Господин Окс просыплется в холодном поту. Потом засыпает опять и видит новый сон: он стоит на коленях и пишет, заявление о том, что он поймал наконец Отто Брауна; а рядом стоит полицейский, бьёт его палкой по голове и тоненьким голосом жалобно поет: «Успокоитесь, успокойтесь, успокойтесь!»
«КОХУТЕК»
Газетчик был сбит с толку. В это утро творилось что-то странное.
Ежеминутно к нему подходили школьники и спрашивали:
— Дайте мне, пожалуйста, «Кохýтек».
Никогда раньше не продавался так хорошо этот тощий маленький журнальчик.
А сегодня пришлось два раза бегать в редакцию за новыми номерами.
Но что всего удивительнее — покупали и взрослые. Подходил какой-нибудь солидный мужчина с бородой и требовал:
— «Кохутек».
Изумлённый газетчик пытался даже несколько раз останавливать покупателей, хотя это ему было и невыгодно.
— Зачем вам «Кохутек», — говорил он, — ведь это детский журнал.
— Всё равно, — отвечали ему, — дайте один номер.
Газетчик не знал, что ему и думать. Что это за «Кохутек» такой?
И, недоумевая, он сам развернул странный журнальчик, на обложке которого был нарисован красный петушок.
А виной всему было объявление.
Правда, в этом объявлении ни слова не было сказано о том, что необходимо покупать «Кохутек». Наоборот, в нём говорилось совсем другое:
ЗАПРЕЩАЕТСЯ В ШКОЛАХ ЧИТАТЬ «КОХУТЕК».
На «Кохутек» косились уже давно.
«Нельзя давать детям этот журнал, — писал в одной газете какой-то учитель. — „Кохутек“ издаётся компартией, в нём пишут коммунисты, и потому он вреден».
«„Кохутек“ — не для детского мозга», — соглашался с ним другой.
«Закрыть „Кохутек“», — предлагал третий.
Наконец, само центральное управление всеми чехословацкими школами постановило запретить журнал.
На другой же день после этого распоряжения журнал начали покупать не только дети, но и взрослые.
А одна школа даже послала в управление чехословацкими школами такое письмо:
Ваше запрещение нами получено.
Теперь мы все будем читать «Кохутек».
Заборы были сплошь оклеены белыми бумажками с одним только словом: «Кохутек».
— «Кохутек», «Кохутек», — кричали газетчики.
— «Кохутек», — слышалось из раскрытых окон большого белого дома, вокруг которого собралась тысячная толпа.
— «Кохутек», — растерянно повторяли полицейские, уговаривая толпу разойтись.
Какой-то прохожий, очевидно впервые попавший в Прагу, спросил у мальчика, стоявшего рядом:
— Почему здесь так много людей? И потом, полиция? Убийство, что ли?
— Нет, это «Кохутек», — ответил мальчик.
— Кохутек? — тревожно переспросил прохожий, ничего не понимая.
— Да. Запрещённый.
— Запрещённый кохутек, — с испугом прошептал прохожий и поспешил уйти.
А около дома бурлила толпа.
В самом здании уже давно начался митинг. Но там набилось столько народу, что остальным пришлось стоять на улице.
«Остальных» набралось больше трёх тысяч. Им ничего не было слышно.
Тогда они решили организовать свой митинг.
И тут же на улице открылся митинг протеста против запрещения «Кохутека».
Выступали дети, выступали их родители, выступали коммунисты и беспартийные.
Напрасно полиция пыталась разогнать митинг.
Ей это не удалось.
И до самого вечера раздавались возгласы:
— Да здравствует «Кохутек»!
Так неудачно закончилось запрещение «Кохутека».
«Кохутек» — это значит «Петушок». Так называется выходящий в Чехословакии детский журнал, вроде нашего «Робинзона».
Сейчас вся страна узнала о «Кохутеке».
О нём пишут газеты, о нём говорят ораторы, из-за него спорят на митингах.
«Кохутек» — маленький скромный журнал с красным петушком на обложке.
ПОЛЁТ ПАРАШЮТИСТА ЕВСЕЕВА
Евсеев приготовился к полёту. Он надел маску, застегнул последнюю пряжку и проверил часы. Товарищи помогли надеть ему парашют.
Сегодня Евсеев будет прыгать с самолёта. Когда самолёт поднимется на высоту семь километров, он вместе с парашютом бросится вниз.
Всё готово. Евсеев уже сидит в самолёте и кричит лётчику:
— Поехали!
В ответ заревел мотор, и машина рванулась вперёд.
Самолёт в воздухе. Евсеев глядит вниз. Люди на земле кажутся точками, дома — спичечными коробками.
Уже целый час прошёл с тех пор, как вылетел самолёт. Пора прыгать.
Евсеев снял меховые рукавицы, перебросил ноги за борт и стал на животе сползать с самолёта вниз. Руки у Евсеева сразу же окоченели, очки запотели, ему ничего не было видно.
«Буду прыгать вслепую», подумал Евсеев и оторвал руки от самолёта.
Но он не упал. Оказалось, что его запасной парашют зацепился за самолёт.
Он изо всей силы упёрся обеими руками в стенку самолёта. Верёвки лопнули, и Евсеев полетел вниз.
Он падал со страшной быстротой, быстрее, чем летит самый скорый курьерский поезд. Но Евсеев был спокоен.
Он не торопясь протёр очки, не торопясь надел их на нос.
Вдруг он почувствовал сильную боль в ушах. Тогда он запел песню, и боль сразу прошла.
Евсеев посмотрел на левую руку, где у него были привязаны часы.
«Ого, — подумал он, — я лечу уже целых девяносто семь секунд — надо приготовиться к встрече с землёй».
И он перевёл глаза на землю. До этого он совсем не смотрел на неё.
Евсееву показалось, что он никуда не падает, а всё время стоит на одном месте.
Зато земля со страшным рёвом несётся ему навстречу. Вот она всё ближе и ближе — ещё секунда, и будет поздно. Евсеев нашёл на груди кольцо от парашюта и дёрнул.
Со страшной силой его рвануло вверх.
Евсееву показалось, что у него вывернуты руки, повреждены плечи. Но это ему только показалось.
Его спасло то, что перед полётом он подложил себе под мышки волосяные подушки.
Евсеев посмотрел вверх и увидел, что парашют распустился.
Его несло на сосны и берёзы.
Очень трудно было спускаться между деревьями. И всё-таки Евсеев так рассчитал свою посадку, что парашют остался цел. Он только слегка накрыл невысокую берёзку.
Евсеев снял с берёзки парашют и вышел из лесу.
Навстречу ему бежали красноармейцы с испуганными лицами. Они видели, как падал Евсеев, как он скрылся за лесом с нераспущенным парашютом, и думали, что он разбился насмерть.
Через минуту подъехал доктор.
— Как вы себя чувствуете? — спросил он.
— Прекрасно, — ответил Евсеев.
— Удивительно, — проговорил доктор. — Ведь вы пролетели, не раскрывая парашюта, целых семь километров!
О смелом прыжке Евсеева узнал весь Советский Союз.
Евсеев победил парашютистов всего мира. Он раскрыл парашют на высоте сто пятьдесят метров от земли.