— Для меня это было бы небезопасно.

— Понятно…

— Ничего тебе не понятно! — Она села, обхватив руками колени. — Нам известно, что древние маги обладали силами, которые сделали бы в их глазах Хранителей просто неразумными ребятишками, но из того, что они знали, до нас дошло лишь немногое. Мы не умеем делать волшебные машины или осуществлять огромные магические проекты, как могли Древние. И чем дальше продвигаемся мы по пути Знания, тем больше рискуем погубить душу. Если бы у меня были возможности Древних, я бы могла превратить Пекло вокруг нас в картинку в собственном воображении, увидеть все живые существа и даже сказать, какие из них мыслящие. Но если я попыталась бы сделать это без нужного обучения и тренировки, я приблизилась бы еще на шаг к тому дню, когда моя Сила неизбежно сделает меня безумной, и другие члены моей семьи будут принуждены отправить меня куда-то. Разве ты хотел бы видеть меня безумной?

— Ну, если бы ты и спятила, то большой разницы я бы наверняка не обнаружил, — отшутился Хет почти автоматически.

Он знал, что Хранители сходят с ума, но в случае Илин беспокойства не испытывал. Она была столь нормальна, что это даже раздражало.

Но ведь тот маньяк так быстро нашел его на среднем уровне Пекла…

Он слышал, как Илин постукивает пальцами по выветренному камню крыши. Она холодно сказала:

— Пожалуй, стоит переменить тему.

— А умение видеть в темноте — тоже из числа древних Знаний? — Хет не был уверен, что она ответит, но стремление вернуться к излюбленной теме разговора независимо от желания или нежелания слушателя было пороком, свойственным не одним ученым или коллекционерам.

Илин помолчала и наконец ответила:

— На самом деле это не совсем умение видеть в темноте. Это лишь проявление Видения, способности видеть Оком Разума. Это же Видение позволяет нам проникать взором в будущее. — Она нерешительно бросила взгляд на запад, на бесконечные пространства Пекла. — Ничего особенного в этом нет. Это первый признак потенциального таланта Хранителя.

— Откуда ты все это знаешь, Илин? Разве существуют какие-то тексты времен Выживших, посвященные магии Древних? Впрочем, если такой текст и имеется, так его наверняка прячут от Академии.

— Нет. Все знания передаются от Учителя к ученику устно, никаких записей делать не разрешается. Правда, и писать-то почти нечего. — Илин пожала плечами. — Но слова Старейшего Учителя — древнего мага, который выжил и обучил первого Хранителя, были таковы: «Магия дана человеку, чтоб защитить себя от грозящих ему молний». Для меня эти слова — главный стимул продолжать обучение. И еще он сказал: «Магия открывает ум для познания мира, и тогда выясняется, что мир вовсе не таков, каким представляется». Он сказал не совсем этими словами, но мысль именно такова. Во всяком случае, мне так кажется. — Она тяжело вздохнула. — Есть еще многое, что будет открыто мне позже. Я еще слишком молода в искусстве Силы, так они мне говорят.

Опять это аморфное «они»… Опять те, кто владеет реликвией, те, кто ожидает ее в городе, а возможно, и его тоже. Хету очень не понравилось упоминание о них.

Внезапно Илин спросила:

— А почему ты не живешь в Пекле? Зачем ты приехал в Чаризат?

— А ты почему Хранитель?

— Нет, я серьезно спрашиваю. Я позволила тебе укусить меня за ногу, и теперь ты обязан ответить мне на такой простой вопрос.

Хет наблюдал, как причудливо меняющий направление ветерок вздымает песчаную завесу на краю кровли Останца. Она сверкнула в лунном свете мириадами искрящихся драгоценных камней и исчезла во тьме. Десять лет назад Анклав оказался перенаселенным, и отдельные семьи перебрались в пещеры и туннели его внешних стен. Тогда, должно быть, это казалось неплохой мыслью, лабиринт ходов во внутренних стенах массивной, похожей на чашу скалы, где размещался Анклав, был слишком переполнен и даже стал опасным для здоровья. Поэтому во внешний периметр ушло так много народа, что само по себе количество тамошних жителей стало казаться им достаточной защитой. Но одновременно множилась и численность разбойников. Когда они напали на Анклав, атака была быстрой, неожиданной и беспощадной. Маги создали только сорок один род первоначальных крисов, и поддержка сорока одной генетической линии требовала при заключении браков соблюдения очень сложных и жестких правил. Невезение, а может быть, просто глупость мешали роду Хета произвести на свет большое потомство. Нападение бандитов уничтожило его почти целиком. Обо всем этом Хет не собирался сообщать Илин. Он коротко сказал:

— Если я вернусь в Анклав, мне предстоит стать вторым мужем в семье с шестью ребятишками, которым надо будет вытирать сопли. А перерегистрация производится архивом один раз в двадцать лет. Этого перенести я не могу.

Ни одно из высказанных Хетом соображений по-настоящему не было преувеличением. В браке у крисов участвуют трое, а отношение к Хету до его ухода из Анклава было таково, что мало кто захотел бы остановить свое внимание на нем как на первом муже. Идея, что младший партнер в браке должен выполнять все домашние работы, неся на себе всевозможные тяготы семейной жизни, на самом деле вышла из моды, но Хет чувствовал, что в его случае все произойдет именно так, поскольку любая женщина, которая возьмет его, сделает это в виде одолжения, оказанного ею Анклаву, и своего рода жертвы долгу.

Он поглядел на Илин. То, что она видит выражение его лица, а он ее в темноте — нет, действовало ему на нервы.

— Ну а почему ты — Хранитель?

Ее голос прозвучал деловито:

— Моя семья — патриции из Третьего яруса. Однажды, когда я была еще маленькой, к нам пришли Хранители и сказали, что я наделена Силой и что я стану одной из них, после чего увели меня с собой. Отец к тому времени умер, а мать не протестовала. Я была у нее четвертой дочкой, а ей и без того было трудно обеспечить приемлемые партии для моих сестер. Да и вообще, кому нужные четвертые дочки? — Она тут же добавила ради справедливости: — Если бы мне пришлось выходить замуж и иметь шесть детей, я бы тоже убежала в другой город.

Хет сам не понимал, что толкает его добиваться, чтобы Илин обнажила перед ним свою душу, но при этом стараться не ответить ей хоть частично тем же самым. Возможно, он боялся ее, даже если она не хотела воспользоваться своей Силой из боязни, что та может ей повредить. Так или иначе, он спросил:

— Ты мне доверяешь?

Прошло несколько секунд. Затем она ответила:

— Думаю, я верю тебе. Я сегодня из-за тебя оказалась в столь компрометирующей ситуации, которая мне и присниться не могла. Но ты никогда не давал мне повода бояться тебя.

Хет попробовал найти в этом тезисе нечто такое, что можно было бы счесть оскорблением, но ничего не обнаружил. Он собрался было сказать, что красота Илин так мало подействовала на него, что, поскольку он все равно уже решил не убивать ее в конце их приключения, то и изнасилование показалось ему делом нестоящим… В последний момент он передумал и сказал:

— Извини, что я такой неромантичный. Я слишком беспокоюсь о том, чтобы не быть убитым или съеденным разбойниками.

— А они в самом деле едят людей? — позволила она отвлечь себя. — Это не миф?

— Они в самом деле едят людей. Но я для них не человек.

Помолчав, она сказала:

— Тогда мы с тобой в одном положении. Я женщина, а потому для них тоже не человек. Окажись я снаружи, я была бы просто вещью, которую используют.

Хет поглядел на нее, размышляя: неужели все женщины-Хранители так просто смотрят на вещи или только эта?

Первым предвестником появления солнца было слабое сияние вдоль восточной части горизонта. Когда оно поднялось выше, Хет вспомнил, что сейчас оно превратит верхний уровень Пекла в расплавленное золото, как бы на время воссоздавая то, как Пекло должно было выглядеть, когда впервые вдруг появилось из ада, чтобы навсегда истребить моря. Тогда вместо утреннего света, струящегося, как вода, по поверхности земли, солнце разлило огонь, стало плавить скалы, убивая все живое, на что падали его лучи, образуя озера огня, высвобождая газы, убивавшие тех, кого не успели сжечь лучи. Так говорят сказания. Но даже сказания молчат о том, почему это произошло.