— Как тебя выследил? Взял и сделал. Не думай, что это было слишком трудно. Просто очень хотелось повидаться-, поговорить.

— Я ведь к этим ларькам только на минутку подошел. И сразу — ты.

— Видел я твою «минутку»! Сидел, на «чернила» облизывался.

— Это я так, для маскировки, когда тебя заметил. В моем возрасте героин со спиртом уже не мешают…

— Ладно, мы не о здоровье встретились потрепаться.

Новицкий вздохнул, последний раз что-то мысленно взвесил. Решился, заговорил медленно, подбирая слова: .

— Пришли двое, в штатском. Один — из вашей управы, второй — из главка. Как это называется? Отдел какой-то безопасности.

— Собственной.

— Ага. Но он, «безопасный» этот, больше молчал, на меня его напарник наседал. За горло сразу взял: если хочешь жить спокойно, пиши заявление. Я попытался «включить дурака», но куда там! Заставили…

— Не хотел бы — не заставили.

— Андрей Витальевич, сами посудите, ну куда мне против них трепыхаться! Тем более, они момент подгадали, когда у меня «ломки» должны были начаться. Еще чуть-чуть — и я бы что угодно подтвердил. Можно, конечно, было в окно сигануть, чтоб от них отделаться, но я сдался, накатал заяву, как требовали. Под их диктовку. Я думал, все заметили: я же таких слов и не знал никогда, тем более не мог написать на бумаге. Тот, из «безопасности», сказал, чтоб я не волновался: на вас несколько жалоб поступило, одной больше или меньше — роли не играет, все равно наказывать придется. — Наркоман называл опера на «вы» и временами прижимал руку к сердцу; речь его была убыстрена-, голос звучал виновато, но раскаянием тут и не пахло. Оказавшись в трудном положении, Новицкий пытался выкрутиться и одновременно решить какие-то свои проблемы. — Долго обрабатывали, упорно. Не хуже, чем вы меня «кололи». Вот я и не выдержал. Тем более, Андрей Витальевич, дверь-то вы мне когда-то на самом деле ломали… Они, кстати, очень хорошо об этом знали.

— Да сам и рассказал!

— Нет…

Прецедент, действительно, имел место, за месяц или два до того, как родилось «акуловское дело». В Северном РУВД о нем было известно многим. Во время очередного рейда Акулов, и правда, выбил дверь в квартиру Новицкого. Наркотиков найти не удалось, краденых шмоток тоже, то есть оперативная информация не подтвердилась, и, с точки зрения Уголовного кодекса, Андрей, незаконно проникнув в чужое жилье, допустил превышение власти. Сам Акулов преступлением это не считал.

— Как выглядел тот, который из моего управления?

— Обыкновенно.

— Не умничай.

— Ну, лет двадцать пять. Невысокий такой, плотный. Волосы очень светлые, вьющиеся, назад зачесаны. Кожа на лице какая-то красная, глаза — как у рыбы…

Описание соответствовало внешности Борисова. В уголовном деле ни одной бумаги с его подписью не было, все оформляли опера УСБ. Тем не менее получалось, что он приложил руку к посадке Акулова. Андрея это не удивляло, такие мысли возникали и раньше, вот только доказательств не хватало. Теперь они вроде бы были. Но как ими распорядиться? Оттащить Новицкого к следователю, чтобы он дал новые показания? А потом охранять, пока дело не будет «закрыто» окончательно, чтобы Борисов с компанией не наехал, не заставил взять слова обратно?

— Ты чего на суд-то не пришел?

— А мне это надо?

— Что, и не искал никто?

— Может, и искали. Да только где меня теперь отыщешь? Квартиры-то я лишился…

— А ну-ка, расскажи.

Новицкий посмотрел исподлобья, отвернулся и долго молчал. Акулов почувствовал, что в «квартирной истории» для наркомана заключено самое важное. Не потому, что тот лишился крыши над головой — было что-то еще, гораздо более существенное.

— Рассказывай, не рассказывай . — все очень просто. Вскоре после вас и меня закрыли. За воровство якобы. Подстава полная! Пришел ко мне домой один кореш, попросил рюкзак оставить, пока он героином разживется. Обещал и мне принести. Я согласился, даже не посмотрел, что в этом рюкзаке, бросил его в коридоре и пошел «баян» готовить. Через пять минут влетают опера, хату ставят на уши, меня — тоже. Что интересно — все полностью официально, понятых вперед себя запустили, санкцию на обыск показали. Находят, конечно, этот долбаный рюкзак, а в нем — зеркала автомобильные, магнитолы. Все — с крутых тачек. Да я б к таким в жизни близко не подошел! Мне, естественно, никто не верит. Говорю, подождите, сейчас хозяин всего этого барахла придет, с него спрашивайте, а они только смеются. Уволокли в отдел, попинали там с легонца, оформили. Выясняется, что на одной из тачек, которую днем раньше «опустили», мой отпечаток пальца остался. Да что я, полный дебил, не знаю, что мои пальцы в каждой картотеке есть? Короче, закрыли меня, никто оправданий слушать не стал. Ладно, думаю, тюрьма — дело привычное. Глядишь, на суде и отпустят, а я к тому времени как-нибудь «переломаюсь»: помереть не дадут, а героин там столько стоит, что мне и не снилось. Неделю отсидел спокойно, а потом такое началось! Сначала Ленка, жена моя, на свиданку пришла. Никогда такого прежде не было, я сразу насторожился, а уж когда лицо ее увидел, сразу понял, что дело неладно. Да только не добился от нее ничего, не было возможности поговорить как следует. Ленка мне только сказала, что своими подвигами я ее достал окончательно, и она со мной разводится. Сказала и ушла, а через несколько дней мне сообщают, что суд наш брак расторгнул. Такое вообще бывает? Я просто охренел! Потом меня в «прессуху» переводят. Если б «явку» по кражам выбивали, я бы понял, так нет, просто издевались. Такого натерпелся… Думал, пора с собой кончать — да как там кончишь, кругом народ, и все за мной следят. Ни в петлю влезть, ни лезвием по венам. Дней пять все это продолжалось. Спать мне вообще не давали, жрать — тем более. А через пять дней вызывают меня в следственный кабинет, а там вместо следака моего сидят два бугая, незнакомые, по рожам видно — из бандитов. Спросили, как самочувствие, другие вопросы дурацкие позадавали, а потом объясняют, что один из них — хозяин машины, которую я обокрал, и, соответственно, должен я теперь по жизни. За материальный и моральный ущерб. А поскольку ничего у меня, окромя квартиры и собственной задницы нет, то и расплачиваться придется тем или этим.