Вернувшись из отпуска, проведенного во Флориде, Доусон чувствовал себя нисколько ни лучше. Он не ожидал от лечения чуда, да и, честно говоря, вообще ничего не ожидал. Сейчас он угрюмо сидел за своим столом, глядя на видневшуюся за окном башню Эмпайр Стейт и надеясь увидеть, как она упадет.

Каррузерс, его компаньон по юридической фирме, вошел в комнату и закурил.

— Ты плохо выглядишь, Фред, — критически заметил он. — Почему бы тебе не пропустить стаканчик?

— Я не хочу пить, — ответил Доусон. — Кроме того, еще слишком рано. Я хорошо гульнул во Флориде.

— Может, ты слишком много пил?

— Нет. Меня донимает другое… Сам не знаю, что.

— Самые страшные психозы вырастают из малых семян, — буркнул Каррузерс, стараясь придать своему бледному одутловатому лицу равнодушное выражение.

— Думаешь, у меня бзик?

— Не исключено. Расслабься. И скажи мне, откуда у тебя этот дурацкий страх перед психиатром. Я сам не раз подвергался психоанализу.

— Ну и что?

— Собираюсь жениться на высокой красивой брюнетке, — сказал Каррузерс. — Кстати, психиатрия далеко не то же самое, что астрология. Может, ты стукал свою бабку, когда был ребенком? Попробуй выговориться перед кем-нибудь. Пока ты будешь думать что-нибудь вроде: «А почему у тебя такие большие зубы, бабушка?», до тех пор ты будешь торчать в этом болоте психической апатии.

— Ни в каком я не в болоте, — сказал Доусон. — Это просто…

— Да-да, знаю… Слушай, ты случайно не ходил в шкалу с парнем по имени Хендрикс?

— Ходил.

— На прошлой неделе я встретил его в лифте. Он передал сюда из Чикаго. У него контора наверху, на двадцать четвертом этаже. Говорят, он один из лучших психиатров в Штатах. Может, заглянешь к нему?

— И что я ему скажу? — спросил Доусон. — Меня не преследуют маленькие зеленые человечки.

— Счастливчик, — ответил Каррузерс. — А меня они замучили. И днем и ночью. Они даже пьют мое виски. Просто скажи Хендриксу, что повсюду чувствуешь запах дохлых мух. Может, ты еще малышом отрывал крылышки комарам. Не веришь, что решение может быть таким простым? — Он встал со стула, положил руку Доусону на плечо и тихо добавил: — Сходи к нему, Фред. Прошу тебя.

— Ну ладно… О'кей.

— Отлично, — обрадовался Каррузерс и посмотрел на часы. — Тебе нужно быть в его кабинете через пять минут. Я записал тебя вчера.

И он направился к выходу, пропустив мимо ушей проклятие Доусона.

— Комната номер двадцать пять-сорок, — крикнул он, захлопывая дверь.

Доусон натянул шляпу, сказал секретарше, куда пошел, и вызвал лифт. Наверху он наткнулся на невысокого толстого человечка в твидовом пиджаке, тот выходил из комнаты двадцать пять-сорок. Голубые глаза с поблескивающими контактными линзами взглянули на него.

— Привет, Фред. — сказал толстяк. — Ты не узнал меня?

— Рауль? — недоверчиво спросил Доусон.

— Точно. Рауль Хендрикс. Похоже, я несколько раздался за эти двадцать пять лет. А ты совсем не изменился. Я как раз собирался спуститься в твою контору. Я еще не завтракал; ты не против посидеть со мной?

— Каррузерс говорил тебе…

— Гораздо проще обсудить все во время завтрака. — Хендрикс потянул Доусона обратно к лифту. — У меня к тебе много вопросов. Ты знаешь что-нибудь о наших одноклассниках? Есть у тебя с ними связь? А то я долго жил в Европе…

— Связь у меня есть, — сказал Доусон. — Помнишь Уилларда? Он сейчас ведущий специалист по топливным смесям…

Они не прерывали разговора и за луковым супом, и когда подали второе. Хендрикс главным образом слушал, изредка поглядывал на Доусона, но не прерывал его. Когда подали кофе, психиатр закурил и выпустил кольцо дыма.

— Хочешь, чтобы я поставил предварительный диагноз? — спросил он.

— Да.

— Ты чего-то боишься? Можешь это точно определить?

