Класс грохнул хохотом. Парень с первой парты, в белом свитере с латинской буквой "зет", вышитой красной шерстью, встал и отвернулся к окну.

- Ну, как же ваша фамилия?.. - Маргарита Викторовна, чувствуя себя все более неуютно, обратилась к соседке парня: - Может, вы подскажете?

- Не знаю. Он новенький.

- Мурашов моя фамилия, - буркнул новенький и плюхнулся обратно за парту.

Вспыхнув до самых корней волос, Маргарита Викторовна некоторое время постояла, постукивая костяшками пальцев о парту, а затем приказала тонким, срывающимся голосом:

- Я вас попрошу! Встать и представиться как положено!.. Встать как положено и представиться, - уже гораздо менее уверенно закончила она.

Неторопливо повернувшись, Мурашов смерил ее взглядом, так же неторопливо поднялся и вдруг гаркнул, с шумом пристукивая ногой:

- Му-ра-шов! Можно сесть?

- Пока постойте, - сказала Маргарита Викторовна и, нервно покашливая, отправилась вдоль парт.

- Вам же сказали - он новенький, - подала голос Эра.

- Это дела не меняет, - не оборачиваясь, сказала учительница.

- Нет, меняет.

- А вы по какому праву возложили на себя функции защитника?! Маргарита Викторовна резко обернулась, и Эра увидела, что она вот-вот расплачется.

Эра промолчала, но зато выхватился Будашкин:

- Так это ж наша Эрочка Милосердия!

Когда Маргарита Викторовна возвратилась к столу, Эра упрямо спросила:

- Можно ему сесть?

- Можно. А вы встаньте.

В субботу Эра пошла в универмаг за мылом и зубной пастой и там на площадке между этажами увидела Мурашова. В этом не было бы ничего странного, если бы не одна деталь: Мурашов стоял, развернув перед собой свой знаменитый свитер с буквой "зет". Проходившие поглядывали на Мурашова, однако свитером не интересовались.

Увидев Эру, Мурашов не смутился, как того можно было ожидать, а скользнул по ней деланно-равнодушным взглядом и отвернулся.

- Милиция заметет, - остановившись рядом, сказала Эра. - Отнеси лучше в комиссионный.

- У детей не берут, - нарочито выделяя слово "детей", сказал Мурашов.

- Ну, пусть мать сдаст.

Мурашов раздраженно дернул плечом, но Эра и так поняла, что сморозила глупость: мать, скорее всего, понятия об этом не имела.

- Если тебе очень нужно... я попрошу тетю, пусть сдаст на Свой паспорт. Но только если очень.

- Мне очень нужно, - ответил Мурашов таким тоном, словно Эра чем-то перед ним провинилась.

Тетю Соню не пришлось вообще уговаривать, она согласилась сразу. Но если кто-то и мог подумать, что этим дело кончилось, - то только не Эра.

- Как сказал поэт, печально я гляжу на это поколенье, - говорила тетя, то и дело высовываясь из спальни, где она приводила себя в порядок. - Какой бесценный дар - молодость! И на что они его тратят? Живут как мотыльки, как бабочки, как стрекозы!..

- Как мошки, букашки и козявки, - с серьезным видом подсказала Эра.

- Это вы обо мне? - вежливо спросил Мурашов.

- О поколении! - отрезала тетя, появляясь из спальни в полной экипировке.

- В другой раз, пожалуй, я обиделся бы, но, поскольку я живу сегодняшним днем, а сегодня вы мне нужны, свою обиду я переношу на потом.

Эра фыркнула, а тетя Соня немо воззрилась на Мурашова, впервые не найдясь что ответить.

- Быть искренним? - переспросил он. - Но ведь это невозможно.

- Невозможно? - в свою очередь удивилась она. - По-моему, невозможно быть неискренним. Во всяком случае, очень и очень трудно!

Мурашов и Эра стояли на перекрестке. Мурашову надо было поворачивать направо, но Эра видела, что ему не хочется уходить. Ей тоже не хотелось, хотя взбучка тети Сони, которая терпеть не могла, если Эра опаздывала к обеду, была неминуемой.

Мурашов спросил:

- Ну а хочешь, я тебе докажу?

Сегодня писали первое в учебном году сочинение. Маргарита Викторовна вошла в класс торжественная и какая-то сияющая, в белой кружевной блузке и, не присаживаясь к столу, сразу написала на доске: "Сочинение. "Мой самый любимый человек". Класс тихо вздохнул - то ли испуганно, то ли облегченно - и наклонился над тетрадями. Маргарита Викторовна медленно вела глазами по рядам, отмечая отсутствующих. Потом она закрыла журнал и застыла, тихо чему-то улыбаясь, подперев подбородок ладонью.

- Мурашов, - вдруг негромко окликнула она, - пора! Время не ждет, начинай.

Что-то разглядывавший в окне Мурашов спросил, не поворачивая головы:

- Что начинать?

- Как что? Ты же видишь тему?

Мурашов пожал плечами и вздохнул:

- Она мне не нравится.

- Почему?

- Потому что я не люблю, когда мне лезут в душу.

- А что ты любишь? - совершенно невпопад спросила Маргарита Викторовна и, поняв это, залилась краской.

- Я много чего люблю, - с усмешкой сказал Мурашов. - Все перечислять?

Кто-то засмеялся, кто-то пробормотал: "Кончай лабуду", пискнули девчонки: "Ой, тихо, ты мешаешь!" - но в общем все дружно потели над сочинением, и этот кошмарно унизительный в восприятии Маргариты Викторовны инцидент классом был воспринят в самой ничтожной степени.

Маргарита Викторовна сняла запотевшие очки (глаза у нее подозрительно блестели), вытерла их носовым платком, высморкалась в тот же платок и глухо сказала:

- Пиши: "Мой любимый литературный герой".

- Извините, но я же не сумасшедший, - наклонился в ее сторону Мурашов. - Как можно любить ничто? Литературный герой - это ведь фикция. Пустое место.

- Тогда дайте дневник, я поставлю вам "два" и прошу покинуть класс. Бездельнику не место рядом с... - Маргарита Викторовна запнулась, подыскивая слово.

- С трудящимися, - подсказал классный комик Будашкин.

- Вот так бы сразу, - каким-то усталым, изменившимся голосом сказал Мурашов и вышел, положив на стол свой дневник.

- А еще можно было предложить ему свободную тему, - подала голос Эра. - Что он сам хочет.

Ничего не отвечая, Маргарита Викторовна некоторое время смотрела в раскрытый дневник, а потом, так и не поставив двойки, написала внизу: "Тов. родители! Прошу прийти в школу!"

На химию, которая была вслед за литературой, Мурашов явился как ни в чем не бывало и даже получил четверку. А по дороге домой Эра увидела его возле лотка с беляшами - он набрал их полный пакет.