По лицу Аши Янис понял, что она тоже это видит. Народ Аламхады относился ко всему мистическому, связанному со смертью, очень серьёзно. Они могли отстать от отряда кочевников, чтобы похоронить своих мертвецов по всем правилам. Для них было совершенной нормой ходить за советами к шаману, а не к доктору. В племени всё решалось только после совета с духами. И Аша, как яркий представитель народов Аламхады, свято верила во все правила и суеверия, которые почитались на её родной планете. И та бледность, которая залила лицо женщины, сказала Яну куда больше, чем она могла бы сама. Карилис пригляделся и заметил то, чего больше всего боялся. На шее женщины вился тонкий шрам от замысловатого пореза. Она поранилась не случайно, это был древний ритуал нанесения на кожу узора, символизирующего начало войны покаяния. Такое определение в своё время далось Карилису с трудом. Но другого, более точного перевода, не существовало.

Война покаяния, объявленная одним из членов племени, призывала всю его семью к тому же. Родственные связи, голос крови и прочие узы впрягали в это противостояние весь клан целиком, если он был достаточно мал. Мужья и жены, не имеющие с воином общих генов, могли отказаться вступать в противостояние, но чаще всего не отказывались, так как это была последняя возможность побыть рядом с тем, кто бросил вызов. Чаще всего они не возвращались с этой войны живыми.

Встретившись с духом покойного Дариуса, Аша объявила ему войну на уничтожение, во время которой она должна будет возносить молитвы и просить у небес прощения для себя и беспокойного духа. Отныне первостепенной задачей для неё становилось противостояние, война, а не дело, которым она могла заниматься. В армии Эдарии случались примеры того, как аламхадцы разворачивались посреди поля сражения и, нарушая все приказы, шли выяснять отношения с чем-то потусторонним. Чаще всего за личиной блуждающего духа скрывались совершенно иные, куда более материальные существа или люди, против которых не действовали молитвы, освящённая вода из голубого источника и прочие религиозные символы. По циничному мнению Карилиса, это и являлось основной причиной гибели кочевников, а вовсе не запредельный страх или утрата души, как потом говорили другие.

Аламхадка нанесла на шею рисунок тонким лезвием, пролив свою кровь, которая теперь требовала ответной платы. Кровь за кровь, и никак иначе.

«Единый меня проверни на своей оси творения! — мысленно выругался Карилис. — Да что тут творится вообще?»

— Ладно, я понял, спасибо за предупреждение, Аша, — сказал он вслух спокойно и ровно. — Я разберусь.

Женщина медленно покачала головой из стороны в сторону.

— Капитан, я бы хотела просить вас, чтобы вы позволили мне присутствовать в решающей схватке с духом.

Янис мысленно застонал. Мало того, что она стала обращаться к нему официально, что лишь подчёркивало её отстранённость от команды после ритуала, так она ещё и высказала просьбу вслух, не давая Яну шанса потом выкрутиться из ситуации, сославшись на домыслы и неправильное понимание.

— Никак иначе, да? — тихо спросил он, уже зная ответ.

— Нет, — твёрдым голосом сказала женщина. Янис махнул рукой.

— Хорошо. Я обещаю тебе, что в решающий момент схватки с духом я приложу все усилия, чтобы поставить тебя в известность и обеспечить твоё наличие в месте противостояния, — пользуясь официальной формой сухих отчётных таблиц, сказал он. Аша кивнула и вышла за дверь, оставив Карилиса буравить ненавидящим взглядом тонкие листы бумаги. Комитетчик подумал, что мог бы допросить Индиго на эту тему, но всё, что мог ответить искин, уже было стёрто из его памяти после пребывания на Эдарии. А возможно, что и гораздо раньше. Карилис вспомнил своё бегство с Эдарии. Магдалину нашли, но от женщины осталась только верхняя половина тела, которая ничем не могла помочь в расследовании по поводу ограбления Яна. Он никому не сказал о своих подозрениях, но считал, что умные соратники, вроде Лиама и его друга, поймут всё сами. Магдалина могла бы ограбить его в любой подходящий момент, однако предпочла притащить в номер. Если вспомнить происшествие на Катальде, то это уже не казалось совпадением. Как и глупая смерть проститутки, упавшей в вентиляционную шахту на окраине города.

