И все же с этим парнем надо держать ухо востро, особенно в мелочах. Он по-прежнему не избавился от своей привычки развлекаться за чужой счет. Это была даже не привычка, а черта характера, которую Ян испытал на своей шкуре еще в детстве.

Место, где Ян, перепугавшись, рассыпал хворост, находилось под небольшим откосом. «В этом холме наверняка кто-то живет!» — подумал Ян, вглядываясь в темноту, полную шорохов и скрипов. Что за маленький народец таится там, замышляя всякие пакости и шалости против неосторожных путников? Какие эльфы и лепреконы, феи и кобольды рыскают по этой тропе?

Какие чудовища?..

О чудовищах Ян, само собой, знал все, что только можно. Отец и мать часто с удовольствием рассказывали ему о созданиях, которые, судя по слухам, обитали в Темном Круге и время от времени выходили из него, чтобы пожирать непослушных мальчиков. Ян до сих пор побаивался подходить близко к ручьям и речкам, опасаясь, что Арагорлум-Бродяжник или Дженни Зеленозубка вцепятся в него своими длинными когтями, утащат в омут и утопят, опутав волосами-водорослями.

Короче говоря, в своих ночных кошмарах и дневных страхах Ян сталкивался со множеством самых разнообразных чудовищ...

А сейчас он шел в темноте по незнакомым местам, где эти чудовища наверняка встречались в реальности.

Ян попытался посвистеть, но дрожащие губы не послушались.

Рассыпанный хворост он обнаружил очень просто — споткнувшись об одну из коротких веток. Здесь, без сомнения, осталось много дров. Годфри был совершенно прав. Ян так торопился вернуться к лагерю, что пренебрег своим долгом и бросил на дороге едва ли не половину охапки.

Факел догорел уже до середины. Ян воткнул его в сырую почву и принялся собирать хворост со всей быстротой, на какую только были способны его неуклюжие конечности. Но Хиллари тоже была права: он действительно изменился. Он стал гибче и проворнее, увечная нога теперь меньше мешала ему в движениях. «Быть может, скоро нужно будет переделывать специальный башмак, — с радостью подумал Ян. — Что ж, проблем с этим не будет: я ведь в конце концов сапожник!»

Он сложил в кучу последние ветки и наклонился за факелом, но тут раздался необычный звук.

Он был похож на негромкое «мяу!», а последовавший за ним хруст веток в соседних кустах перепугал Яна так, что он снова выронил охапку.

Правда, на сей раз страх был не так силен, как злость. Ян чертовски разозлился на себя за то, что утратил бдительность.

— Лопни твои глаза, Годфри! — завопил он. — Я тут стараюсь, из кожи вон лезу, а ты опять со своими шуточками...

Яна потрясла сила собственного гнева. Прежде он никогда так не сердился! А сейчас его буквально захлестнула волна эмоций. Он поднял факел, выхватил из ножен норхов меч и рубанул по верхушкам двух ближайших кустов.

— Ты меня слышишь? — спросил он, уже чуть поостыв. В мысли его стали закрадываться легкие сомнения. — Давай, Пинкхэм, вылезай! Уверен, что остальные тоже здесь, пришли надо мной посмеяться! Давай выходи и извинись!

Ян поднял факел повыше, чтобы оглядеться. Хруст веток не умолкал и приближался.

А топот, судя по громкости, производили отнюдь не человеческие ноги в башмаках, а нечто гораздо больших размеров.

«Господи! — подумал Ян. — Как же это я влип?..» От страха он застыл в неподвижности.

Это не Годфри... а значит...

Когтями, кривыми, как ятаганы, и не уступающими ятаганам по величине, чудовище раздвинуло ветки двух низкорослых деревьев. Свет факела озарил рваные лохмотья, прикрывающие зеленоватое тело, и омерзительную физиономию, которая была тем уродливее, что пыталась сохранять сходство с человеческим лицом.

— Уф-ф-ф! — выдохнул Ян Фартинг. — Я-я-я... н-не хотел н-никого об-видеть...

Он пытался вспомнить, как люди бегают от опасности.

Четырехгранный кубик блеснул в свете свечей и упал на стол. Он подпрыгнул раз, другой, третий — и вдруг начал вращаться вокруг оси на одном из углов.

