– Ну так знай, – сказала Барбара, – Безил нахватает полную грудь орденов, а вы со своей дурацкой йоменской частью по-прежнему будете торчать в захудалой гостинице и дожидаться танков!

На озере были утки, и Фредди мог сколько угодно говорить о них. Она повела его вниз по его излюбленжым тропинкам. В готической беседке Фредди, в силу давней привычки, часто распалялся нежностью; так было и на этот раз. А она все время думала о Безиле. Она думала о нем образами книг о войне, которые ей довелось прочесть. Он представлялся ей Сигфридом Сассуном[3], пехотным офицером, стоящим на рассвете в заплывшей грязью траншее с оружием в руках, посматривающим на ручные часы в ожидании начала атаки; он представлялся ей Комптоном Маккензи[4], пауком, плетущим паутину балканских интриг, ведущим подкоп под монархию среди олив и мраморных статуй; он представлялся ей полковником Лоуренсом и Рупертом Бруком[5].

Ублаготворенный, Фредди заговорил об охоте.

– Я не хочу приглашать никого из полка на начало сезона, – сказал он. – Но почему бы нам не пригласить несколько человек пощелкать тетеревов как-нибудь под рождество?

Леди Сил была у себя дома, в Лондоне. Она приняла меньше мер предосторожности на случай воздушных налетов, чем большинство ее друзей. Самая цепная из ее вещей – небольшая картина Карпаччо – была отослана на хранение в Мэлфри; миниатюры и лиможские эмали пристроены в банк; севрский фарфор упакован в ящики и снесен в полуподвал. Во всем прочем ее гостиная осталась без изменений. Тяжелые старинные портьеры сами по себе не пропускали света и позволяли обойтись без неприглядных черных полос маскировочной бумаги.

Леди Сил сидела на изящном стуле розового дерева перед открытыми окнами на балкон и смотрела через сквер на город. Она только что прослушала речь премьер-министра. Дворецкий подошел к ней с другого конца комнаты.

– Прикажете унести приемник, миледи?

– Да, пожалуйста. Он говорил очень хорошо – просто прекрасно.

– Все это так печально, миледи.

– Печально для немцев, Андерсон.

В самом деле, думала леди Сил. Невилл Чемберлен говорил на удивление хорошо. Вообще-то он никогда ей особенно не нравился – ни он, ни его брат. Брат-то, пожалуй, чуточку посимпатичней, но все равно оба они мало приятные, серые личности. Однако нынче утром он выступал весьма похвально, должно быть, наконец в полной мере осознал свою ответственность. Надо бы пригласить его на завтрак. Только, наверное, он очень занят. Насколько помнится, в военное время самые неожиданные люди бывают заняты.

Ее воспоминания унеслись к той, другой войне, которая до сегодняшнего утра называлась просто «война». Из ее близких никто не воевал. Кристофер был уже стар, Тони еще молод. Ее брат Эдуард начал с командующего бригадой – в штабной академии его очень ценили, – но, непонятно почему, никакой карьеры у него так и не получилось, и к 1918 году он оставался все тем же бригадным генералом в Дар-эс-Саламе. Война принесла много печального. Столько друзей ходили в трауре, а Кристофер так изводился из-за коалиции *. Так горько было признать Ллойд Джорджа главой правительства, однако Кристофер как патриот пошел на эту жертву вместе со всеми; возможно, только ей одной и было известно, какой душевной борьбы это ему стоило. Но самое скверное время наступило после перемирия, когда дворянским званием торговали словно бакалеей, а из условий мира нагородили бог весть чего. Кристофер всегда говорил, что в конце концов за это придется платить.

Отвратительный, еще всем в новинку, вой сирен противо воздушной обороны прозвучал над Лондоном.

– Это сигнал тревоги, миледи.

– Я знаю, Андерсон. Я слышала.

– Вы изволите спуститься вниз?

– Нет, во всяком случае, не сейчас. Собери слуг внизу присмотри, чтобы не было шума.