Кусочки мозаики потихоньку складывались в голове. Внезапно возникшие из ниоткуда террористы во дворце губернатора Катальда, заражение искина, Дариус, Карла…

Ян не хотел об этом думать, но должен был. Карла могла быть, да и была, как подозревал комитетчик, тем человеком, который помогал набирать и составлять записи о его прошлом. Карилис узнал те слова и формулировки, которые озвучивал Карле накануне.

Но всё же… всё же, что-то его беспокоило, подтачивало изнутри, как крошечный жучок, прогрызающий толстую кору дерева по крохотным отрезкам.

Карилис редко задумывался о таких вещах, как вера. Были времена, когда он посвящал подобным размышлениям дни и ночи, записывая свои мысли, зарисовывая их в изощрённых формах. Вера, религия, надежда, любовь, душа — это стало для него чем-то прошлым, распаханным и перекопанным сотнями лиц, вопросов, записей и ответов.

Сейчас, стоя у дверей каюты Карлы, Янис снова думал о том, что есть вера. Только теперь он смотрел на это понятие куда более рационально. Верил ли он женщине? Почему, что заставило его пойти на это? Одно лишь одиночество, тяжёлый образ заключённого, отпущенного на длинном поводке истреблять и карать?

Да, Янис был карателем, и это прозвище не трогало его так сильно, как когда-то давно. Всё, что служило маяком, умерло. Все, кто был рядом и служил опорой, истлели. Вся его личность стала перепаханной, как затылок, с уродливыми шрамами, заросшими соединительной тканью, как рубцами, служившими напоминанием о содеянном. Каждый рубец — память о поступке.

Он вспоминал финальные аккорды своего бегства, и с каждым воспоминанием что-то сгорало внутри, освобождая место для нового. И разве он никогда не говорил об этом, разве не выворачивал наружу себя, не пытался рассказать всему Конгломерату об увиденном? Почему же тогда именно сейчас воспоминания не вызывали тошнотворной и такой привычной боли, а лишь сминались, сгорали в очистительном пламени, освобождая его душу?

Пришло время, это всё, что он мог сказать. Никакие лекарства, уговоры, доктора, терапии и желание самого Карилиса не сотворили больше, чем сделало время. Каждое событие, от попытки захватить свою клинику, когда он проходил интенсивную психотерапию, до мстительной, злой радости, пока лепил из нового искина Индиго, всё это было лишь малыми ступенями к очищению.

И та пустота, что навалилась на плечи Яниса, теперь давила с такой невыносимой силой, что комитетчик готов был прогнуться. И не хватало только одного, малейшего дуновения, чтобы упасть в глубину своей собственной темноты.

Он шёл к Карле задать только один вопрос: сколько стоит его жизнь? Та, о которой он с ней говорил. Та, о которой ей говорил Индиго. Та, которая разворачивалась на глазах Карлы. Та, которой у него никогда не было и уже не будет. Он пришёл к ней и замер у двери, с поднятой рукой, так и не решаясь постучать и выслушать ответ.

— Ян? — из распахнувшейся двери вышла Карла, обеспокоенно глядя на стоящего капитана. Она хотела что-то сказать, но осеклась, увидев выражение лица комитетчика. Тот молча протянул ей распечатки расшифровок, продолжая смотреть в глаза. Карилис не мог говорить, он только стоял и ждал реакции Карлы.

Ошеломлённая такой неожиданностью за дверью, как сам Янис Карилис, женщина взяла распечатки, как сомнамбула, отступила на шаг в каюту и начала просматривать то, что принёс ей капитан.

— И что ты хочешь от меня? — непонимающе посмотрела на него Карла. Янис приподнял одну бровь. На нем до сих пор оставались простые штаны, и больше ничего. Комитетчик так и не удосужился натянуть на себя даже обувь. Карла помотала головой.

— Не понимаю. Что я должна с этим сделать? — в её синих глазах отражалось смятение. Карилис открыл рот, чтобы дать пояснения, но не смог. Внезапная хрипота заставила его сначала откашляться.