- Благими намерениями вымощена дорога в ад.
- Намекаете на тридцать седьмой. Не надо. Не повторится: общество уже не то, не позволит. Ну как, переговорите с Осетровым?
- Я передам ему ваше пожелание, но уговаривать не стану. Решать будет он сам.
- Вы так ничего и не поняли? Что ж, продолжайте, живите с совестью, потраченной понапрасну.
- О чем вы?
- Ветряные мельницы только машут крыльями, но никогда не взлетят. Ладно, мне пора. Спасибо за кофе, - полковник встал. В дверях он обернулся. - Да, совсем забыл. Не скажете, по какому поводу к вам Тунгус наведывался?
- По поводу интервью.
- Дал?
- Не совсем, отложили до следующего раза.
- Ну-ну. Поаккуратней бы вам с этой публикой…
* * *
Он ушел. А я все продолжал мысленно с ним беседу: и когда собирал бумаги на столе, и по дороге домой, и даже за ужином, не говоря о бессон
ных ночных часах. "Среди нас немало достойных", - сказал он, и я все пытался прикинуть такую одежду на тех, с кем довелось когда-либо общаться и даже иметь дела. Подполковника Немцова сразу же отбросим, Шелун-цова, пожалуй, тоже. Работал у меня одно время заместителем по хозчасти полковник в отставке. Молодой еще, по здоровью списали. Кто-то из приятелей сосватал, а я, честно сказать, поначалу не жалел, что взял. Чисто внешне впечатление он производил приятное: выдержан, исполнителен, чувствовалась в нем какая-то основательность, которая так нравится в мужчинах пожилым женщинам. Любил он за рюмочкой и при хорошей закуске порассуждать о политике. Новую демократическую власть как человек дисциплинированный признавал и боялся, но чувствовалось все же в нем раздражение, когда заходила речь о демократах с либералами, не говоря уж о ностальгии по былой доавгустовской жизни.
- Гони его, - советовали мне друзья. - Чекистов бывших не бывает.
За что гнать? Поводов не давал. Не знаю, что бы он делал в сегодняшней ситуации, не уволившись два года назад. Ушел в услужение к одному крутому пареньку, авторитетному, как нынче пишут, бизнесмену. Это про него он мне взахлеб рассказывал, забыв про обычную свою сдержанность и солидность.
- Встретил, понимаешь, совершенно случайно одного бандюгана. Он у меня еще в разработке был. Не узнать парнишку - словно с обложки "Плейбоя" сошел. Вместе с часами и запонками упакован тысяч так на пятьдесят - баксов, естественно. Увидел меня, обрадовался. "Сколько зим, говорит, сколько лет, господин полковник!" Пообедать пригласил. Посидели мы с ним пару часов в японском ресторане. Кстати скажу, палочками не так уж и сложно орудовать, я сходу научился. Так вот, много интересного он о себе рассказал. Добропорядочный теперь, мол, гражданин, бизнес вполне легален. Большими делами ворочает, во власть вхож. Пригласил к себе начальником службы безопасности. Кто, говорит, старое вспомнит - тому глаз вон. Как думаешь, стоит игра свеч?
- Сам решай, здесь я тебе не советчик.
- Не стоит, пожалуй. Хотя, сам понимаешь, годы идут, о семье, о детях кто позаботится?
В его голосе слышался прямой укор: ни хрена, дескать, в вашей долба-ной газете не заработаешь!
- Нет, не стоит! - добавил он решительно, а сам подал через три недели заявление на расчет.
После этого я не раз пытался мысленно представить его, как знакомых ребят, с автоматом в руках где-нибудь в Чечне и не мог, не получалось. А тех ребят мог, так и стоят в глазах среди развалин Грозного, покрытые гарью и пылью, отбивая атаки обезумевших боевиков.
…Их я встретил в московском поезде лет шесть назад. В тамбуре, когда я возвращался из ресторана, меня окликнул крепко поддатый мужик в спортивном костюме.
- Не узнаете? - потушив окурок, он протянул мне руку. Что-то в красивом, хотя и несколько потрепанном, лице его показалось
мне знакомым. Точно, встречались в одной компании. Его тогда еще представили мне юристом одной из местных фирм. Он много и удачно шутил, пил, не отставая, вместе со всеми, но при этом глаза его оставались трезвыми и даже, как мне показалось, настороженными.
- Кажется, Андрей?