– Вам понадобится противогаз, миледи?

– Не думаю. Судя по тому, что говорит сэр Джозеф, опасность газовой атаки ничтожна. Во всяком случае, я лично считаю, что это всего-навсего учебная тревога. Оставь его на столе.

– Это все, миледи?

– Это все. Присмотри, чтобы девушки не волновались. Леди Сил подошла к выходу на балкон и посмотрела в ясное небо. Ничего, мы им еще покажем, пусть только сунутся, думала она. Этого типа пора проучить. Сколько уж лет он – Имеется в виду коалиционное министерство, возглавленное Ллойд Джорджем, куда вошли либералы, консерваторы и лейбористы, мутит воду. Раздумывая, она вернулась к стулу. Уж я-то никогда не носилась с этим вульгарным Риббентропом. Я его на порог не пускала, хоть эта умница Эмма Гранчестер и приставала ко всем, чтоб были с ним полюбезней. Ну так пусть вот теперь увидит, какая она была дура.

Леди Сил спокойно ждала начала бомбежки. Она сказала Андерсону, что это, вероятнее всего, просто учебная тревога. Людям следовало так сказать, чтобы не было паники, – Андерсон, конечно, не подведет, но вот девушки… Однако в глубине души леди Сил была уверена, что налет состоится; это было бы так похоже на немцев, которые всегда шумят, всегда грозятся и пыжатся доказать, что «они могут». Леди Сил «проходила» историю в школе; это был нехитрый рассказ об утверждении права перед лицом превосходящих сил зла, и перечень боевых подвигов ее страны: Креси, Азенкур, Кадис, Бленгейм, Гибралтар, Инкерман, Ипр – музыкой отдавался в ее ушах. Англия сражалась против многоразличных врагов с многоразличными союзниками, зачастую под весьма туманными предлогами, но всегда за правое дело, рыцарски, и в конечном счете побеждала. Часто в Париже леди Сил с гордостью думала о том, что ее народ не называет улицы именами своей бранной славы; это еще куда ни шло для недолговечных триумфов французов, только и доказывающих их уменье воевать, но поставить те великие проявления божественной справедливости, какими были победы Англии, на потребу модисток и маникюрш в качестве почтовых адресов было бы низостью, до которой не опустились бы даже радикалы. Перед ее умственным взором, словно живые картины на благотворительном базаре, возникали гравюры на стали, висевшие у них в классе: Сидней[6] в битве при Зютфене, Вольф[7] в битве при Квебеке, Нельсон в Трафальгарском сражении (один только Веллингтон в битве при Ватерлоо был изъят из парада знаменитостей по причине близости Блюхера, который с чисто прусским настырством вылез вперед урвать себе толику славы, добытой другим), – и к этой сногсшибательной ассамблее (в представлении леди Сил сродни тем толпищам богатых и респектабельных людей на лужайке штаб-квартиры Королевского яхт-клуба в Каусе, с которых делают групповые снимки, чтобы вывесить их потом в вестибюле или бильярдной с обозначением, где кто) была прибавлена в то утро новая и, прямо сказать, невозможная фигура – Безил Сил.

Прошлая война ей обошлась недорого, собственно говоря, не стоила ничего, кроме порядочного пакета иностранных акций и репутации ее брата Эдуарда как стратега. Теперь она может отдать стране сына, У Тони слабые глаза п карьера, Фредди ей не родной, да и нет в нем героической жилки, зато Безил, ее своенравный порочный Безил, так тяжко ее разочаровавший; Безил, чья необъяснимая тяга к дурному обществу за последние десять лет столько раз ставила его в щекотливое положение и чьи грехи молодости не шли ни в какое сравнение с грехами молодости его дядюшки Эдуарда; Безил, укравший ее изумруды и принесший печальную известность миссис Лин, – этот Безил, влившись со всеми странностями своей натуры в цвет мужества Англии, наконец-то вступает во владение своим наследием. Надо попросить Джо устроить ему офицерское звание в каком-нибудь полку поприличней.