Первый день пути подходит к концу. Место для ночлега искать не приходится: где сошли с мопедов, там и ставим палатки, без которых ночью пропадешь от холода. Правила здесь совсем иные, чем у нас дома, - мы ночуем прямо на дороге.

Ночью нас будит шум моторов. В небе появляется сноп света. Мы долго следим, как шарят в темноте лучи фар двух грузовых машин. Грузовики проходят близко, но водители нас не замечают. Красный свет заднего фонаря постепенно бледнеет, затем снова наступает тишина.

Пробуждающийся день застает нас уже в седле. Перед нами беспредельное песчаное море. Однако пустыня далеко не так однообразна, как нам казалось вначале. Через каждые 100 километров она меняет свой облик. Она то ровная, как взлетная площадка на аэродроме, то холмистая. В восточной ее части редко когда попадается камень, зато в западной, ближе к Иордании, путь то и дело преграждают нагромождения огромных булыжников. Изредка встречаются даже следы растительности. Полудикие верблюды щиплют стебли мясистой травы.

Через 150 километров мы замечаем на горизонте пограничные знаки вбитые в землю железные столбики - это еще одно доказательство того, что мы едем точно по курсу. Въезжаем в пограничный район. Немного спустя нас окружают полицейские. Впервые в регистрационной книге будут фигурировать двухколесные машины - два мопеда "Симсон" из Германской Демократической Республики.

После того как были выполнены все пограничные формальности, нас приглашают в дом, усаживают на кожаные подушки; по старинному восточному обычаю угощают кофе. Мы сидим в кругу хозяев и рассказываем о своей поездке. Через несколько километров в палатке иракской пограничной полиции повторяется все сначала. А затем мы опять одни в немилосердно раскаленной пустыне. Вокруг никаких признаков жизни. Нам то и дело попадаются скелеты верблюдов и ослов: видимо, каравану не хватило воды... На следующее утро, когда в нежно-пурпурных красках занимается день, мы уже стоим перед Рутбой иракским таможенным пунктом.

Чиновник равнодушно перелистывает наши документы:

- А где разрешение на ввоз мопедов? Чтобы въехать на собственной машине в Ирак, требуется специальное разрешение военных властей.

У нас перехватило дыхание. Конечно, мы не запаслись таким разрешением, в Дамаске нам о нем никто ничего не сказал. Ехать обратно 400 километров только для того, чтобы сделать отметку в визе?

- Я немедленно телеграфирую в Багдад, - пытается успокоить нас чиновник, - и после обеда вы наверняка сможете ехать дальше. Иншалла.

Сомнений нет, мы снова вошли в соприкосновение с современной цивилизацией: пустыня не могла задержать нас, а вот отсутствие двух маленьких бумажек с печатями явилось непреодолимым препятствием. Прошел день, а за ним и вечер... Наступает завтра. Нас чуть ли не каждый час подбадривают, дают обещания, но так и не разрешают продолжать путь. И в ответ на все вопросы каждый раз раздается: "Иншалла".

В разговорнике это выражение стоит на первой странице: "Иншалла - так желает Аллах". Наш словарь обогатился одним из важнейших и наиболее часто употребляемых в мусульманских государствах выражений. Каждый ответ, каким бы точным он ни был, кончается этим "иншалла".

У нас появляются и товарищи по несчастью: прибыл автобус, курсирующий на линии Кувейт - Дамаск. Машина, на которую должны пересесть пассажиры, опоздала на один день. Люди с обычным восточным равнодушием выгружают багаж, расстилают матрацы прямо на земле и тут же приступают к приготовлению пищи. Вся их жизнь проходит на наших глазах. Около нас расположились два индийских семейства. Стройные женщины с незакрытыми лицами заставляют нас на время забыть о наших злоключениях. Мы даже не справляемся больше, получено ли разрешение на проезд.

Мы разговорились с купцом из Багдада. Он ездил в Европу, а сейчас через Бейрут возвращается в Ирак. Уже целую неделю он торчит в Рутбе. Это удел почти всех путешественников. Памятуя об этом, какой-то находчивый делец построил рядом отель. Цены в нем безбожно высокие.

