Доктор осмотрел ногу Ансельмо, покачал головой, но не стал её выправлять - ставить кость на место. Он просто не умел этого делать. К тому же, когда он дотрагивался до ноги, Ансельмо кричал, что было сил от боли и от страха.

Карай доктор помазал перелом ступни какой-то пахучей мазью и забинтовал её, потом дал матери Ансельмо таблетки и велел их принимать, когда будет очень больно.

Ансельмо тут же попросил маму дать ему одну. Ему казалось, что, проглотив таблетку, он сразу же избавится от боли. Однако боль не утихала, а ночью стала ещё сильнее.

Всю ночь в доме Ансельмо никто не спал. Только к утру, после того как Ансельмо немного задремал, отправились спать и остальные.

Последующие дни были такими же трудными для Ансельмо. Перелом плохо срастался, мучила боль. Первые дни после перелома он почти ничего не ел, только пил холодную воду. За несколько дней он так похудел, что Антонио, навестивший его, испугался, так сильно изменился его друг.

Около полугода болел Ансельмо. Когда он, наконец, появился на улице, ребята увидели, что он хромает. Ступня срослась неправильно. Теперь она была сильно свернута набок, и Ансельмо ходил с трудом, сильно налегая на пятку, мог даже бегать, но не долго.

С самого начала своего появления на улице Ансельмо почувствовал, что отношение ребят к нему изменилось. Они не очень хотели с ним играть мешала сломанная ступня, а некоторые прямо дразнили его "хромушка, хромушка". Даже его лучший друг Антонио как-то сторонился его.

К тому же судья, у которого он был мальчиком на побегушках, отказал ему в работе. Он сказал матери:

- Еще не хватало в моем доме калеки!

Все это было горько и обидно для Ансельмо. Он часами просиживал у своего дома, не бегал на станцию вместе с другими ребятами, мало играл.

Особенно был опечалена его мать. Отца нет, а из сына должен вырасти мужчина и он должен сам научиться себе зарабатывать на жизнь. Ведь не сможет же она всю жизнь содержать Ансельмо. Годы идут, она стареет, а со временем кому он, Ансельмо, будет нужен?

Все это нья Франсиска думала про себя, ничего не говоря сыну, но ходила она печальная, а иногда и плакала украдкой.

И когда в их деревне появился отряд всадников, которые везли с собой какие-то ящики, мешки и говорили, что это экспедиция ученых и студентов из столичного университета направляется в сельву восточного Парагвая, то и это событие не расшевелило семью Ансельмо.

И все же случилось непредвиденное. К концу дня, когда экспедиция прибыла в деревню, чтобы пополнить запасы воды и нанять проводников, в дом Ансельмо пришла новость, взволновавшая нью Франсиску. Соседка, поспешно прибежавшая с площади, где обычно узнавались самые свежие новости, что-то оживленно начала шептать на ухо матери Ансельмо, а та в течение разговора несколько раз бросала озабоченный взгляд на сына.

Потом обе они ушли, а Ансельмо остался сидеть у дома и рассеянно бросать камешки в кусочек стекла от бутылки, который лежал неподалеку от него и блестел на солнце. Когда камушек попадал в стеклышко, оно вздрагивало от удара, солнечный зайчик от него, светивший в сторону Ансельмо, как бы разлетался на один миг в разные стороны.

Обе женщины вернулись нескоро, но с ними пришел высокий мужчина в сапогах, в армейской гимнастерке и широкополой шляпе.

Мама подвела его к Ансельмо и сказала:

- Вот мой сын, дон Эмилио, его зовут Ансельмо.

Мальчик встал, поздоровался и вопросительно взглянул на мать.

Та посмотрела на дона Эмилио.

- Вижу, вижу, - сказал он. - Мальчик нам подойдет...

- Только, дон Эмилио, у него нога...

- Да, нога... Давайте посмотрим, - мужчина наклонился и осмотрел ногу Ансельмо, ту, которая была сломана. - Надо было вовремя вправить как следует, и он бы не был таким... Но ничего не поделаешь... Другого мальчика мы не найдем, а нам для работы очень нужен такой парнишка. - Мужчина повернулся к матери Ансельмо: - Как, мы договорились или нет?

- Договорились, договорились! - поспешно отвечала нья Франсиска. - Вы можете забрать с собой Ансельмо. - Потом, обращаясь к сыну, быстро добавила:

- Ты будешь работать у дона Эмилио, поедешь с ним. Он обещал кормить и одевать тебя, а мне дать немного денег.

- Ну, вот и хорошо, нья Франсиска! Вы все объясните мальчику, а я пойду. Завтра утром мы выезжаем, и вы приведете его на площадь, а то у него плохо с ногой, но это неважно. У нас есть лошади, и он поедет верхом.

Ансельмо не проронил ни слова, пока дон Эмилио не ушел, потом он вопросительно посмотрел на мать.

- Сынок! - сказала она. - Чем так тебе пропадать - ведь и ребята с тобой не играют, и дела тебе никакого нет, может, тебе поработать у дона Эмилио? В случае чего вернешься снова домой, если тебе не понравится работа. Будешь помогать дону Эмилио, может, чему-нибудь и научишься.

Нья Франсиска пересказала сыну все, что говорил ей дон Эмилио.

Хотя вначале Ансельмо и растерялся от такого резкого поворота судьбы, но не стал возражать. Лучше что-то делать, чем вот так часами, день за днем маяться у порога своего дома, не зная что делать, куда пойти.

На следующее утро Ансельмо рано вышел из дома. Был он босой, в заплатанных брюках и видавшей виды рубахе, которые за ночь были выстираны и зашиты его мамой. На старом отцовском ремне у него висел мачете. Он вместе с рукояткой был немного меньше половины его роста. Ни один парагваец, уходя в сельву, не идет туда без мачете. Без него он не может сделать и шагу в тропическом лесу, где все переплетено густой сетью лиан и тонкими воздушными корнями, спускающимися с ветвей деревьев. С помощью мачете в таком лесу прорубают узкие проходы для людей и лошадей.

На площади, когда Ансельмо с мамой туда пришли, было много народа, пришел даже старик Сепи.

Дон Эмилио подозвал к себе Ансельмо, показал ему лошадь, на которой тот должен был ехать, и сказал, чтобы он в поездке не отставал от него.

Пока Ансельмо прощался с мамой, с друзьями, со стариком Сепи, участники группы начали садиться на коней.

Сепи осмотрел седло на лошади Ансельмо, подогнал стремена по длине его ног и помог мальчику взобраться в седло. Потом похлопал лошадь по крупу и, когда отряд начал трогаться, крикнул:

- Доброго пути тебе, Ансельмо!

К седлу мама привязала для Ансельмо узелок с едой и показала на него Ансельмо, потом встала на цыпочки, притянула к себе сына и, крепко поцеловав, тихо сказала:

- Может быть, от кого-нибудь услышишь что-то о нашем отце. Будь внимательным и слушайся дона Эмилио. Удачи тебе, сынок!

В ПУТИ

Сначала отряд ехал вдоль банановых плантаций, в стороне от которых шумит река. Вырываясь в предгорную долину, река разбивается на много рукавов, разделенных зеленью тропических зарослей, откуда то и дело вылетают стаи ярких птиц и с громкими криками проносятся около отряда.

Дорога постепенно превращается в тропу, которая полого идет на подъем, что не мешает ей становиться все мокрее и мокрее. Вскоре Ансельмо вместе со всеми попадает в густой тропический лес. В нем ещё нет больших деревьев, но густота чащи такая, что съехать с тропы в сторону практически невозможно. А тропа - это узкая просека в зеленой чаще сельвы. На каждом шагу из вязкой болотистой почвы выдаются угловатые каменные глыбы. Лошади идут осторожно, чтобы не спотыкаться об эти выступы, местами скрытые жидкой грязью. Впереди стало светлеть, и тропа постепенно потерялась между больших камней, перемежающихся с буро-черной жижей. Караван вступил в предгорное болото.

Никакой дороги дальше видно не было, и пришлось несколько минут подождать проводников. Они шли пешком, опекая навьюченных лошадей без седоков.

Следуя за проводниками, отряд снова тронулся в путь. Дорога стала ещё труднее. Сверху неимоверно жгло солнце. Его палящие лучи проникали через широкие сомбреро, и пот катился градом, попадая в глаза, уши, стекая ручьями по шее и мокрой спине. От болотной жижи поднимались тяжелые испарения. Лошадям тоже приходилось несладко. То одна, то другая из них проваливалась по брюхо в грязь, попав в скрытые трясиной расщелины между каменными глыбами. Ансельмо делал все, чтобы не свалиться с седла в болото. Над головой безмятежно парили огромные бриллиантово-голубые и ярко-желтые бабочки. Плюх, плюх. Камень, за ним опять глубокая вымоина... И вновь лошадь выбирается на камень - и так без конца.