— И там не было династической печати, как я понимаю?

— Во всяком случае, из семи определенных не было. А я не стал выискивать из сотни вероятностных. — Новички всегда хвастались, что им удалось найти новые династические печати: Академия вела им счет, и некоторые ученые тратили целую жизнь на проверку их подлинности хотя за последнюю декаду к списку «определенных» не прибавилось ни одной.

— Возможно, это философский труд. Ты сказал, что Хранители верят, будто книга имеет отношение к их Силам? Так, может, «Стены Разума»? Ах, как бы ухватилась за это Академия! Это, конечно, обошлось бы в тысячи монет: любопытство — штука дорогая! Неповрежденный текст на Древнем письме и кусочек магической машины, как-то связанной с Останцом! Ведь это может послужить доказательством верности теории Робелина об Останцах как о месте установки магических машин! Сокровище, которому нет цены! Я с трудом могу в это поверить!

Хету не хотелось охлаждать восторги своего партнера указанием, как ничтожна вероятность того, что кто-то из них опять получит шанс ознакомиться с этим трактатом или с магической машиной.

— Сомневаюсь, чтобы Риатен ее продал.

— Конечно, — отозвался Сагай, оглядев грязные крыши, тянущиеся к востоку, ряды дрянных саманных домишек, которые протянулись до границы яруса, где начиналось бесконечное Пекло, уходя за горизонт. Поднялся ветер, и ночь Чаризата, которая не знала покоя, наконец притихла, и только приглушенный лязг ручных тележек да слабые отголоски криков и потасовок долетали сюда.

Он спрячет книгу и будет драться за нее зубами и когтями, а может, станет на нее молиться. И никогда не задумается о возможности продать ее Академии, где настоящие ученые могли бы почерпнуть из нее такие ценнейшие знания, какие этому Хранителю и присниться не могут!

Хет зевнул и обнаружил, что один из его зубов расшатался. Значит, ещё один сувенирчик от Хранителей! Придется вырвать его, чтобы новый зуб вырос хорошим и прямым.

— Как ты думаешь, а есть что-то в той истории насчет реликвий, которые помогут Хранителям найти волшебную машину, способную открыть им секреты Древних?

Сагай улыбнулся.

— «Способную открыть все секреты Древних» — расхожая фраза, которой продавцы соблазняют неопытных покупателей редкостей. Я многого не знаю, но то, что знаю, заставляет меня сомневаться.

Хет кивнул, услышав подтверждение собственного мнения.

— Ты им поможешь? — спросил Сагай.

— Придется. А куда деваться — или сотрудничество, или бегство из города.

Илин стояла в своей комнате на коленях, глядя на дверь, выходящую в небольшой садик с фонтаном. Солнце не поднялось еще совсем высоко и не освещало своими лучами большой дом, так что в предрассветном сумраке яркие цвета керамических плиток казались серыми, а брызги воды какими-то мутными. Ранняя утренняя жара уже заставляла струйки пота катиться по спине Илин и между грудями: этого ощущения было вполне достаточно, чтобы помешать медитации. Навыки Спокойствия и Молчания раньше всегда помогали ей восстановить силы после бессонной ночи, но сегодня они не дали никакого эффекта. Виновата в этом, конечно, была она сама, а вовсе не система упражнений.

Позади Илин раздались мягкие шаги, и голос Лите — служанки, убиравшей покои Илин, произнес:

— Илин, Мастер-Хранитель хочет, чтобы ты пришла к нему сейчас же.

— Ладно. — Илин встала и потянулась.

Риатен не знает сна. И он, и старшие Хранители научились использовать различные упражнения, чтобы те заменяли его. «Может быть, поэтому мы и сходим с ума?» — подумала Илин и тут же поморщилась, вспомнив про свою неудачную медитацию.

Она накинула мантию поверх кафтана и босиком прошлепала по коридору, выводящему на широкую центральную лестницу дома. Укус паука оставил следы на ноге Илин, которая выглядела куда хуже, чем чувствовала себя сама пострадавшая. Она почти не хромала. Конечно, объяснение врачу семейства того, какие средства были пущены в ход, чтобы проткнуть нарыв и выпустить яд, можно было бы назвать упражнением в нахальном вранье, которое Илин вовсе не хотелось бы повторить еще раз.

Прошлым вечером Илин удалось убедить Риатена в необходимости послать ее сегодня в лабиринт улочек и переулков нижних ярусов, чтобы убедиться: Хет намерен выполнять свою часть договора. Вчерашнее исчезновение криса очень встревожило Риатена. Илин тоже немного нервничала, но удивления не испытывала.

Никто из прочих Хранителей в семье не обладал нужными сведениями о крисах вообще, что превращало в данное время Илин в эксперта по этому вопросу. Она очень жалела, что у нее нет времени отыскать книгу по истории контактов Анклава с городами или хотя бы монографию, которая помогла бы ей понять значение изменения цвета глаз у крисов. Она по опыту общения знала, что посветление радужки до серого цвета означает гнев, потемнение — боль или неудовольствие, а быстрая смена зеленого, синего и коричневого цветов нечто противоположное, но было ли это общим правилом или следствием неустойчивого настроения Хета — оставалось ей неизвестно.

Покои Риатена располагались на верхнем этаже, у самой лестницы. На площадке Илин остановилась, глядя на дверь, которая вела в апартаменты Мастера. Если б ее спросили год назад, доверяет ли ей Риатен, она без всякого сомнения ответила бы утвердительно. Однако он все же до сих пор не сказал ей, откуда у него такая уверенность, что эти древности являются частями магической машины, способной помочь им отыскать потерянные секреты их собственной мощи. Илин коснулась новой боль-палки, висевшей у нее на поясе, испытывая какое-то внутреннее недовольство. Ведь эта палка доказывала, что некоторые древние волшебные машины и в самом деле опасны.

Она покачала головой, запрещая себе гадать о том, куда могут привести ее подобные мысли. Она и без того сильно испортила свои отношения с Риатеном, взяв у него без разрешения ту пластинку и увезя ее в Останец. «И после этого я осмеливаюсь критиковать его?» Смерть Джака и отчасти Езара была на ее совести. Она не заслуживала доверия.

Илин вошла в главную комнату, которая простиралась во всю длину этой части дома. Большие окна в наружной стене выходили в центральный двор, лежащий четырьмя этажами ниже, куда часто приглашали посетителей, которые, ожидая аудиенции, отдыхали в тени каменной веранды.

В нишах все еще горели лампы, бросая теплый свет на полки, заставленные книгами и астрономическими инструментами Риатена. Мастер-Хранитель сидел в мягком кресле у каменного низкого стола, инкрустированного черным янтарем и бирюзой и готовил чай для Кайтена Сеула, который выглядел совершенно свежим и отдохнувшим, будто не он подвергся нападению бандитов, а затем прошагал много миль вдоль торговой дороги, и все это за два последних дня.

При появлении Илин Риатен поднял глаза и приветливо улыбнулся. Илин улыбнулась в ответ и кивнула головой Сеулу, хотя не слишком хорошо чувствовала себя в его присутствии. Прошлым вечером он всю дорогу от доков до Первого яруса отчитывал ее за то, как она поставила себя с Хетом. Видно, Сеул считал ее просто доверчивой дурой. Она, разумеется, не сказала, что, пытаясь защититься, она воспользовалась своей Силой, но безрезультатно.

— Я сделал выговор Кайтену, — сказал Риатен, отставляя в сторону заварочный чайник из горного хрусталя с прожилками серебра и кладя в свою чашку несколько листиков мяты маленькой ложечкой. — И он заверил меня, что вина за твою экскурсию в Останец полностью лежит на нем и что это он подучил тебя одолжить мою реликвию и бежать в Пекло, подобно парочке безмозглых детишек.

Сеул нахмурился. Догадка Илин, что формулировка обвинений полностью принадлежала Риатену, а не молодому Хранителю, была совершенно верна. Трудно было сказать, каковы истинные чувства присутствующих. Атмосфера в комнате была напряженной, но с тех пор, как Констанс сошел с ума, все Хранители приобрели привычку защищать себя от чтения мыслей. А эти двое — Риатен и Сеул — особенно поднаторели в этом искусстве. Илин спокойно ответила: