Войско двигалось ровным шагом во главе с императором и его свитой на конях. Эдан держал в руке знамя Микаэла, а Сильванна ехала в нескольких ярдах за ними. Усиленный головной дозорный отряд держался немного позади, так что теперь он двигался на небольшом расстоянии перед основным войском, освещая путь яркими факелами. Лучники несли луки с положенными на тетиву стрелами, и почти все воины держали руку на рукоятке меча. В воздухе почти физически ощущалось напряжение.

Сколько им еще идти? Эдан плохо представлял. Он не знал эту местность так хорошо, как разведчики-половинчики, но чувствовал, что до утра они покроют достаточное расстояние, чтобы с первым серым проблеском зари — если только это можно назвать проблеском — выйти в свой мир за границами Паучьих Чащ. Но утро еще не скоро.

Эдан ехал медленным шагом и думал о призраке, которого они видели на гребне горы. Все-таки кто такой, или что такое, этот Холодный Всадник? Человек ли он, получеловек или нечто совершенно иное? Что в рассказе половинчика истинная правда, а что — просто суеверный вымысел?

Половинчики — странный народ. За последние восемь лет Эдану довелось хорошо узнать половинчиков, которые сопровождали их, но до сих пор многое в них оставалось ему непонятным. Во-первых, их вера. Они клялись именами богов — по крайней мере, Футхарк и его разведчики — но Эдан никогда не видел половинчиков ни в одном и храмов во время богослужений. Правда, многие люди тоже не отправляли религиозные обряды, хотя и верили в богов. Поскольку половинчики обладали природной склонностью усваивать культуру тех мест, где они жили, трудно было сказать, во что они действительно верят. А сами половинчики никогда не говорили об этом.

Они охотно отвечали на некоторые вопросы о себе, но лишь до известного предела. Половинчики обладали умением уходить от нежелательных вопросов, ходя вокруг да около заданной темы и делая вид, будто отвечают собеседнику, кода на самом деле они лишь морочили ему голову бессодержательной болтовней. Разговаривать с половинчиками порой бывает все равно, как пытаться поймать блуждающий огонек, подумал Эдан. Они казались достаточно открытыми и дружелюбными, однако при этом многое держали при себе.

Футхарк не раз сопровождал их в путешествиях по Миру Теней, но о Холодном Всаднике упомянул впервые, и если бы они не встретили его, Футхарк — в этом Эдан не сомневался — не заговорил бы о нем сам.

Если этот таинственный призрак внушает ему такой ужас, почему он продолжает возвращаться сюда? Почему соглашается проводить их через Мир Теней? Почему просто не поселится в Керилии, в относительно безопасном месте дневного света, чтобы никогда не возвращаться в эти места, некогда покинутые его народом? Действительно ил дело заключалось только в деньгах или в необходимости, как утверждал Футхарк? Половинчики нуждались в средствах к существованию, как и любые другие, но было много половинчиков — подавляющее большинство их, насколько знал Эдан — которые нашли свое место в жизни, став ремесленниками, торговцами, купцами или актерами в Керилии, и никогда не возвращались в мир, откуда пришли. Что заставляло Футхарка и его разведчиков поступать по-другому?

Конечно, им платили очень хорошо. Но только ли в этом дело? Если Холодный Всадник внушает половинчикам такой ужас, что они бежали из своего мира, зачем возвращаться сюда, рискуя встретиться с ним? Эдан попытался поставить себя на месте Футхарка и рассмотреть возможные варианты, как его учил отец. Предположим, что-то заставило его бежать из собственного мира, с родины, знакомой ему с малых лет? Разве не останется у него, несмотря на все опасности, желания вернуться? Вероятно. Для него было немыслимым покинуть Ануир навсегда. В этом городе он родился и вырос. Он знал здесь каждую улицу и переулок, как свои пять пальцев. Ему было бы трудно покинуть Ануир, чтобы никогда уже не вернуться. Эдан не сомневался, что его всегда тянуло бы на родину — и если бы отчего-то Ануир, подобно миру половинчиков, пришел в страшное запустение, он, безусловно, лелеял бы мечту вновь увидеть родные места такими, какими они некогда были.

Вот сейчас, существуя вне времени, Эдан двигался сквозь холодный и туманный мир, который всегда производил впечатление скорее кошмарного сна, чем реальности; и он чувствовал мучительное, страстное желание вернуться в свой мир, на знакомую землю. Тогда разве не то же самое чувствуют половинчики?

Он всегда навещал могилу отца, когда возвращался домой с войны или слишком уставал от возложенного на него бремени ответственности. Он приходил рано утром, когда кладбище еще было безлюдным, садился на землю рядом с могильным холмом, возвышавшимся над последним пристанищем отца, и разговаривал с ним, облегчая душу, спрашивая совета и наставления. Конечно, это было не то что беседа с живым отцом, хотя Эдану хотелось думать, что где-то на небесах отец по-прежнему слышит его и ниспосылает ему свою силу и мудрость. Эта мысль приносила Эдану великое утешение. Возможно, что-то подобное испытывал Футхарк и другие половинчики, постоянно возвращаясь в мир, из которого некогда бежали. Он уже был не тем, что раньше, но они находили некоторое утешение, возвращаясь в него.

— Из всех известных мне людей, — сказала Сильванна, прерывая его раздумья, — ты молчишь наиболее красноречиво.

Эдан взглянул на не и слабо улыбнулся.

— Прости. В этом походе я не очень занимательный спутник.

— Я не это имела в виду. Я не жаловалась. Я просто хотела заметить, что всегда могу сказать, когда ты встревожен.

— Неужели на моем лице все написано? Это плохая черта для императорского министра. Придется исправиться.

— Мы вернемся благополучно. Не беспокойся.

— Беспокоиться — моя обязанность. У императора для этого нет ни времени, ни желания. Я должен беспокоиться за него.

— А кто будет беспокоиться за тебя?

— Я беспокоюсь за нас обоих. Временами это довольно изнурительное занятие.

— Если хочешь, я могу беспокоиться за тебя. Таким образом я освобожу тебя хотя бы от части ноши.

Эдан взглянул на Сильванну и увидел, что она улыбается. Против своей воли он ухмыльнулся.

— Знаешь, иногда мне кажется, что ты действительно начинаешь вести себя по-человечески.

Она презрительно фыркнула.

— А вот от оскорблений ты мог бы и воздержаться.

Прорезавшие ночную тишину крики были неожиданными и ужасными. Они донеслись сзади, из замыкающих колонну рядов. Эдан и Сильванна развернули коней одновременно, и меч Сильванны со звоном покинул свои ножны. Следующие сразу за ними солдаты остановились и без колебаний, молниеносно заняли оборонительную позицию, готовые встретить любое нападение с флангов. Приобретенные в боях инстинкты отлично служат им, подумал Эдан, и полезны еще и тем, что, срабатывая, в считанные секунды придают войску устрашающий вид.

В темноте Эдан не мог разглядеть, что происходит в хвосте колонны, но видел, как дико и беспорядочно там пляшут факелы и некоторые падают на землю, когда воины выпускают их из рук, вступая в схватку с противником… или падают на землю сами. Но прежде чем Эдан успел что-либо предпринять, он услышал за спиной дробный топот копыт и мгновение спустя мимо него во весь опор проскакал император с мечом в руке, направляясь к хвосту колонны.

— Сир, стойте! — выкрикнул Эдан, но Микаэл уже исчез в темноте. Он пронесся с такой скоростью, что ни лорд Корвин, ни любой другой всадник из его свиты даже не успел двинуться с места. Эдан выругался.

— Скачите за ним, остолопы! — закричал он, пришпоривая собственного коня.

Сильванна держалась сразу за ним, когда они пустили коней галопом вслед за императором. И именно тогда Эдан услышал звук, от которого кровь застыла у него в жилах. Неземной, завывающий, заунывный звук, похожий на полустон-полуплач. Он слышал его во время одного из предыдущих путешествий через Мир Теней — и в тот раз более ста человек погибло.

Это был вой живых мертвецов.

— Эдан! Сбоку! — крикнула Сильванна, когда они понеслись во весь опор за Микаэлом. Эдан бросил взгляд влево, потому что справа находилось войско, увидел ходячие трупы, которые пробирались меж кривых деревьев, пошатываясь и покачиваясь, будто пьяные привидения.