Я не толстая.

Я могу сыграть в фильме.

И моя мать не способствовала получению этой роли.

Знаю, что, не увидев те комментарии, все равно эти слова действовали бы мне на нервы. Я все еще жду того момента, когда «ужесточусь» к такому типу критики. Но это все никак не происходит. Если я съела салат, и кто-то умудрился заснять это на камеру, то заголовки газет гласят, что я переживаю по поводу своего веса. Если же я съем гамбургер – то не слежу за собой. Все это полный отстой. И это уже за гранью разумного, но все же такова моя жизнь.

Как раз тогда, когда я подумала, что вечер не может стать еще хуже, я услышала звонок в дверь, а затем и голос, который мне меньше всего хотелось слышать в данный момент.

– Амелия!

Ох, нет… Нет. Нет. Нет.

Я медленно приподнялась и поползла на коленях, чтобы взглянуть на уже открываемую дверь из-за кухонного островка.

Кто, черт побери, дал ей ключ?

– Амелия, милая, ты же еще не спишь…

Глубоко вздохнув, я поднялась с пола и выпрямилась. – Я тут, мама.

– А вот и моя новая суперзвезда! – она каким-то образом сумела улыбнуться, несмотря на сразу бросающуюся в глаза недавнюю инъекцию ботокса. Она подбежала ко мне, обняла меня и начала подпрыгивать на месте. – Я прилетела сразу же, как только узнала. Почему ты не позвонила мне, милая? Это грандиозное событие! Конечно же не настолько, как когда сам Спилберг предложил мне главную роль в фильме «Зверь внутри», но все же!

– Мама, я не могу дышать.

– Ох, прости. У тебя есть вино? Мы должны отпраздновать! – она отпустила меня и направилась к холодильнику. – Так…

Я перестаю слушать ее в это же мгновение. Моя мать, Эстер Лондон – четырехкратная обладательница «Оскара», двукратная победительница премии «Тони», и трижды разведена… и довольно долго была легендой старого доброго Голливуда. Она была известна, как роковая женщина с пользующимися неизменным успехом голубыми глазами и темными волосами, которые теперь превратились в яркий белый цвет благодаря возрасту и упаковке краски для волос. Между ее неудавшимися браками, плохим управлением капитала и любовью к более прекрасным вещам в жизни, она разорилась примерно в то же время, когда я начала сниматься. С тех пор я была ее дочерью, психотерапевтом, и самое главное, я стала ее банкоматом. Чтобы отплатить мне за мой тяжкий труд, она удочерила двух младших сестер ради меня: одну из Южной Кореи, Мэйко, а другую из Нигерии, Антигону. У них у обеих скоро начнется новый учебный год в Стэнфорде, но уверена, она им даже не звонит, пока ей что-нибудь не понадобится. Я люблю их обеих, но иногда задаюсь вопросом, почему мама даже не удосуживается поинтересоваться их жизнью. Теперь мы видимся чаще, нежели, когда были детьми, поскольку тогда я всегда пропадала на съемках.

– Амелия. Амелия?

– Что? Прости, – сказала я, убрав прядь волос за ухо.

Она взглянула на меня и приложила руку к моему лбу, держа бокал в другой руке. – Ты выглядишь бледной. Амелия, клянусь, тебе лучше не болеть. Только не сейчас!

– Я в порядке, мама, – я убрала ее руку с головы. – Просто не ожидала, что ты так скоро вернешься. Что случилось с Клеманом и побегом в Париж?

– Ах, – она закатила глаза и направилась к дивану. – Кому нужны мужчины, когда моя дочь планирует сыграть выдающуюся роль?

Для меня это вроде тайного кода «он бросил меня».

– Мама, это едва ли моя выдающаяся роль…

– Все говорят об этом. Где сценарий? Я могу порепетировать с тобой слова, как и в старые добрые времена. Ох! Я слышала, что ты работаешь с тем сексуальным Ноа Слоаном? Разве вы не ненавидели друг друга, когда были детьми? Когда у тебя рейс? Фильм же не снимается в Лос-Анджелесе? Ты убедилась, что обработала все воском? Я знаю одну превосходную вьетнамку… благодаря ей ты снова будешь выглядеть, как десятилетний ребенок…

– МАМА! – заорала я, вскинув руки. Я уже на пределе. – Притормози. У меня все обработано. Рейс рано утром, так что, пожалуйста, дай мне немного свободы. Если мне что-нибудь понадобится, то я попрошу. Обещаю.