Мы сидим на ступеньках и дремлем. Жара убивает всякое желание что-либо делать, парализует энергию. А нам отвечают одно и то же:

- Еще несколько часов или, может быть, еще один день - и вы поедете. Иншалла.

Мы бредем по деревне в поисках лавчонки, где можно купить хлеба. Два дня потрачены впустую, а запасы убывают. Мальчик-араб ведет нас к булочнику. В пекарне стоит только большой чан для теста и печь да сзади несколько мешков с мукой. Булочник берет из чана кусок теста величиной с кулак, руками придает ему форму плоской лепешки наподобие тарелки и ловким движением бросает внутрь печи на горячую стенку, расположенную над самым огнем и открытую сверху и снизу. Искусство пекаря состоит, собственно, в том, чтобы своевременно снять лепешку. Если он поторопится, лепешка не отделится от горячей стенки и разорвется, если опоздает - она упадет в огонь.

Издали слышится гул моторов. В деревне уже стоит штук двадцать грузовых машин, теперь добавляется еще шесть. Грузчики, лениво дремавшие в тени, оживляются. Странные фигуры в причудливых одеяниях осаждают машины. Иракским автомобилям не разрешается пересекать границу, и весь груз должен быть перенесен на стоящие наготове сирийские грузовики. Не жалея сил, а тем более глотки, грузчики при помощи железных ломов перетаскивают многотонные ящики с одного грузовика на другой. Сначала они подталкивают ящик к заднему борту, пока его центр тяжести не очутится за пределами кузова и он в силу закона тяготения не коснется одним ребром земли. Тут водитель подает машину немного вперед, пока грохот не возвестит, что и второе нижнее ребро ящика достигло земли. На этом разгрузка заканчивается. Следует только добавить, что кузов часто находится на высоте человеческого роста. Ну, а если содержимое ящиков не всегда выдерживает столь необычное обращение - то что ж, на то воля Аллаха. В Западной Африке нам однажды показали автомобиль "Вартбург" с деформированным шасси. Он упал с корабля при разгрузке в порту... Таким образом передвигали, наверное, каменные глыбы при строительстве пирамид. Ни малейшего намека на современную технику.

Если содержимое какого-нибудь ящика приходится не по вкусу чиновнику, груз остается в таможне.

Мы были почти удивлены, когда на третий день нас вызвали в канцелярию и как ни в чем не бывало поставили печать на наших визах. Рано или поздно разрешение всегда приходит, так нам во всяком случае сказал чиновник.

На прощание мы пригласили купца из Багдада выпить с нами чаю.

- Смотрите не забудьте, завтра же приходите ко мне в магазин. Сегодня я обязательно уеду.

Иншалла.

ЧЕТЫРЕ С ПОЛОВИНОЙ ТЫСЯЧИ ЛЕТ НАЗАД...

По железному мосту современной конструкции мы пересекаем Евфрат и попадаем в Месопотамию. Шелестят на ветру пальмовые рощи, луна льет вокруг свой серебристый свет. У костров бедуинов, слегка раскачиваясь, сидят на корточках сказители. На своем резком и все же очень мелодичном языке они рассказывают о тех временах, когда жил халиф Гарун ар-Рашид и создавались сказки тысячи и одной ночи. Ведь Двуречье в те незапамятные времена уже фигурировало в сказаниях и легендах. Наши современники - археологи XX века тоже открывают нам далекое прошлое, только язык их куда прозаичнее, чем звучный, напевный арабский язык. И все же то, о чем они говорят, не менее интересно, чем история халифа и его великого визиря.

О первых известных нам обитателях этой области, шумерах, мир узнал из двуязычных глиняных табличек, но еще долгое время оспаривалось предположение, что здесь некогда жил народ, постройки которого древнее самых древних вавилонских развалин.

Лишь после того как в 20-х годах нашего века Вулли произвел раскопки храмовой горы Ур, предположение стало уверенностью: в III тысячелетии до нашей эры здесь жили шумеры. Была найдена стела, рассказывающая о жизни этих людей: ангел символическим жестом льет воду на землю. Надпись поясняет, что царь Урнамму построил искусственную систему орошения с многочисленными каналами. В Месопотамии были обнаружены остатки древнейшей на земле культуры: надгробные сооружения, печати, барельефы и храмы в возрасте свыше 4 тысяч лет.