Если бы она увидела меня, то, вероятно, хлопнула бы дверью у меня перед носом. Нет, она прокляла бы меня и затем хлопнула бы дверью у меня перед носом. Боже, у этой женщины вспыльчивый характер. Мне до сих пор не верится, что она бросила в меня туфлю. Улыбнувшись от нахлынувшего воспоминания, я внезапно обнаружил, что направляюсь к лифту. В любом случае моя прогулка была недолгой, поскольку, как только двери открылись, я увидел, что сам дьявол ожидает меня там, одетый в байкерскую куртку, черную рубашку и джинсы. Он почему-то кажется выше меня, хотя мы с ним и одного роста, сто девяносто один сантиметр, а его тело более накаченное. Он сбрил бороду, оставив лишь густые усы. Его серовато-каштановые волосы подстрижены почти до плеч, а шрамы на лице все еще столь же заметны, как и всегда. Но этот запах, неприятная смесь бензина и алкоголя, преследует меня.

– А вот и мой мальчик! – его пьяное веселье отражается эхом в тишине коридора. Он крепко сжимает меня рукой, смотря на посыльного. Он еще ближе придвигается ко мне. – Что я тебе говорил! Это – мой сын! Ноа Слоан. Взгляни, мы можем сойти за близнецов?

– Да. Доброе утро, мистер Слоан, и вам тоже мистер Слоан, – молодой человек кивнул нам обоим прежде, чем нажать кнопку «закрытие дверей». Как только он уехал, я оттолкнул потные руки Фрэнка от себя. Споткнувшись, он упал напротив лифта.

– Ты… – начал он.

– Тебе сказали подождать в лобби.

Он фыркнул, отряхиваясь.

– Какой сын заставляет своего отца ждать в лобби? Я полагал, что ты спишь, поэтому подумал, что…

– Что ты подумал? Что ты подумал сделать, Фрэнк? ТЫ НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЕШЬ! – черт… черт бы все побрал! Я только что кричал. Сделав глубокий вдох, я передал ему пакет.

– Пожалуйста, просто иди туда, куда шел, и оставь меня в покое.

Сегодня я не могу иметь дело с этим дерьмом.

– Мы давно не виделись, и это все, что ты хочешь сказать?

– Что еще ты хочешь, чтобы я сказал, Фрэнк?

Он нахмурился и открыл пакет.

– Сколько?

– Как и всегда. Двадцать крупными купюрами.

– Ты, должно быть, издеваешься, малыш. Разве ты не участвуешь в новых съемках или что-то вроде того? Двадцать крупными купюрами? Я сказал твоей шестерке, что в этот раз мне необходимо, по крайней мере, семьдесят…

– Ну, у тебя есть двадцатка, ты можешь принять ее или отказаться, Фрэнк. Мы оба знаем, что сумма не имеет значения. Ты в любом случае все спустишь на ветер…

Он схватил меня за воротник. – Кто ты такой, чтобы так разговаривать со мной, малыш? Благодаря кому, думаешь, ты стал тем, кто ты есть? Если бы ты знал, через что мы прошли с твоей матерью, чтобы ты добился всего этого, то закидывал бы деньги лопатой в мою машину.

– Для начала тебе потребовалась бы машина для этого, – я сжал его запястье. – И я прекрасно знаю. Именно поэтому я даю тебе еще одну секунду, чтобы отпустить меня, или я сломаю твое гребаное запястье.

– Что ты сделаешь? – он прижал меня к стене. – Давай же. Хочешь наконец-то взять все в свои руки? Я слышал, что ты снова работаешь с той девчонкой. Вот, почему ты нашел свои яйца, да?

– Сукин сын! – усмехнулся я, вывернув его запястье и ударив его головой. Когда его захват ослаб, мне удалось один раз врезать ему, прежде чем внезапно появился Остин и начал удерживать меня. Другой охранник вместе с Дэниэлом тоже появились. Их присутствие нисколько не ослабило мой гнев. – Однажды, клянусь Богом, я…

– Что ты? Ты все тот же мелкий сученыш, что и всегда!

– Да, а ты все так же любишь брать мои чертовы деньги, ты гребаный кусок дерьма! – я пытался оттолкнуть Остина, крича на него, пока, наконец, двери лифта не закрылись перед его лицом.

– Ноа! – закричал Остин.

– Отпусти! Я сказал «отпусти»!

– Ладно, Ноа. Хорошо, – он отступил, подняв руки в мирном жесте.

– Он не должен был находиться на этом этаже! – закричал я.

– Знаю. Это была ошибка, – ответил Остин.

– Я не могу допускать подобных ошибок! Он не должен был находиться здесь! – повторил я, в этот раз крича на посыльного и менеджера, которые держали свои рации.

– Чертовы идиоты… – мой голос пропал, когда я увидел ее, одетую в белый шелковый халат, ее волосы перекинуты на одно плечо, а руками она обнимала себя. Ее голубые глаза вглядывались в мои. Ее лицо не выражало никаких эмоций, когда я прошагал мимо нее.

– Найди мне другой отель, – сказал я как можно более спокойно, открыв дверь своего номера-люкс. Дверь даже полностью не закрылась позади меня, а мои руки уже начали дрожать. А затем дрожь молниеносно распространилась по всему моему телу. Обняв себя, я, медленно шатаясь, зашел в спальню, пытаясь добраться до тумбочки. Однако мои ноги подкосились, прежде чем я успел дойти.

– Ноа? Ноа?

Я лишился дара речи. Я попытался успокоиться, но не смог. Я не могу контролировать это. Меня всего трясет.

– Дерьмо, – сказал Остин, увидев меня, ринувшегося к тумбочке. Однако поднятая им бутылочка была пуста. Одна была в моей сумке… а другая в его.

– Черт возьми!

Похоже, мне придется самостоятельно преодолеть это затруднительное положение.

Я штудировала по второму кругу сценарий, когда услышала крики. Я не могла разобрать их. Стены звуконепроницаемы, но чем ближе я подходила к двери, тем громче они становились. Я сразу же узнала один из голосов. Когда я вышла в коридор, то поняла, что на самом деле никогда не видела злого Ноа. Раздраженного, равнодушного, отстранённого, да – но не в гневе! Это не похоже на него. Скорее всего, он проигнорировал бы вас, или, что более вероятно, ненароком оскорбил и ушел.

Он всегда был дерзким, отстраненным и сдержанным Ноа. Даже когда мы были подростками, он едва говорил, если у него не было какого-нибудь язвительного замечания. Теперь я не могла сопоставить образ мужчины, которого всегда знала, с тем, кого вижу прямо сейчас. Его лицо покраснело, слюна брызжет с губ, а менеджер приложил все усилия, чтобы его удержать. Он выглядел отчаянно жаждущим расплаты, желая причинить вред собственному отцу. Самое худшее в том, что его отец выглядел точно так же.

Я не смогла сказать ни слова, когда он прошел мимо меня. Никого больше не было в коридоре, но я все равно не смогла отвести взгляда.

– Ноа? Ноа? – услышала я звуки из соседней комнаты. – Дерьмо… черт возьми!

Это тебя не касается. Я прекрасно знаю это. Драма Ноа – лишь его драма. Мне хватает и своей. Но все же я продолжаю идти к его номеру-люкс и замечаю, что дверь открыта. Мое сердце так сильно колотится в груди, что мне становится плохо. Не знаю, что именно я ожидала увидеть. Однако, лежащим его на полу в спальне, явно не приходило мне в голову.

Словно переключатель сработал в моей голове, и я бросилась к нему.

– Ноа!

– Амелия? – его менеджер встал, чтобы вытолкнуть меня из номера.

– Отойди! – я стукнула локтем в какую-то часть его тела, попавшуюся мне под руку, и упала на колени перед ним. С неудержимой силой слезы текли из его глаз, в то время как все его тело дрожало, словно он замерзал. – Что ты стоишь? Вызови врача…

– Я…в …по-ряд-ке,– сказал он сквозь стиснутые зубы.

– Заткнись, – сказала я. Он определенно не в порядке. – Тебе нужно…

– Это пройдет. У него закончилось лекарство. Он просто должен успокоиться,– прошептал Остин позади меня.

Ноа, идиот, еще и попытался улыбнуться, и если бы он мог, то сказал бы что-нибудь язвительное.

– Я собираюсь обнять тебя…

– Я…в…по-ряд-ке.

– Ну, я так не считаю, – я с трудом сглотнула. – Мне не нравится видеть тебя таким, так что я обниму тебя, а когда ты придешь в себя, то сможешь снова меня ненавидеть.

Разомкнув его руки, я положила одну на свою талию, а затем обвила руки вокруг его шеи, примкнув в его объятья. Закусив губу, я уставилась на подол кровати, стараясь изо всех сил игнорировать дрожание. Все его тело было таким холодным и напряженным. Могу только представить, насколько это болезненно для него, поэтому я обняла его еще крепче.