VIII

Ощущение близости людей - большого человеческого скопления - повело Валентина на север, по скрипучему, поминутно проваливавшемуся насту. За снежным полем начались развалины кирпичных домов, торчали обгорелые пни. Хороших дорог здесь не было. Лишь порядком отойдя от сплошных руин, за свалкой электрооборудования и пустых ржавых бочек он обнаружил гусеничные колеи. Широченные, глубоко вспахавшие грунт, они могли принадлежать только танкам. Очевидно, добравшись до условного рубежа, танки останавливались, расстреливали свой боезапас (следы были углублены орудийной отдачей) - и поворачивали назад. Валентин некоторое время брел по колее, но скоро стал склоняться к решению включить антиграв. Впечатлений от пешего похода было предостаточно. Вокруг силового купола, как подсказывал внутренний "локатор" Валентина, крутилось немало наземных и воздушных боевых машин: нового поединка было не избежать.

Низкие тучи над уступами крыш, над мягко поднимавшимися к горизонту лесистыми холмами переливались цветом моря. Медная щетина рощ, растерявших листья, топорщилась вокруг фиолетовых массивов хвойных. Краски, рожденные местным солнцем, да и само зеленоватое светило, какое-то перекошенное, словно бы зернистое, редко видимое в разрывах туч, - все это мало отвечало образу двойника Земли. Неужели здесь сложился уклад, столь похожий на старинный земной?

Он задержал взгляд на крупных большеголовых птицах, сумрачно выклевывавших что-то из коробчатых рам бывшей теплицы. Серые с черным нахохленные сторожа сидели, озираясь, на снегу. Похожи на ворон. Ну, вылитые вороны! В сочетании с зеленым солнцем и чернильной хвоей их присутствие по меньшей мере удивляло.

Как огромные хлопья пепла, вороны вспорхнули от коробки, когда Валентин, поднятый диском антиграва, ринулся вдоль сохранившейся улицы.

Улица тоже представлялась знакомой. Мертвая косматая трава неухоженных газонов, купы раскидистых крон, путаница вымерзших розариев. В тылу садов и скверов, подальше от проезжей части - веранды, гордые фронтоны, двери с головами львов, держащих во рту кольца. Уцелевшее чугунное литье невысокой ограды, почтовый ящик на узорной калитке. Зияющий пустыми окнами, некогда роскошный автомобиль в сугробах. Кресло-качалка быть может, когда ударил первый осенний ливень, хозяева так поспешно спрятались, что забыли его над бассейном... Когда это было? Двадцать лет назад? Пятьдесят?..

Так на исходе двадцатого века выглядели благополучные районы многих европейских и американских городов... Сплав городского комфорта с зеленым помещичьим привольем. Неторопливое общение домовладельцев, запах яблочного пирога с веранд, мирный стрекот газонных косилок... Город на пенсии, вот как это подобало бы назвать...

Почуяв человека за углом ближайшей усадьбы, Валентин плавно приземлился и зашагал по снегу. К чему пугать местных демоническим полетом?..

Спиной прильнув к розеткам вычурной ограды, загнанно таращилась на Лобанова простоволосая узколицая женщина в короткой шубе из странного зеленого меха. Вязаный пестрый шарф касался ветхих сапог. Спутанные черные волосы падали ей на глаза, она привычно сдувала их в сторону. Рядом лежал брошенный вещмешок. В неподвижно горящем взгляде мелькнуло сначала что-то вроде мольбы, потом ужас женщины сменился дикой ненавистью обреченной: "Что же тянешь, приканчивай!"

Да, страх в этой женщине жил великий. Однако, кроме испуга, Валентин видел и другое: женщина была великой скиталицей. Но цель, которая гнала ее куда-то, пока непонятна. Богомолка? Нищая?

Мотая головой из стороны в сторону, она нараспев пробормотала несколько слов.

Смотри-ка - в самом деле планета-двойник со сдвигом в прошлое! Знакомый язык, когда-то он считался одним из "мировых"... Валентин подучил его, чтобы лучше понимать разговор предков на сеансах восстановления. Лобанов заговорил неторопливо, отчетливо, с тем же радушием, каким была окрашена его улыбка.

- Я друг, я пришел сюда... из очень, очень далекой страны!

Она повторила бессмысленную брань, в старину считавшуюся обидной. Потом, выдохшись, начала шарить в кармане, пока не достала завернутый в бумажку окурок сигареты. Бережно и кропотливо прикурила от зажигалки; руки тряслись, худые щеки втягивались до зубов... Лобанову стало неловко за свой несокрушимо здоровый вид, сверкающие зубы и младенчески нежную кожу... Он сказал еще мягче, стараясь при этом не впадать в заискивание:

- Мне надо как можно скорее повидать ваше... ваших руководителей. Это очень важно, понимаете? Важно для всех людей!

"Землянку-прим" объяснения Валентина почему-то позабавили, она хитро прищурилась и углом рта выпустила дым. Затем окурок описал витиеватую петлю.

- Из далекой страны, да? Может быть, из Вольной Деревни?

Вольная Деревня... Судя по ее мыслям, нечто вроде сказочного царства, утопии... - Лобанов утвердительно кивнул. Ответом был буйный, ничем не сдерживаемый хохот. Насмеявшись, странница рукавом вытерла слезу и посмотрела на Валентина снисходительно-насмешливо, как на обманщика.

- Ну и как там у вас? В Вольной Деревне? Играете на арфах, славите Господа?..

...Трудно видеть мысли собеседника, когда в его мозгу такая горячка и сумятица...

- Дело в том, что Вольная Деревня существует действительно, и я оттуда. Неизвестная вам страна, могущественная и добрая...

Вдруг что-то резко изменилось в разгоряченном мозгу аборигенки. Наивно приоткрыв рот, она так и рыскала глазами по лицу и одежде Лобанова. Точно Валентин посулил ей исполнение самой заветной, под кривыми ухмылками схороненной мечты.

- Так ты не из крабов?

(Крабы?! Ну-ка... А, какая-то военная каста, солдафоны... Она их боится и презирает.)

- Даже не знаю, кого вы так называете.

Жадно докурив до самых пальцев, она с сожалением бросила и втоптала в снег ничтожный остаток сигареты.

- Ну, эти... "Стальной ветер"!

- Что за "Стальной ветер"?

Не отвечая на вопрос, она блаженно зажмурилась.

- Да-а! Вот это, можно сказать, новость! А что, Бог даст, и я когда-нибудь до твоих мест дойду?..

- Дойдете! - уверенно ответил Валентин и вдруг увидел, что лицо женщины стало темным, как старая медная монета. Он оглянулся по сторонам. Тени удлинялись с безумной скоростью, ручьями бежали по снегу. Фасады сооружений стремительно меняли световой рисунок.