Я чуть не рассмеялся, глядя, как у них от моих слов, под которые я умудрился подвести идеологическую основу, отвисли челюсти. Теперь уже оба смотрели на меня, как Ленин на буржуазию. Василий Гаврилович опомнился первым и, резко развернувшись, стал уходить быстрым шагом, бросив через плечо:

— Я к главному инженеру.

— Вы не правы! — с вызовом ответил мне Радкевич. — Мы с товарищем Грабиным много работаем над усовершенствованием технологии. Он со своей стороны, я со своей. Мы унифицировали пушки насколько возможно, освоили технологию точного литья и множество рацпредложений внедрили! То, что протяжкой разделывать окна под клин не додумались, так не охватить всего и сразу! За совет вам спасибо. Если из этой идеи что-то путное выйдет, то и ее внедрим! Так что обвинять нас в отходе от пролетарских принципов неправильно!

— Простите, Леонард Антонович, вижу, поспешил, — примирительно улыбнулся я в ответ, радуясь, что товарищи вновь ощутили себя в одной упряжке. — Сами знаете, с коня узнаешь лишь то, что люди сами о себе скажут. Однако, я бы еще хотел с товарищем Грабиным парой слов переброситься, пойду его догоню.

Легко сказать, да сделать непросто. Грабин, прибежав к главному инженеру как ужаленный, мигом организовал совместное совещание и вытащить его из круговерти не было никакой возможности.

— Довольны? — хмуро спросил он меня, когда все закончилось, мнения выслушаны, ресурсы учтены, задачи поставлены.

— Это ваши дела, Василий Гаврилович, — открестился я от своего интереса. — О другом хотел намекнуть. Дело в том, что немцы по боям в Испании учли наш танковый опыт. Сейчас их машины, которые поступают на вооружение, минимум, не хуже Т-26М. Но наши танкостроители уже сделали следующий шаг, усилив бронирование. Надо думать, что немцы тоже не дураки. Понимаю, что лезть сейчас в ГАУ с инициативными проектами мощных противотанковых пушек бесполезно. Там у них голова болит, чтоб армию вооружить. Причем, однообразно, а не букетом разных конструкций. Но когда вдруг окажется, что наши пушки немецкую броню не пробивают, я хочу, чтобы у вас был готов ответ. — говоря это, я опирался на те соображения, что «сорокапятки», даже 60-калиберные, которые в «эталонной» истории появились только в 1942 году, так и остались против немецких танков малоэффективными. А ведь панцеры, в основной своей массе, кроме малочисленных «Тигров» и «Пантер», были теми же самыми. Значит, фашисты в состоянии нарастить, по крайней мере, лобовую броню «четверок» свыше шестидесяти миллиметров, которые гарантированно бьют нынешние советские полковые и дивизионные ПТП, не говоря уж о батальонных 25-миллиметровках. — Мне кажется, вам стоит взглянуть на опыт перестволивания КПТ на 57 миллиметров и прикинуть этот калибр для Ф-24.

— Мы думали об этом. Теоретически, — кивнул Грабин. — На пределе можно до ста миллиметров брони прошивать, но тогда ствол будет чрезмерно длинным и потребуется дульный тормоз. Радкевич, конечно, будет против. Если же быть поскромнее и не лезть за три с половиной метра длины ствола, то миллиметров восемьдесят всего можем гарантировать. Опять таки, еще одна модель.

— Но к исходной «конной» Ф-24 очень близкая, — заметил я и тут же забросил еще один крючок. — И подумайте о наложении ствола 87-миллиметровой зенитки на лафет Ф-22.

— Вы полагаете?.. — приподняв густые брови спросил меня главный конструктор.

— Мало ли чего… — сказал я неопределенно. — Ленинградские КВ во лбу все 120 миллиметров брони имеют. Их уже бронебойно-фугасным не возьмешь, только из корпусных пушек бить. Как на флоте, борьба снаряда и брони. И она только начинается.

Оставив Василия Гавриловича в состоянии глубокой задумчивости, я уехал в гостиницу отдыхать, а на следующий день вылетел по намеченному маршруту. До конца мая я успел побывать на судоверфи в Зеленодольске, где строились тысячетонные сторожевики по проекту ленинградского спецКБ. В Уфе, на заводе комбайновых моторов, с целью определить его пригодность к переориентации на «малый» двигатель, который проектировался на ЗИЛе. На Уралмаше и в Нижнем Тагиле, на вагоностроительном заводе, которые, по моему замыслу, должны были кооперироваться на выпуске подвижных ДОТов. Каждая точка, чтобы вникнуть в дела досконально, отнимала по нескольку дней, а с перелетами, так и неделя целиком уходила, но, наконец, все закончилось и меня ждал Байкал.