— Да, конечно, — ответил Доусон. — Это что-то вроде видения. Но, наверное, Каррузерс рассказал тебе об этом.

— Он сказал, будто ты везде чувствуешь дохлых мух.

Доусон усмехнулся.

— На оконной раме. На пыльной оконной раме. Впрочем, это не совсем так. Обычно это только запах и ничего больше. На самом деле я ничего не вижу. Такое впечатление, что меня подводит обоняние.

— А этот образ не появляется в твоих снах?

— Если даже и появляется, то наутро я ничего не помню. Это началось недавно. Хуже всего то, что я все время знаю: рама эта настоящая. Чаще всего это случается, когда я вожусь с каким-то рутинным делом… и вдруг это ощущение, мгновенная иллюзия. Но чем бы я в эту минуту ни занимался, я знаю, что это только видение, и тогда откуда-то приносит запах дохлых мух на запыленной оконной раме.

— Что-то в стиле Красного Короля? Думаешь, будто ты объект чьего-то сна?

— Нет, все это мне снится. Все это. — Доусон окинул взглядом ресторан.

— Что ж, вполне возможно, — сказал Хендрикс, гася сигарету в пепельнице. — Здесь мы соприкасаемся с метафизикой, и я начинаю теряться. Не имеет значения, чей это сон, гораздо важнее, веришь ли ты в реальность видения, пока оно продолжается. Разве что это ночной кошмар…

— Наверняка нет, — ответил Доусон. — До сих пор моя жизнь шла без особых потрясений.

— Итак, подытожим, что нам известно. Ты не уверен в том, что именно тебя беспокоит. Твои видения являются просто символами. Если тебе удастся обнаружить, что обозначают эти символы, вся их структура рухнет и какое-либо подозрение насчет психического заболевания отпадет само собой. По крайней мере так происходит в большинстве случаев.

— Духи не появляются при свете дня, верно?

— Совершенно верно. Но пойми меня правильно: невротические состояния могут превратиться в настоящий психоз. Тебя мучает что-то вроде обонятельной галлюцинации, не сопровождающейся никаким видением. Ты хорошо знаешь, что оконная рама настоящая?

— Да, — подтвердил Доусон. — Кроме того, одновременно я чувствую что-то в своей руке.

— Осязательная галлюцинация? Как ты это ощущаешь?

— В моей ладони лежит что-то твердое и холодное. Понятия не имею, что это такое. Если бы я его шевельнул, могло бы произойти что-нибудь.

— А ты его шевелил?

Доусон долго молчал.

— Нет… — очень медленно проговорил он.

— Ну так пошевели, — посоветовал Хендрикс. Он вынул бумагу, карандаш и снял с руки часы. — Предлагаю тебе экспресс-тест на ассоциативные связи. Ты согласен?

— Почему бы и нет?

— Я хотел бы обнаружить происхождение твоей оконной рамы. Если существует какой-то психический блок или ты на чем-то зациклился, это должно проявиться. Что-то вроде весенней уборки. Когда регулярно прибираешь в доме, это экономит множество времени. Ты не оставляешь паутине никаких шансов. Если же позволить, чтобы пыль скопилась, можно заработать психоз, когда начнешь прибирать. Как я уже сказал, самое главное — найти причину. Когда ты ее обнаружишь и убедишься, что это просто огородное пугало, ничто больше не будет тебя беспокоить.

— А если это не пугало?

— Во всяком случае, зная причину, ты сможешь предпринять необходимые действия, чтобы освободиться от призрака.

— Понимаю, — медленно сказал Доусон. — Если бы я был виновен в смерти человека, происшедшей много лет назад, то теперь мог бы сделать все, чтобы помочь осиротевшим детям.

— Вижу, ты читаешь Диккенса, — сказал Хендрикс. — История Скруджа — великолепный пример такой болезни. Галлюцинации, мания преследования, комплекс вины и наконец раскаяние. — Он посмотрел на часы. — Ты готов?

— Да.

Когда они закончили, Хендрикс изучил результаты.

— Все в норме, — сказал он. — Даже слишком. Есть несколько зацепок, но одного теста мало, чтобы получить ясный результат. Но нам хватит и этого. В следующий раз, когда у тебя будет это видение, шевельни этой штукой, которую ты ощущаешь в руке.

— Не знаю, смогу ли, — сказал Доусон.

Хендрикс только рассмеялся.