Биофилологу не терпелось поделиться новостью с лаборанткой.

— Рена, я говорил с Быковым…

— Я все слышала — дверь в радиорубку была открыта. А я что вам говорила? Не надо терять надежды. Теперь и бабушке напишите…

— Сразу же, как поговорю с тем человеком. Она, чувствуется, извелась совсем, в каждом письме спрашивает: нет ли чего нового?

— Завтра, разумеется, мы никуда не уедем, не так ли?

— Да, день-другой останемся в Одессе. Но приедет ли он?

Эта ночь — то ли от нетерпеливого ожидания утра, то ли от напавшей вдруг бессонницы — показалась Виталию как никогда длинной и утомительной. Едва солнце рассыпало свои лучи по хрустальной глади моря, ученый по биофоту известил дельфинов, что в пансионат они переберутся не сегодня, а через пару дней. Гермесу, судя по всему, новость понравилась, он тут же несколько раз подряд проделал свои столь восхищающие людей вертикальные прыжки. Биофилологу было понятно это состояние Гермеса: ему нравится доставлять людям радость, носиться в морских просторах в поисках затонувших кораблей. Вот и сейчас поведет он стайку молодых дельфинов в далекий от берега район моря.

Стрелки часов показывали девять утра. Беспокойно шагая взад-вперед по палубе, Синичкин то и дело посматривал в сторону Одессы, но оттуда никто не ехал. Вдали прошел следующий из Херсона в Болгарию теплоход, скрылись из виду рыбацкие шхуны, вышедшие на промысел из ближайшего прибрежного совхоза, и снова на горизонте пусто.

Время медленно приближалось к десяти. Из радиорубки слышалась мелодия любимой моряками популярной эстрадной песни. Но вдруг она прервалась, и в иллюминаторе показалось лицо радиста.

— Виталий Сергеевич, вас просят к микрофону.

— Наконец-то! — вырвалось у Виталия. Выслушав приветствие Быкова, он нетерпеливо спросил: — Что нового, Макар Данилович? Говорите, не томите душу…

— Не волнуйтесь, Виталий Сергеевич. Все в порядке, — поспешил успокоить ученого инженер-капитан.

— Он приехал?

— Приехал.

— И находится у вас?

— Нет, он только что ушел.

— Не понимаю вас, Макар Данилович…

— Он пробыл у меня не больше десяти минут. Сказал, что ему нужно по какому-то неотложному делу куда-то зайти, и поспешно ушел.

— Возможно, он вовсе и не тот, кого мы ждем?

— Именно тот, Виталий Сергеевич. Вспоминал он тут и отца вашего, и про вас самих расспрашивал у меня. Мы договорились с ним сегодня встретиться вновь. И тогда без промедления едем к вам.

— Во сколько?

— Этого не знаю, он предупредил, что не от него зависит, сколько времени там задержится.

— Не ко мне ли сюда он направился?

— Вряд ли. Мы условились с ним ехать к вам вместе. Он просил подождать его.

— Макар Данилович, а если я сам сейчас приеду к вам?.. Понимаете, сил нет ждать больше.

— Собственно, и я собирался предложить вам то же самое. Приезжайте. Немедленно направлю к вам глиссер.

— Хорошо, я уже в полной готовности.

Попросив Рену в случае неожиданного приезда старого партизана сразу позвонить ему в пароходство, Синичкин вскоре выехал в Одессу. Через полчаса, сидя в кабинете инженер-капитана, Виталий слушал подробный рассказ Быкова о встрече с человеком, знавшим его отца. Когда по просьбе биофилолога Быков начал перечислять бросающиеся в глаза приметы бывшего подпольщика, в памяти у Виталия замаячил облик где-то виденного им прежде человека. Но где, когда?

— Макар Данилович, вы не заметили у него под правым глазом родимое пятно? — вдруг вспомнил Виталий, осененный внезапной догадкой. — Верно ведь, заметили?

— Кажется, на лице у него и в самом деле имеется какое-то пятно, — удивленно ответил инженер-капитан.

— А на лбу рубец от раны?

— Точно… Я даже хотел спросить, где он был ранен, но такой вопрос для первой встречи показался несколько бестактным.

— При разговоре правую руку держит у пояса, а левая рука у него почти все время трясется.

— Убежден, вы уже встречались с Павлом Ефимовичем!

— Верно. Неделю назад он нанес мне визит на катере.