Добравшись до Иркутска регулярными рейсами «Аэрофлота», я пересел на зарезервированный специально под мою персону почтовый «Амбарчик» МБР-2 и, полюбовавшись с воздуха красотами Байкала, с промежуточной посадкой в Нижнеангарске, к вечеру пятницы 3-го июня прилетел в Мухтую, довольно большой по местным меркам поселок, раскинувшийся вдоль Лены. Впрочем, это касалось только территории. Насколько я видел сверху, избы стояли широко, на большом расстоянии друг от друга и вряд ли их общее количество сильно превышало то, что можно было увидеть в любой глухой деревеньке где-нибудь в Европейской части страны. На восточной окраине располагалась моя цель — базовый лагерь экспедиции, состоящий из двух больших, белевших свежеошкуренными бревнами бараков, пристани и палаточного городка, в виде формальности обнесенного забором из жердей, вдоль которого, как и положено, прохаживались часовые. Не поскупился майор Саджая на колючую проволоку только в одном случае — чтобы отделить «женский уголок».

Дождавшись, когда к «Амбарчику» подойдет лодка, я самолично взялся за вторую пару весел и стал грести в такт, любуясь поросшими тайгой сопками правого берега, которые подсвечивало розово-красным заходящее солнце. Чуть ниже по реке и почти у берега стоял на якоре гигантский шестимоторный ВМЗ, поплавковый К-7, доставивший нам сразу двадцать тонн продовольствия и других необходимых припасов. Этот самолет, который я «выцыганил» у Кузнецова, будет прилетать из Нижнеангарска каждую неделю и снабжать поисковиков свежими продуктами, которые будут переправляться в глухую тайгу дюжиной У-2 и четырьмя «Стрекозами», стоявшими сейчас на берегу, рядом с выстланным досками спуском к воде. Между ВМЗ и пристанью, на коротком плече, сновали лодки. Шла разгрузка и люди спешили завершить ее до темноты. Майор Саджая, лично дирижировавший этим действом, при моем приближении сам схватил багор и придержал лодку у низкого причала, пока я сходил на берег.

— Товарищ капитан госбезопасности, в базовом лагере происшествий нет, спецконтингент, назначенный в поисковые партии на месте, заболевших не выявлено, идет приемка последних припасов. Подготовка проведена по графику и завтра можно переходить к второму этапу операции. Докладывал майор госбезопасности Саджая!

— Вольно! — скомандовал я, убрав ладонь от козырька.

— С прибытием, товарищ капитан!

— Однако, поработали изрядно! Молодцы, — громко похвалил я людей, не делая различия между чекистами и ЗК.

— Мы то молодцы… А вот что в мире-то творится? Два дня газет не было! — азартно блестя черными, расширенными от возбуждения зрачками, спросил меня майор.

— Почту я привез, а так, на пальцах, все как обычно, — улыбнулся я проявлению «информационного голода» у человека, всего лишь месяц просидевшего в тайге. — Советская страна процветает, империалисты бесятся.

— Да это понятно! А детали, детали? Что там с японцами?! Мы тут на карте каждый день флажки переставляем!

— Большая война с ними не началась и, думаю, не начнется. Не в том они положении, чтоб еще и на нас лезть. В Китае крепко завязли. Но бои на границе, как вы знаете, идут. И нешуточные, раз до применения авиации дошло. На Халхин-Голе туго, судя по тому, что «Правда» пишет про плацдарм, наших прижали к реке. Позавчера у озера Хасан пытались напасть, но советские войска были готовы и ничего у самураев не вышло. На западе — очередной кризис в Испании. После того, как португальский флот попытался блокировать «коммунистические» порты и был обстрелян из береговых пятнадцатидюймовок, снаряды которых упали поблизости от какой-то британской калоши, англичане подняли хай и потребовали от правительства в Мадриде взять батареи на подступах к Гибралтарскому проливу под свой контроль. Долорес Ибаррури пускать республиканцев на свою территорию наотрез отказалась, до перестрелок дошло. В общем, разругались в пух и прах. Товарищ Сталин заявил, чтобы погасить распрю, что СССР и впредь будет поддерживать все антифашистские силы на Пиренеях при условии, что они не будут враждовать между собой. Коммунисты и республиканцы стрелять друг в друга перестали, но готовы сцепиться в любой момент. Удерживает только то, что на мадридское правительство давит Франко, начавший большое наступление, а у коммунистов проблемы в Лиге наций. Англичане попытались признать их там пиратами и бандитами, со всеми вытекающими последствиями в виде морской блокады, а может быть и не только. Тогда Советское правительство заявило, что выкупает у кадисских коммунистов береговые пушки и вопрос безопасности судоходства в Гибралтарском проливе этим снимается. Пока на этом все.