Подавив нетерпение, Игромейстер Кроули Нилрем смотрел, как Танцующая Кость совершает свои пируэты под музыку его дыхания. Никакими стараниями он был не в силах заглушить в себе надежду, что выпадет четверка. Если выпадет четверка, это произойдет уже в четвертый раз подряд, и тогда всего три броска будут отделять этот древний магический инструмент Случая от надлежащего результата. Увы, Язон Остлоп, да упокоится с миром душа его, не успел объяснить Нилрему, что это будет за результат: бедняга умер еще до того, как его друг и коллега перерезал веревку, на которой тот был подвешен к потолку.

Хрустальная кость продолжала вращаться, и если бы не баснословная магическая мощь Кроули Нилрема, он наверняка бы уже поддался гипнозу бликов света на ее сверкающих гранях.

Кость вертелась, как танцующий дервиш. Нилрем сосредоточился на ней изо всех сил, хотя контроль над бросками магических костей не входил в число его самых ярких талантов.

Проклятие! Был бы здесь Рэмбонций Рикша! В своей прошлой жизни этот маг разработал таблицы для магического игорного дома и умел заряжать кости для броска лучше, чем кто бы то ни было. Если б не помешали его более чем заурядные способности в других областях чародейства, он наверняка стал бы самым выдающимся среди членов Девятки. Кстати, куда же они запропастились? Услышали ли они вызов? Или катастрофа чересчур велика? Что, если всех их постигла плачевная судьба Остлопа, которого мстительный Роулингс привязал к потолку на манер Повешенного из карт Таро и воткнул ему в висок эту священную Танцующую Кость, что сейчас вращалась перед Нилремом на столе?

«Что бы там ни случилось, — подумал Кроули Нилрем, почесывая длинные взъерошенные бакенбарды, — ситуация становится пакостной. Чертовски пакостной!»

И тут произошло два события одновременно.

Зазвонил дверной звонок. Кость перестала вращаться и легла четверкой вверх — в пятый раз подряд. За долгие часы, прошедшие с того момента, как Нилрем вошел в особняк Остлопа, и то, и другое случилось впервые.

Отлично! Остается сделать всего два удачных броска — это раз! Теперь можно воспользоваться помощью других магов — это два! Солнце на мгновение выглянуло из-за туч, омрачавших душу Нилрема. Он поднялся и случайно бросил взгляд на собственное отражение в овальном зеркале, заключенном в позолоченную барочную раму.

Какой кошмар! Ужас! Викторианский костюм Нилрема всегда был безупречен, манжеты — накрахмалены, брюки — тщательно отутюжены. Внешний облик мага оставался аккуратным в любой ситуации благодаря сложным изысканным заклинаниям, при помощи которых Нилрем ухитрялся даже следить за маникюром и педикюром.

Но теперь!.. Теперь он походил на встрепанного дикобраза! Волосы его превратились в шапку спутанных лохм с колтунами, на локтях протерлись дырки, рукава обтрепались до бахромы. С твидового пиджака отлетели все до единой пуговицы, а некогда изящный галстук висел клочьями, словно побывал в когтях у целой армии котов.

В глазах своих коллег он будет настоящим посмешищем! Как же злорадно будут хохотать Игромейстеры при виде Нилрема, утратившего свой обычный лоск! В ходе Игр маги то становились заклятыми врагами, то заключали непрочные союзы между собой в различных сочетаниях, чтобы некоторое время сообща пробираться сквозь дебри стратегии, магии, дипломатии и случайностей. В их отношениях разворачивался весь спектр нюансов любви и ненависти, но в последнее время атмосфера стала накаляться по неизвестным причинам, и баланс постепенно сдвигался в сторону всеобщей подозрительности, клеветничества и наветов. Хорошенький же момент выбрал Роулингс для возвращения!

Кроули Нилрем торопливо пригладил волосы. Сперва он попробовал исправить прическу при помощи заклинания, но, когда это не удалось, пришлось смочить пальцы и употребить их вместо гребешка.

«Проклятие! Как мне все надоело!» — подумал он, подпрыгивая при повторном звонке в дверь.