Она нахмурилась, перестав выпивать. – Ты хочешь, чтобы я уехала?

– Мама, просто…

– Нет, я все понимаю. Ты уже не ребенок. Я лишь хотела отпраздновать с тобой это грандиозное событие. Прости за беспокойство.

Она начала медленно собираться, взяв сумочку и обувь, и даже симулируя всхлипывания. Мне потребовалось все самообладание, чтобы не закатить глаза.

– Сейчас только девять. Можешь остаться еще ненадолго, – сказала я, поддавшись на ее ухищрения и сев на диван. Она улыбнулась и прижалась ко мне, словно мы лучшие подруги, собирающиеся поделиться каким-то секретом.

– Ты рада? Оливер, наверное, на седьмом небе от счастья, – спросила она и поднесла бокал к губам. Иногда легче согласиться с ней, чем спорить, поэтому я часто лгу.

– Да, я рада, так же как и Олли.

– Ты не переживаешь по поводу сексуальных сцен и всего такого в этом духе? Ты же будешь сниматься полностью обнаженной, да?

Я кивнула. – Да, но это неважно. Ты же всегда говорила, что все реально, если только я сама себе это представлю.

Она коснулась пальцем моего носа. – Видишь, как тебе повезло, что у тебя есть я? Большинство девушек запаниковали бы, но только не ты. Ты – профессионал. Благодаря мне ты стала такой, так что никогда не забывай об этом. Ты покоришь их сердца.

На самом деле я безумно переживаю, и от этого даже не очень хорошо себя чувствую. Но как я могу сказать ей это? И какой в этом толк? Ведь она никогда не слушает.

– Ты, правда, так думаешь, мама? Сомневаюсь, что благодаря этой роли получу хоть какую-либо награду, – я заставила себя улыбнуться, положив голову ей на плечо.

– И что с того? Да, у меня было уже несколько в твоем возрасте, но времена меняются. Это всего лишь дверь в нечто большее. Когда у тебя появится целая армия поклонников, ты внезапно снова станешь популярной. Никогда не позволяй людям переставать говорить о тебе, Амелия. Как только это случится, твоя жизнь фактически закончена. Но с этим ужасом тебе не придется столкнуться в твои двадцать два.

Мне двадцать пять.

– Знаю, – мне не хочется признаваться в этом, но я все равно согласилась. Она окинула взором мою квартиру.

– Ты не думаешь, что это место маловато? – спросила она, хмурясь.

– Мама, эта квартира составляет почти двести восемьдесят квадратных метров. Она итак больше, чем необходимо.

– Ну, если ты так считаешь. Но если захочешь вернуться в особняк, дай мне знать.

Вообще-то его купила я, интересно, почему же я должна заранее ее оповещать о своем приезде.

– Спасибо, мама.

Она погладила меня по руке. – Моя милая малышка. Я дам тебе немного отдохнуть. Помни, ты не никто. Ты – моя дочь, легендарная Амелия Лондон.

– Я никогда не забуду, – поскольку ты напоминаешь мне об этом каждый раз при встрече, но я чувствую себя какой угодно, но уж точно не легендарной.

Я встала вместе с ней и направилась к двери. Она отдала мне свой бокал и поцеловала в обе щечки на прощанье. Когда она ушла, я глубоко вздохнула и убрала бокал в раковину. У меня появилось желание тоже выпить бокал вина, но последнее, что мне нужно, так это напиться накануне вечером перед отъездом.

Все начнется завтра.

Ноа

Из всех женщин в мире, кто мог бы сыграть роль Блэр Хоторн, ею стала Амелия. Гребаная Амелия. Черт побери!

– Я не могу сняться в этом фильме, – сказал я Остину, осматривая клуб. Понятия не имею, что ищу, пока не наткнусь на это.

– Ты, наверное, шутишь? – проорал он, перекрикивая музыку, и потянулся за бутылкой шампанского, стоящей посередине стеклянного столика.

Глядя ему в глаза, я отрицательно покачал головой. – Остин, вытащи меня из этого фильма.

– Нет.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что ты не можешь продолжать бежать от нее всю оставшуюся жизнь, Ноа. Тебе не кажется, что ты уже итак достаточно себя наказал? Прошло уже почти десять лет.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: