпопеей, романами "В лесах" и "На горах". Впервые русский читатель увидел в его сочинениях захватывающий драматизмом мир старообрядцев, раскольников, сектантов, заволжских купцов и крестьян.

Как у всех классиков, у Мельникова-Печерcкого свой язык, неподражаемая тема, неизвестные прежде герои и среди них заволжский купец Чепурин, представленный вполне положительным героем, который так не давался другим классикам. Мельникова-Печерского, как Лескова, в советской школе не "проходили", полагая, что детям не нужно ничего знать о старообрядцах, тем более о сектантах.

На Волхонке писатель жил несколько лет, когда работал над эпопеей. Его кабинет описан дочерью: "Это была очень большая комната, сплошь заваленная книгами и бумагами, именно заваленная, потому что груды книг и бумаг лежали повсюду. Все стены и даже простенки между окнами заставлены были полками и книгами до самого потолка, кроме того, книги грудами лежали на полу, на стульях, подоконнике и на огромном рабочем столе..."

Еще один известный жилец останавливался во владении Михалковых в 1860-е годы. Он приезжал в Москву по железной дороге из Санкт-Петербурга. В обоих столицах вокзалы построили по его проекту. Гость ехал в центр через Кремль, проезжал мимо Большого Кремлевского дворца и Оружейной палаты, также возведенных по его проекту. На Волхонке, напротив дома Михалковых, вырастала тогда громада собора Христа. И это был проект лейб-архитектора Константина Тона. Поэтому выбирал он квартиру рядом со стройкой собора, заложенного в 1839 году. Николай I самые значительные сооружения поручал возводить ему.

Взойдя на престол, император повелел, чтобы казенные здания строили не в стиле классицизма, главенствующего в Европе, а стиле русском, как это делали до Петра Первого. В мировосприятии монарха, севшего на трон под гром пушек взбунтовавшихся полков, классицизм ассоциировался с революциями, Наполеоном, Францией, где главенствовал поздний классицизм - ампир, стиль империи.

Так в нашей архитектуре произошел поворот, повлиявший на Москву, где по пути, начертанному Николаем I и Тоном, пошли другие зодчие, построив в центре большие здания в русском (его называли искусствоведы псевдорусским) стиле.

Аналогичный переворот произошел спустя век, когда безраздельную власть в Кремле взял Иосиф Сталин. Тогда в мире господствовал конструктивизм. Здания всех мыслимых геометрических форм заполняли улицы городов Европы и Америки. В сознании "вождя пролетариата" конструктивизм связывался с культурой современной буржуазии, капитализмом. Сталин резко повернул руль архитектуры в сторону классики, стиля революционной Франции, некогда потесненного Николаем I.

Маленькая Волхонка была полигоном, где утверждался николаевский стиль. Царскую волю исполнил тридцатилетний Константин Тон, с детских лет прошедший школу классицизма в стенах Академии художеств на Неве. Сын питерского ювелира хорошо рисовал. Умел хорошо рисовать Николай I, высоко ценивший эскизы Тона.

Император прекратил строительство храма Христа Спасителя на Воробьевых горах, начатого при Александре I. То был проект в классическом стиле. Ему хотелось, чтобы храм - памятник победы над Наполеоном в Отечественной войне 1812 года появился в центре Москвы, которая принесла на алтарь Отечества самые большие жертвы.

Константин Тон создал образ храма таким, каким его пожелал видеть Николай I. Огромный собор под куполом с четырьмя шатрами напоминал пятиглавые соборы Кремля. Но где его поместить? Пустырей в центре восстановленной Москвы не осталось. Император выбрал место вблизи Кремля, на Волхонке, где в средние века возник Алексеевский женский монастырь. Его сломали и начали возводить небывалой величины собор. Работа длилась свыше сорока лет! Задуманная при Александре I, начатая при Николае I, продолжавшаяся все царствование Александра II, эпопея закончилась в начале царствования Александра III, в 1882 году...

На Волхонке на 103 метра над землей поднялся купол Храма Христа. На его золочение пошло 26 пудов чистого золота. Храм Христа не только служил главным кафедральным собором Русской православной церкви. Он играл роль музея Отечественной войны 1812 года. На его мраморных досках золотыми буквами светились имена погибших и раненых в боях офицеров, помянуты главные сражения, указано число выбывших из строя нижних чинов.

Золотой купол храма служил второй после Кремля доминантой Москвы, просматривался со многих точек, образуя виды один краше другого. "Иногда совершенно неожиданно из-за поворота вырастают на фоне неба его мощные золотые купола", - отмечал путеводитель "По Москве", вышедший в 1917 году под редакцией профессора Н. Гейнике. Это единственное достоинство, которое признавалось за храмом русской либеральной общественностью, принявшей храм, как все творения лейб-архитектора Тона, в штыки.

Профессорский путеводитель переходил на брань, когда приступал к описанию всего, что создано мастером. Кремлевский дворец назывался казармой, способной поразить малокультурного обывателя, вкус архитектора определялся эпитетом - малоразвитый. С еще большим сарказмом отзывались критики о храме Христа.

"Здание не поражает ни величественностью, ни стройностью линий. Бедность замысла не скрашивается барельефами, опоясывающими здание".

Такая предубежденность, усвоенная советскими искусствоведами, позволила Сталину без протестов общественности взорвать 5 декабря 1931 года храм Христа Спасителя. Его земля понадобилась для Дворца Советов. Второй раз в истории Волхонка привлекла к себе внимание первых лиц государства. Второй раз на том же месте началось грандиозное строительство. Ему предшествовали международные конкурсы. Победу одержал московский архитектор Борис Иофан, не только прошедший высшую художественную и инженерную школу в Италии, но и вступивший там в ряды итальянской компартии.

По его проекту дворец представал в виде многоступенчатой цилиндрической башни. Сталин предложил сделать ее пьедесталом гигантской статуи Ленина. Так до войны Волхонка, 15, стала главной строительной площадкой СССР. Заложенный фундамент мог выдержать нагрузку здания высотой в 415 метров. Большой зал дворца по проекту вмещал 21 тысячу человек, малый зал - 6 тысяч. Статуя Ленина достигала 100 метров высоты. Голова фигуры была настолько велика, что в ней предполагалось разместить библиотеку. Даже самый высокий американский небоскреб "Эмпайр Стейт билдинг" выглядел ниже этой громады, начавшей набирать высоту над обреченными кварталами центра. Все здания Волхонки, прилегающих к ней улиц и переулков, за редким исключением, намечалось сломать, чтобы образовать сомасштабные зданию площадь, подъезды. Дворец Советов должен был затмить Кремль, стать резиденцией правительства СССР, новым планировочным центром города.

Нет сомнения, грандиозный талантливый проект был бы реализован, если бы не помешала война. Смонтированный стальной каркас здания разобрали, чтобы его гора не служила ориентиром германской авиации. Металлические балки пошли на противотанковые "ежи"...