И Синичкин во всех деталях поведал инженер-капитану о приезде незнакомца на причал научной экспедиции и его непонятном поведении.

— Странно, почему же он не назвал себя?

— Может быть, и сюда он больше не заглянет, — усомнился Виталий.

— Я этого не думаю. Он пробыл здесь недолго, но впечатление о нем сложилось у меня доброе, — сказал Быков, постукивая погасшей трубкой о массивную пепельницу. — Да и фамилию, адрес свой назвал сразу…

Синичкин, заинтересовавшись висевшей во всю стену картой черноморского бассейна, стал рассматривать нанесенные на ней обозначения затонувших кораблей.

— Эти вот красные кружочки появились на карте недавно благодаря вашим дельфинам, — объяснил инженер-капитан. Но настойчивый звонок телефона тут же вернул его к письменному столу. — Слушаю, Быков. Кто, кто? А-а, здравствуйте, здравствуйте, Александр Александрович! Как же, хорошо с ним знаком, больше недели работали вместе. Да, целое открытие в науке. Верно, молод… Немногим за тридцать ему. Да, приходилось мне тогда слышать эту фамилию… Нет, самого не встречал. Письма? Как же, послал всем своим знакомым…

Из отрывочных фраз и ответов Быкова Синичкину стало ясно, что разговор по телефону идет о нем. Но кому и зачем еще мог он в Одессе понадобиться?

— Ответ? Получил третьего дня, — продолжал Быков. — Верно, намеревался сегодня уехать, но я посоветовал ему немного задержаться… Как разыскать? Легче легкого, он сейчас как раз у меня. Ну что вы, не стоит… Так что передаю трубку ему самому.

Взяв протянутую Быковым трубку, Виталий ответил на приветствие незнакомого человека, назвавшегося майором Дубенко.

— Виталий Сергеевич, мне хотелось бы повидаться с вами. Не могли бы вы, если располагаете временем, заехать на улицу Малиновскую, дом номер девять?

— Сегодня я свободен, могу хоть сейчас, — согласился Синичкин, забыв спросить, в какое учреждение его приглашают.

— Проспите за любопытство, Виталий Сергеевич. У вас сохранился портсигар Готлиба Синичкина?

— Для меня он — единственная вещественная память об отце…

— Извините и за второй вопрос. Вы думаете… что он действительно принадлежал вашему отцу?

— Вначале я сомневался, но потом…

— Я слушаю вас, Виталий Сергеевич.

— …В портсигаре было еще золотое кольцо. Бабушка до сих пор точно помнит содержание надписи на его внутренней грани.

— Вы не могли бы, Виталий Сергеевич, привезти их с собой? — спросил майор.

— Могу, разумеется. Но только…

— Не беспокойтесь, они останутся у вас. Мне хотелось бы просто посмотреть на них… Ну, значит, договорились, жду вас, Виталий Сергеевич.

Недоуменно пожав плечами, биофилолог положил трубку на аппарат, и они обменялись с Быковым удивленными взглядами.

— Не догадываетесь, куда вас пригласили? — спросил инженер-капитан, опять набивая свою необычную трубку табаком. — В доме девять на Малиновке сейчас разбирают архив «Фатерланда». Майор Дубенко как раз и возглавляет эту группу.

— Откуда же им известно про кольцо?

— Видимо, они нащупали след вашего отца. Мне и раньше приходилось по делам сталкиваться с ними, способные и энергичные люди работают там. Не одно доброе имя восстановлено ими, раскрыта не одна тайна подвигов безымянных героев.

Предчувствуя близость ответов на волновавшие его вопросы, Синичкин пообещал Быкову заехать к нему попозже и поспешил на указанную майором улицу.

Здесь его, оказывается, уже ждали. Предупредительный и корректный майор Дубенко, высокий и стройный человек лет сорока, встретил Виталия в вестибюле и, позвав в свой кабинет, поздравил его с блестящими результатами научных исследований.

— Я должен просить извинения, что пригласил вас сюда. Наши сотрудники позавчера не застали вас в заливе, вы были в море. И сам я собирался побывать на вашем катере, очень хотелось встретиться и поговорить, да никак не удавалось, все мешали неотложные дела… Так что вынужден был удовлетвориться тем, что рассказывали о вас другие. Мне известно о страстном интересе вашего отца, офицера Черноморского флота Сергея Петровича Синичкина, к дельфинам. Потому особенно приятно было узнать, что сын его стал крупным ученым в области биофилологии.