Никто в ночь полнолунья не съел бы апельсина, едят лишь ледяные зеленые плоды.
Когда встает луна в однообразных ликах серебряные деньги рыдают в кошельках.
ДВЕ ВЕЧЕРНИХ ЛУНЫ
I
Луна мертва, мертва луна, но воскресит ее весна.
И тополя чело овеет ветер с юга.
И сердца закрома наполнит жатва вздохов.
И травяные шапки покроют черепицу.
Луна мертва, мертва луна, но воскресит ее весна.
II
Напевает вечер синий колыбельную апельсинам.
И сестренка моя поет: - Стала земля апельсином. Хнычет луна: - И мне хочется стать апельсином.
- Как бы ты ни алела, как бы ни сокрушалась, не быть тебе даже лимоном. Вот жалость!
ОН УМЕР НА РАССВЕТЕ
У ночи четыре луны, а дерево - только одно, и тень у него одна, и птица в листве ночной.
Следы поцелуев твоих ищу на теле. А речка целует ветер, к нему прикасаясь еле.
В ладони несу твое нет, которое ты дала мне, как восковой лимон с тяжестью камня.
У ночи четыре луны, а дерево - только одно. Как бабочка, сердце иглой к памяти пригвождено.
""
ПЕРВАЯ ГОДОВЩИНА
По лбу моему ты ступаешь. Какое древнее чувство!
Зачем мне теперь бумага, перо и мое искусство?
Ты с красным ирисом схожа и пахнешь степной геранью.
Чего, лунотелая, ждешь от моего желанья?
ВТОРАЯ ГОДОВЩИНА
Луна вонзается в море длинным лучистым рогом.
Зеленый и серый единорог, млеюший и потрясенный. Небо по воздуху, словно лотос огромный, плывет.
(И ты проходишь одна в последнем сумраке ночи.)
ЦВЕТОК
Ива дождя, плакучая, легла.
О лунный свет Над белыми ветвями!
ЭРОТ С ТРОСТОЧКОЙ
ЛУСИЯ МАРТИНЕС
Лусия Мартинес, сумрак багряного шелка.
Твои бедра льются, как вечер, чтобы свет свой во мраке спрятать, и сиянье твоих магнолий потайные смуглят агаты.
Я пришел, Лусия Мартинес, створки губ твоих вскрыть губами, расчесать зубцами рассвета волос твоих черное пламя.
Так хочу и затем пришел я. Сумрак багряного шелка.
ИНТЕРЬЕР
Не хочу я ни лавров, ни крыльев. Белизна простыни, где раскинулась ты, обессилев! Не согрета ни сном, ни полуденным жаром, нагая, ускользаешь, подобно кальмарам, глаза застилая черной мглою дурманною, Кармен!
СЕРЕНАДА
При луне у речной долины полночь влагу в себя вбирает, и на лунной груди Лолиты от любви цветы умирают.
От любви цветы умирают.
Ночь нагая поет в долине на мостах, летящих над мартом. Осыпает себя Лолита и волнами, и нежным нардом.
От любви цветы умирают.
Эта ночь серебра и аниса сверкает на крышах голых. Серебро зеркал и водопадов, анис твоих бедер белых.
От любви цветы умирают.
ЗАПРЕДЕЛЬНОСТЬ
СЦЕНА
Высокие стены. Широкие реки.
ФЕЯ
Пришла я с кольцом обручальным, которое деды носили. Сто рук погребенных о нем тосковали в могиле.
Я
В руке моей призрак колечка и я прикасаюсь смятенно к соцветьям бесчисленных пальцев. Кольца не надену.
Широкие реки. Высокие стены.
НЕДОМОГАНИЕ И НОЧЬ
Щур в деревьях темных. Ночь. Бормотанье неба и лепет ветра.
Объясняют трое пьяниц в нелепом танце траур и вино, и звезды оловянные кружатся на своей оси. Щур в деревьях темных.
Боль в висках приглушена гирляндами минут.
Ты все молчишь. А трое пьяных по-прежнему горланят.
Простегивает гладкий шелк твоя простая песня. Щур. Чур, чур, чур, чур. Щур.
НЕМОЙ МАЛЬЧИК
Мальчик искал свой голос, спрятанный принцем-кузнечиком. Мальчик искал свой голос в росных цветочных венчиках.
- Сделал бы я из голоса колечко необычайное, мог бы я в это колечко спрятать свое молчание.
Мальчик искал свой голос в росных цветочных венчиках, а голос звенел вдалеке, одевшись зеленым кузнечиком.
ОБРУЧЕНИЕ
Оставьте кольцо в затоне.
(Дремучая ночь на плечи уже мне кладет ладони.)
Сто лет я живу на свете. Оставьте. Напрасны речи!
Не спрашивайте без проку. Закиньте кольцо в затоку.
ПРОЩАНЬЕ
Если умру я не закрывайте балкона.
Дети едят апельсины. (Я это вижу с балкона.)
Жницы сжинают пшеницу. (Я это слышу с балкона.)
Если умру я не закрывайте балкона.
САМОУБИЙСТВО
(Возможно, это стряслось из-за незнанья тебя, геометрия)
Юноша стал забываться. Полдень. Пробило двенадцать.
И наполнялось тряпичными лилиями сердце и перебитыми крыльями.
И у себя на губах он заметил слово, которое было последним.
С рук словно слезли перчатки, и на пол пепел, пушистый и вкрадчивый, падал.
А за балконом виднелась башня. Вот он сливается с этой башней.
Маятник замер, и время смотрело мимо него циферблатом без стрелок.
И различил он на белом диване тени простертой своей очертанье.
Некий юноша, геометрически-резкий, вскинул топор - и зеркало вдребезги.
И из-за зеркала влага густого мрака заполнила призрак алькова.
ЛЮБОВЬ
ПЕСЕНКА ПЕРВОГО ЖЕЛАНИЯ
На зеленом рассвете быть сплошным сердцем. Сердцем.
А на спелом закате соловьем певчим. Певчим.
(Душа, золотись померанцем. Душа, любовью отсвечивай.)
На цветущем рассвете быть собой, а не встречным. Сердцем.
На опавшем закате голосом с ветки. Певчим.
Душа, золотись померанцем. Душа, любовью отсвечивай.
МАЛЕНЬКИЙ МАДРИГАЛ
Четыре граната в салу под балконом.
(Сорви мое сердце зеленым.)
Четыре лимона уснут под листвою.
(И сердце мое восковое.)
Проходят и зной и прохлада, Пройдут и ни сердца, ни сада.
ОТГОЛОСОК
Уже распустился подснежник зари.
(Помнишь сумерки полночи летней?)
Разливает луна свой нектар ледяной.
(Помнишь августа взгляд последний?)
ИДИЛЛИЯ
Не проси - ни словом, ни видом я секретов весны не выдам.
Потому что для них давно я словно вечнозеленая хвоя.
Сотни пальцев, тонких и длинных, тычут с веток во сто тропинок.
Не скажу я тебе, мое диво, отчего так река ленива.
Но вместит моя песня немо глаз твоих светло-серое небо.
Закружи меня в пляске долгой, только хвои побойся колкой.
Закружи ты меня на счастье в звонкой нории, полной страсти.
Ай! Не место мольбам и обидам, я секретов весны не выдам.