Отец вышел, но дверь прикрыл неплотно, видимо, чтобы мы знали — за нами пристально следят.
— Давай, Котенок, наденем... это, — на последнем слове экономка скривилась, выплюнув его с нескрываемым отвращением.
Вот тут я с ней согласна, какими бы ни были дорогими ткани и ворох кружев, на душе от этого легче не становится.
Если честно, я бы к этому платью даже близко не подошла, а еще лучше изрезала его на мелкие кусочки, но обстоятельства складываются совсем не так, как бы мне хотелось.
«А если бы с самого начала послушалась меня, то вообще не пришлось бы играть роль бесхребетной мученицы!» — не поскупился на отповедь Ур.
Его слова, как и всегда, были правдивы, а я все так же импульсивна и доверчива... Растение, ни больше, ни меньше!
Медленно сняла жилетку, за ней уже ставшую родной серую водолазку и подошла к экономке, которая с трудом подняла свадебное одеяние.
Посмотрев в ее глаза, я почему-то решилась прошептать:
— Все будет хорошо...
Женщина метнулась испуганный взгляд на дверь и только после улыбнулась.
— Пусть так и будет, — шепнула на ухо, помогая ткани соскользнуть по поднятым рукам.
Как только холодная материя коснулась кожи, я задержала дыхание, борясь с отвращением. Каждая девушка мечтает об особенном наряде, длинном шлейфе, кружевной фате, которая будет скрывать взволнованное лицо и глаза, искрящиеся счастьем. Вряд ли я была исключением, хоть и не ставила пред собой такую цель в ближайшем будущем. Но сейчас никакого благоговения и в помине не было.
Злость и непонимание — вот то, что я чувствую по отношению к жениху! Странная смесь предвкушения, горечи и надежды сплелись воедино...
Теша себя иллюзиями не заметила, как Мирта застегнула ряд мелких пуговиц на спине и принялась расправлять тяжелые складки подола.
— Снимешь? — подавая длинные перчатки, женщина кивнула на браслет, и я тут же отрицательно покачала головой.
Расставаться с Уром я не хочу, даже не представляю, как смогу остаться одна, без него.
«И не надейся! От меня так просто не избавишься!» — тут же откликнулся цветок, и я едва удержалась от совсем неуместной улыбки.
Экономка спорить не стала, и продолжила хлопотать вокруг меня.
Черный кружевной пояс смотрелся очень... символично. Пожалуй, эта маленькая деталь как нельзя лучше отражала мое отношение ко всему происходящему.
Форма осталась сиротливо лежать на краю кровати, а удобные ботинки примостились на полу рядом с дверью. Их место заняли совершенно другие вещи. Дорогая ткань платья струилось по телу, а на ногах красовались белоснежные туфли на огромных каблуках. Как я в них ходить буду — ума не приложу!
Экономка усадила меня на стул перед зеркалом и распустила волосы. Они тяжестью легли на спину, и я невольно вздрогнула.
Сколько раз Мирта заплетала мне косы, пересказывая забавные истории из жизни, напевая веселые песни и, непременно получая выговор от отца, что пока она тут прохлаждалась, кто-нибудь из слуг умудрялся что-то натворить... Но сегодня, чувствуя, как ловкие пальцы перебирают пряди, укладывая их в сложную прическу, я не испытывала былой легкости и удовольствия.
Хотя не восхититься плодом ее творения все же не смогла.
Несколько свободных прядей обрамляли заплаканное лицо, а широкая коса с маленькими заколками в виде капелек сапфирового цвета плавно переходила в невысоко собранный пучок.
Еще несколько минут Мирта колдовала над моих лицом, умело скрывая под нежным макияжем следы «небывалого счастья» от предстоящего события.
— Спасибо, — поймав печальный взгляд в отражении, прошептала одними губами. А когда прозрачная ткань фаты опустилась на лицо, женщина тихо произнесла:
— Я всегда мечтала о такой дочери, как ты...
Всего одна фраза разбила вдребезги напускное безразличие, и горячая слеза скатилась по щеке, сорвавшись вниз, на пышные юбки.
— Долго еще? — на пороге показался отец и окинул меня в зеркале придирчивым взглядом.
Он, будто торгаш на рынке, оценивал товар...
— Еще пять минут, — тут учтиво отозвалась Мирта и принялась расправлять фату, а после, заставив меня подняться на ноги, и кружевной шлейф.
Я же сдала руки в кулаки, гигантским усилием воли возвращая лицу бесстрастное выражение.
Отец недобро ухмыльнулся и, пройдя в комнату, опустился на кровать. Все оставшееся время он не сводил с меня холодного взгляда.
«Он мне не верит!» — мысленно обратилась к Уру, ожидая слов поддержки, но непривычная и холодная тишина стала мне ответом.
Что, и цветок меня бросил? Ведь браслет на месте...
Стараясь не паниковать, стала считать вдохи и выдохи, помогало слабо, но это единственный для меня способ хоть немного успокоиться.
— Готово, — тихо проговорила Мирта и отошла в сторону.
Я бы поблагодарила женщину и даже улыбнулась ей в ответ, если бы не отец, который пристально наблюдал за мной. Пришлось равнодушно смотреть на свое отражение, а потом вовсе опустить голову.
— Поехали! — скомандовал мужчина, и экономка опустила руки на мое плечо.
— Прошу вас, господин, остановитесь, не ломайте девочке жизнь!
Отец подошел совсем близко и, оттолкнув женщину от меня, холодно ответил:
— Это не твое дело, Мирта!
И больше не произнося ни слова, схватил меня за руку и потащил к выходу. Длинный шлейф мешал идти так же быстро и успевать за отцом, а еще туфли...
Но я стоически терпела, стараясь, лишний раз не проявлять эмоций. Наконец мы вышли во двор, отец с сомнением покосился на платье, потом на каменную дорожку и сухо попросил:
— Возьми шлейф в руки, а то испачкаешься.
О, какая забота! Надо же...
Пришлось подчиниться. А как только мы сели в карету и отъехали от поместья, мужчина как-то замялся и произнес:
— Я бы хотел сделать тебе подарок...
«Еще один?» — мысленно ужаснулась, хотя на лице не дрогнул ни один мускул.
Отец достал из кармана квадратную бархатную коробочку и открыл ее.
Под крышкой оказался... кулон в виде капли на простой витой цепочке. В украшении не было ничего особенного, но... именно такое я бы выбрала в ювелирной лавке.
И как понять этого человека? Он делает гадости, а после заглаживает их удачными подарками, надеясь на мое прощение? Или его не волнует вообще, что я чувствую, а эта побрякушка оказалась в его руках случайно?
— Мне было бы очень приятно, если бы ты пошла в нем к алтарю... — нервно подрагивающими пальцами, он вытащил цепочку из коробки и наклонился ко мне.
— Позволишь?
Будто у меня есть выбор?! Как же хотелось сейчас схватить этот кулон и вышвырнуть в окно!
Не дожидаясь моего согласия, мужчина защелкнул замок, и на меня сразу же обрушилась какая-то тяжесть.
— Ты же не думала, что я поверю в твое притворство? — совершенно другим тоном заговорил отец, и я с ужасом осознала, что не могу говорить и двигаться.
Даже мысли стали какими-то вялыми и безжизненными.
— Зато теперь я уверен, ты точно скажешь «да» у алтаря! — с холодной усмешкой проговорил он и откинулся на спинку дивана, насвистывая какую-то веселую мелодию.
Да, Катрин, какая же ты наивная... Безобидная побрякушка оказалась с подчиняющей начинкой...
С трудом подняла голову и упрямо посмотрела ему в глаза, даже смогла прошептать непослушными губами:
— Зачем все это?
Отец скривился и заговорил:
— Как зачем, милая? Для твоего же блага! Ведь ты опасна для окружающих!
Так ли я опасна на самом деле?..
— Ты меня ненавидишь? — осилила еще один вопрос и поняла, что попала точно в цель.
Все напускное веселье тут же пропало, взгляд потух, и на месте довольного и уверенного дельца оказался уставший и измотанный жизнью человек.
— Я много лет пытался простить... — тихо признался мужчина, когда я уже перестала ждать ответа.
Пытался, но так и не смог... Я всегда винила себя в смерти мамы и всегда знала, что отец винит тоже. Он ничего не говорил и ничем не пытался показать, хотя порой я видела в его глазах... осуждение? Боль? Ненависть?