- Он самый. Вы один. Тогда присоединяйтесь к нам, у нас купе в этом же вагоне.
- Если это удобно.
- Какой разговор? Землякам всегда рады.
Прихватив бутылочку коньяка, припасенную на всякий пожарный, я отправился к ним. Четверо стриженых и крутоплечих мужиков крепко, судя
по "закуси" и бутылкам на столике, гуляли. "Уж не к "браткам" ли попал?" - мелькнула мысль.
Пожали друг другу руки. Андрей представил меня. Они буркнули под нос
свои имена, которые я так и не разобрал. Тот, что в безрукавой тельняшке и накачанный, как Сталлоне, пытался мне что-то сказать, показывая на стол, но не смог, получилось сплошное, не закончившееся ничем заикание.
- Он говорит: угощайтесь, чем Бог послал, - перевел Андрей. Заика радостно закивал. Мы выпили, закусили.
- Что с ним? - спросил я.
- Контузия. Я удивился:
- Где это так угораздило?
- В Чечне, - сказал Андрей и поднял стакан. - Давайте, парни, выпьем за то, чтоб они сдохли!
Мы выпили. Я спросил запоздало:
- Ты о ком, Андрюша? Кто должен сдохнуть?
- Красивые девушки, - засмеялся тот. - Была одна старая книжка, автора не помню, там, на южном море, у довоенных еще мальчишек был такой тост: "За красивых девушек, чтоб они сдохли".
- Красивыми женщинами вымощена дорога в ад, - сказал черноусый верзила, показывая на заику. - У него слишком красивая была - не дождалась, собака, пока он по госпиталям валялся.
Заика что-то добавил на непонятном своем языке. Лысый рыжий очкарик вдруг промычал:
- Сволочи!
- Так их, Коля, баб продажных.
- Да нет. Начальнички наши свиньи, вот кто! Напьюсь, блин, и пошли они все на хер! Наливай, майор.
Андрей потянул меня покурить, мы вышли в тамбур. Не простыть бы разгоряченным: хотя еще начало ноября, а морозит уже крепко к ночи.
- Вы кто? - спросил я Андрея, прикуривая. - Омоновцы?
- Берите выше, - усмехнулся он. - Ладно, от вас ничего не скроешь - все равно, если приспичит, от общих знакомых узнаете. Из конторы мы.
- Какой такой конторы?
- Глубокого бурения.
- А, понял, - догадался наконец я. - А сейчас куда?
- В санаторий. На реабилитацию. После Грозного.
- Крепко досталось?
- Не то слово. Мы сутки отстреливались в Доме правительства до последнего патрона, а подмоги все не было. Ладно, хватит об этом. Николаю сейчас хуже всех.
- Почему?
- С нами в том бою его не было. Он выполнял какое-то особое задание - шел в одиночку через всю Чечню. Попал в переделку. Вырвался. Выпрыгнул в окно из горящего дома, но без энной суммы казенных денег. Сгорел в пожаре бумажник вместе с бушлатом. Вот и клянет теперь генерала.
- За что?
- Разорался генерал, когда вернулись. Разгильдяем обозвал, на счет велел поставить. А какая у нас зарплата? У него трое по лавкам, жена больная. Генерала бы самого туда! Сволочь!
Мы пили всю ночь. Пели. Играли в карты. Черноусый великан плакал.
- Я напишу про вас, ребята, - обещал я. - Вернетесь, встретимся еще и напишу.
- Напиши, Михалыч, - обнимал меня Гришаня-майор. Заика радостно кивал.
Через полтора месяца я позвонил Андрею домой.
- Никаких писаний, - сказал он. - И, пожалуйста, забудьте, о чем мы тогда говорили.
"Интересно, - думал я теперь, пытаясь уснуть, - как бы они себя вели, если бы поручили им с нами работать? А может, их никого в "конторе" уже и нет? Хотя какая тебе разница: бывших чекистов не бывает - они или есть, или их нет".
3 марта.
Позвонил дознавателю, майору Петровичу.
- Мы не нашли оснований, - сказал он, - для возбуждения уголовного дела. Но последнее слово за прокуратурой.
Хороший день. Вот и маму сегодня выписывают - она освоила костыли, чему по-детски радуется. А солнце, какое сегодня огромное солнце! Совсем уже весеннее солнышко.
6 марта.
Давно я не видел Рому Осетрова таким возбужденным: